"Константин Ваншенкин. Авдюшин и Егорычев " - читать интересную книгу автора

- Давай!
Дома Алешу ожидало письмо отца - маленький помятый треугольник. Отец
сообщал, что жив-здоров, что бьет немецко-фашистских гадов, и интересовался
школьными успехами сына.
Через десять дней пришли повестки - с "вещами".
"...явиться в райвоенкомат к 10 часам утра, имея при себе смену белья и
продукты питания на трое суток... "
А до этого они с Пашкой бездельничали, ходили в клуб по вечерам - в
кино, на танцы, - и все.
Мать продала кофту, купила большую буханку хлеба, брус шпика, немного
сахару. Зато было только начало месяца, и Алешина "ученическая" карточка
оставалась почти на месяц для матери и бабушки, и он испытывал такое
чувство, будто побеспокоился об остающихся женщинах.
За день до отъезда устроили нечто вроде проводов у девчонок, в Поселке
индивидуальных домов. Сложились деньгами и талонами, а кое-что поставили
сами девчонки.
Здесь были девчата, с которыми они когда-то учились и которые потом
бросили учиться и пошли работать, и ребята, с которыми они учились, - теперь
они тоже шли в армию, и другие, моложе, и совсем незнакомые.
На столе горели две керосиновые лампы - электричества здесь совсем не
было, - в углу на тумбочке стоял патефон.
Алеша выпил (пили разбавленный, подкрашенный ягодой спирт) и увидел
Ляльку, с которой они учились раньше, она ему давно нравилась, но он ей об
этом никогда не говорил - как-то это было ни к чему. Он решил было сказать
ей об этом сейчас, благо установилась какая-то удивительная, откровенная
атмосфера, но раздумал.
В полумраке комнаты плакали девчонки, целовали ребят, не стесняясь
окружающих. Звучал патефон, некоторые танцевали, натыкаясь друг на друга, и
их тени, колыхаясь, двигались по стенам.
Алеша встал, нетвердо пошел к выходу. В сенях Пашка целовал какую-то
девчонку (в темноте Алеша не разобрал кого, не все ли равно!), прижимая ее к
стене. Алеша вышел на крыльцо, постоял, как был, без шапки. Доски крыльца и
снежок на них приятно поскрипывали под его ногами. Он замерз, вернулся в
дом, налил себе полстакана, выпил. Рядом с ним села Антонина - раньше он ее
видел всего несколько раз, - здоровая девка его роста, даже повыше, положила
ему голову на плечо.
- Чего ж ты один, бедненький? Мне тоже налей! Он встал, налил ей водки,
она выпила, запила чем-то и сказала, почти не понижая голоса:
- Ох, кудрявенький, приходи ко мне. Знаешь, где живу? А то убьют, про
баб ничего не узнаешь.
Она засмеялась и стала прикуривать над ламповым стеклом.
Он смутился, хотя никто и не слушал их, встал, начал заводить патефон,
ставить пластинку.
Потом он одевался, долго искал шапку, его целовали девчонки, с которыми
он когда-то учился. Пашки нигде не было, и он пошел один. Он шел по дороге
вверх, поднимаясь к своему дому, что-то напевая, иногда останавливаясь,
думая о Ляльке и Антонине, путая их. Он совсем не чувствовал себя пьяным.
Кругом не было видно ни огонька, но было светло от снега.
На другой день, накануне отправки, они с Пашкой пошли в парикмахерскую.
Алеша уселся в кресло, посмотрел на себя в зеркало.