"Сергей Валяев. Трупоукладчик" - читать интересную книгу автора

возникающего от предвечерней сини небес, от деревьев, клубящихся, повторю,
изумрудной дымкой, от обновленного сарая, от огорода, от скорбящего Педро,
от костра и людей, хлопочущих возле него.
Что может быть прекраснее чувства вечной природы и вечного мира?
Я сентиментален, как русский турист на берегу Мертвого моря, это
правда. Что делать, у каждого из нас свои маленькие слабости.
Неожиданно, подобно инородному телу, в этот гармоничный мир ворвался
Котэ, воплем сообщая о своем лихом появлении. В галифе.
Пингвин в Африке выглядел куда привлекательнее, чем наш друг. Педро
забрехал, мы дружно поприветствовали обновленного, как забор, Котэ словами
о его чересчур привлекательном виде. Для местных доярок и телятниц,
единственных ещё работающих в республике эмбриональной демократии. И
трудятся лишь по причине того, что жалко скотину. Однако не будем о
грустном. Нет такой демократии, которая бы прижилась у нас. Пережуем и эту,
декоративную, как корова пережевывает траву-мураву.
- Вах! Что понимаете в мужской красоте! - возмущался Котэ, парусинил
галифе. - Дэвушкам я нравлюсь! А?
Девочки смеялись и требовали поставить махолет на службу обществу.
Кото отправился к костру гонять дым, а я - встречать дорогого и ожидаемого
гостя.
Дед Емеля. Бедолага, вид у него был, как у кинутого в кювет рваного
башмака. Или как у передавленного автогрузовиками пешехода. В чем дело?
- Так это... погуляли, - оправдывался старик, - на премию, чтоб ей!..
Грибочков, кажись, не тех куснули. Трюфлялями вроде прозываются.
- Ничего, Емельич, выдюжим, - сказал я. - Подлечимся у костерочка.
- Эт' точно, сына, клин клином вышибают.
Вот что делает с простым русским человеком капиталистический образ
жизни. Хворает он от него. И телом, и душой. Травится заморскими трюфелями
и прочими кормовыми, продержанными с полста лет подачками.
- Кото! Плесни Емельичу для бодрости духа, - попросил я. - Это дед
Емеля, ударник частного строительства, - и показал рукой окрест. - Прошу
любить и жаловать.
- А чего жалуете, батоно? - засуетился человек в галифе, прекратив ими
отмахивать дым и раздувать пламя. - Нашей горькой? Или "Наполеону"?
- Нашу-нашу, братки, - уксусно сморщился старик. - От чужого того...
несет, как куренка.
- Садитесь, дедушка, - предложила Лада.
- О, тута девицы-красавицы? Добре-добре...
Я понял, что процесс пошел. И мое присутствие пока не обязательно. Я
переоделся в спортивный костюм и, когда появился перед праздным людом, то
был встречен восторженными воплями.
- О Космонавт-Космонавт, - кричал Емельич. - Счастливого полету! -
Кажется, он уже частично вылечился. Его поддержал Котэ:
- Я - Земля! Я своих провожаю питомцев!
Петь ему в хоре имени Пятницкого. Его, моего друга, поддержал Панин:
- Все бортовые системы функционируют нормально. Даю отсчет: девять,
восемь, семь...
И почему мой друг не работает в ЦУПе? Его поддержали девочки:
- ... шесть, пять!.. Саша, мы с тобой!.. Маргоша, пиши репортаж!
Ур-р-ра!.. Три, два, один! Старт!