"Сергей Валяев. Трупоукладчик" - читать интересную книгу автора

отвлекают, стволы.
- Где Гунченко? - повторил вопрос хозяин Ртутной горы; наверное, его в
детстве уронили с самолета.
- Я, - ответил я.
- Что?
- Я - Гунченко.
- Что-о-о?!
- Он может подтвердить, - кивнул на своего товарища.
- Да, Гунченко, - крякнул тот. - Вылитый. Весь в папу. И маму. Бля'
бу!
- Да они из нас идиотов, еп'род! - рявкнул господин Колесник. - Кто
такие? Я из вас!.. - И захлебнулся от возмущения.
Я понял, что время шутить прошло и надо отвечать на поставленные
вопросы. Я хотел признаться, что мы являемся сотрудниками ЦРУ, да не успел.
Молчаливый и угрюмый генерал-зек ударил ладонью по столу и поинтересовался,
с каким оружием явились "казачки" сюда, в эту гористую местность. Господин
Колесник зазвенел ключиками, открывая маленький, уютный сейф. Вытащил из
его бронированного нутра моего "Стечкина". Бревново с брезгливостью принял
шпалер. Проверил обойму. Затем грузно поднялся... Никто из присутствующих
не понимал его намерений. Даже я. Хотя крашеный подлипала взвизгнул вполне
определенно:
- Отшмали яйца! - Не уточняя, кстати, кому именно. Не был ли он
мазохистом или там эксгибиционистом?
Между тем "братишка" тяжелой поступью командора приближался к нам.
Пистолет (мой) в его руках был весомым аргументом в успешном продолжении
душевной беседы. Наши взгляды встретились, как два товарняка, груженные
зековским лесом, на перегоне станции Зима. Бой колес на стыках - боль
сердец...
- Ну-с, чувырло, - проговорил бывший мужик, тыкая монокль ствола в лоб
Котэ. - Считаю до трех! Раз! Два!..
Три! Выстрелы прогремели, как гром, прошу прощения, среди ясного неба.
Но только не для меня. Четыре! Я уже рвал "Беретты" из рук потемненных
неожиданными пулями спецбойцов. Пять! Пистолет-пулемет - Кото, стоящему
памятником. Шесть! Съем предохранителя. Семь! Палец на спусковом крючке.
Восемь! Две цели, обмершие навсегда. Девять! Пуск - девятимиллиметровые,
надежные патроны "Парабеллум" прошили телесную плоть врагов. Десять! К
сейфу - документы прежде всего. Одиннадцать! Кровный брат бросает мне
"Стечкина" и показывает, чтобы я ему прострелил предплечье! Двенадцать! Я
это делаю. Тринадцать! Я выталкиваю из кабинета Котэ-памятник и, вспоминая
мать-перемать, требую от него более активных действий.
- Ё-мое! - перекрестился оживающий памятник Дружбе народов. - Вот это
еп' феерия!
- Работать, дурак! - заорал я.
И вовремя: впереди труднодоступными мишенями замелькали монстры во
плоти. Единственным нашим преимуществом перед ними были внезапность и
натиск. И плотный огонь на поражение.
Я и Котэ родились в бронежилетах. Мы успели вырваться из мраморного
капкана горы Ртутной. Спецохрана не была готова к внутреннему бою и
отступала с беспорядочной пальбой. Отбив ещё одну "Беретту", я работал с
двух рук. Кото держал тыл, помогая себе дикими воплями. Казалось, что