"Константин Ваншенкин. Графин с петухом " - читать интересную книгу автора

и взвод запел лихо и слаженно.
Через полчаса они уже сидели у костра, отворачивая лица от жара и
отстраняясь от огня, когда подбрасывались сухие ветви и он вздымался, ревя и
почти выходя из-под контроля. Но огонь быстро опадал, костер горел сильно и
ровно, можно было хорошо просушиться.
На земле шла война, большинство из них знало, что это такое, а вскоре
им предстояло подтвердить и умножить эти свои знания, но здесь, у костра,
жизнь была устойчива, привычна. Здесь не было ничего и никого, мешающего
взгляду и слуху. Это был их клуб, ассамблея. Это был час равенства.
- Умаялись? - говорил лейтенант Плужников, сухо поплевывая. Он сидел,
широко расставив колени и равномерно кидая в огонь мелкие ветки и сучки. -
Бросьте, вы молодцы. На выходе сколько прошли? И ничего не заметно,
отстрелялись еще прилично. Вот я в училище учился в сорок первом, вот там
был распорядок. Приходили - падали. Бабу голую рядом положи - не
шелохнешься. Не заметишь! - это была его любимая тема, но она не получила
достойного развития, потому что большинство слушателей не находило в
описанной ситуации ничего необычного. Лишь немногие вообще знали, что это
такое.
- Письмо получил, - невнятной скороговоркой пробормотал Двоицын, -
сестра пишет, сосед воротился из госпиталя, а жена-то с другим. Ну, он
выгнал и живет.
- Кого выгнал?
- Этого выгнал, с женой живет.
- Хо! - возмутился Стрельбицкий. - Да я бы убил обоих, - и, подумав,
уточнил: - Если фронтовик, не тронул бы, а тыловой - на всю жизнь бы
покалечил.
- А ее? - спросил Пашка Кутилин, сладко покуривая. - А как дети?...
Здесь Витьке ответить было трудно - ни жены, ни детей у Стрельбицкого
не было. И никто, разумеется, не знал, что никогда их у него и не будет.
- Жизнь, - сказал Веприк, - она свое показывает. Он стоял на одной
ноге, сняв сапог, и сушил, держа в вытянутых руках, ржавую байковую
портянку.
- Жизнь прожить - не поле перейти, - поддержал Голубчиков своего
отделенного.
- А если оно минное, поле-то? - опросил Пашка, вскидывая карие, живые,
то хитрые, то наивные - по желанию - глаза.
- Так-то, брат, - не понял, но сухо ответил Голубчиков.
- Минное-то не больно перейдешь, - усмехаясь, пояснил ему помкомвзвод
Агуреев. Он ценил понятливых.
- Голубчиков, - сказал лейтенант, - а сам небось, как в деревню войдем,
так и высматриваешь, как бы к молочнице подвалиться.
- Они с Боровым ведут наблюдение.
Трещал костер. Мишка Сидоров просушил портянку, надел ботинок и сидя
спал, держа обмотку в руке, она развилась, упала кольцами. Белобрысый
Двоицын стоял, забрав полы шинели под ремень, сушил шаровары, а потом просто
грелся.
Это был счастливый час, но на них и на всем вокруг лежал отчетливый
знак предстоящей вскоре перемены Разговоры постепенно смолкли. Все сидели
расслабленно, думая каждый о своем и, как Борька Лутков, были мыслями далеко
отсюда.