"Сергей Валяев. Миллионер" - читать интересную книгу автора

- А это что? - указал на завалявшуюся гильзу. - Хороший аргумент при
тарах-барах?
- Веня, козел! - рассвирепел мой друг. - Иди сюда! Сколько говорить:
подчищай за собой, - и кинул предмет раздора в сторону увальня с
трапециевидной башкой, где прятался маленький орешек мозга.
Боец молча поймал гильзу, сплющил её пальцами и запулил в речку,
навеки схоронив вещественное доказательство. Мой друг развел руками:
сегодня случилась нетипичная история, а так - мирные переговоры, как на
женских Женевских озерах. То есть период деления территорий заканчивается и
начинается новая эпоха - эпоха стабильности и порядка.
- У нас не может быть порядка, - заметил я.
- Почему?
- Мы идем своим путем, - и уточнил, - развития. - И рукой изобразил в
воздухе замысловатую загогулину, похожую на византийскую вязь.
- Ша, - сказал Вася. - Обломовщина кончилась, начинается штольцовщина.
- А ты хорошо учился в школе, сукин сын, - посмеялся я. - Ишь, какими
аллегориями заряжаешь.
- Жизнь лучший учитель, - проговорил мой друг. - И даже идиот от неё
здоровеет.
Тут мы вспомнили о нашем дворовом дурачке Илюшке Шепотиннике. В
детстве и отрочестве он жил под нашей защитой. Почему мы с Сухим взялись
его опекать, сложно объяснить. Наверное, двор наш был дружен и каждый, в
нем проживающий, имел гарантию на силовую заботу. Или мы видели в Илюше
человечка, отмеченного Божьим промыслом? Трудно сказать. Как трудно
сказать, когда начала прогрессировать его болезнь.
Хотя имею подозрение, что все началось в тот жаркий июльский денек,
когда наша шумная дворовая компания переместилась на ж/д станцию Беговая.
Там тушинская шпана развлекалась тем, что прыгала с чугунного моста на
крыши проходящих электричек и поездов.
Самый шик был в том, чтобы сигануть на скорые, уходящие в неведомую
васильковую даль, прогарцевать на них километров сто, а потом вернуться к
утру с обветренной рожей, в синяках, но с блуждающей улыбкой победителя.
Тогда всем нам было лет по десять, и мы толком не понимали, что есть
болезни головы.
Илюша был дурак, но наш дурак, и относились мы к нему почти как к
равному. Дети беспощадны в своем простодушии. Краски детства не имеют
оттенков. Мы не понимали, что наши игры - игры со смертью.
Нет, чувство страха гнездилось в наших манголо-татарских тельцах (в
районе солнечного сплетения), особенно, когда они готовились к прыжку на
спину ревущему металлическому зверю, да никто из нас никогда не признался
бы в подобной квелости. Безумные игрища голодранцев, уверивших в свою
безнаказанность. Мы гневили Бога, но до поры до времени ОН был за нас.
В тот летний денек все было как всегда: мы гроздьями повисли на
заброшенном мосту в ожидании транспортных средств. И пока мы ждали и
щебетали, выяснилось, что с нами увязался Илюша. Обычно за ним
присматривала старшая сестра, а тут по какой-то причине не уследила.
Шепотинник сидел на просмоленной шпале и пускал слюни, глядя перед
собой. С виду ничем не отличался от нас. Разве что, присмотревшись, можно
было отметить некую неловкость в движениях и некий взгляд, обращенный в
себя. Говорил Илюша короткими фразами, повторяя их до бесконечности. Он