"Сергей Валяев. Миллионер" - читать интересную книгу автора

Сергей ВАЛЯЕВ

МИЛЛИОНЕР

Роман


Там, где оканчивается государство, там начинается человек...
Ф. Ницше
Кажется, в свои первые четыре года жизни я сделал закономерный и
банальный вывод: деньги - зло. Умненький такой пиноккио Славчик
Мукомольников из тушинской окраины нашей любимой столицы. Почему так решил?
Скорее всего, по причине родительских ссор, которые возникали акурат два
раза в месяц: 5 и 20. Помню, когда начиналась перепалка между родными
людьми, я делал вид, что занят игрушками и липким леденцом, но при этом с
интересом наблюдал за семейным раздраем.
Поначалу пропахший потом, металлом, дешевым молдавским вином и
пирожками с местными котятами, отец приплясывал вокруг матери, держа в руке
веер из разноцветных бумажек. Мать смеялась и весело пела:
- Ай-лю-ли! Денежки мои!
- Ох-хо-хо, нетушки-хушушки, - хохотал отец, крутя пролетарские
кукиши. - Мои-мои!..
Это был странный, постоянно повторяющий пляс взрослых, превращающихся
в радостных кривляк. И все из-за цветной, нарезной, пропитанной воском,
бумаги?
После праздничного ужина родители начинали её делить. И я чувствовал,
как в дом заплывает гнетущее облако лиха. Мать плакала, отец бил кулаком по
столу и говорил громкие, некрасивые слова. Оба менялись так, будто их лица
обливали кислой кислотой.
Защищая себя, я начинал хныкать. Мать хватала меня, прижимала к себе,
и я чувствовал луковой запах страха. Испуг матери и её попытки защититься
ребенком бесили отца: он издавал рык и... все зависело от степени опьянения
и душевной его утомленности. Или ник пьяным темным ликом в салат оливье,
или валился всем телом на пол, или хватался за топор. Последнее случалось
крайне редко. Топор был дедовский, огромный, с натруженным, ладонями
отшлифованным топорищем. Он лежал в коридорчике, являясь, видимо, нашим
домашним охранительным орудием. Очень удобно он валялся для хмельной
отцовской руки. Почему мать не убирала топор неведомо, и однажды мы с ней
чуть не лишились своих мелких жизней. Мать, держащая меня на руках, успела
закрыть дверь в комнату, да неосторожно прислонилась к косяку. Я же лбом
упирался в доски и лезвие топора, пробив некрепкое дерево...
Наверное, меня спас Спаситель: грубый металл оцарапал лишь мою
ангельскую щеку. Дальнейшее помню плохо - оказавшись на полу, нырнул под
тяжелую панцирную кровать, где и спрятался от шумного и яростного мира
взрослых.
Впрочем, все эти народные игры родителей только укрепляли мою
ненависть к цветной бумаги. И однажды, улучив момент, когда возникла
очередная семейная стыка, я стащил несколько ассигнаций со стола и разорвал
их в клочья. "Зло" в клочья - видимо, это был мой первый осознанный и
решительный поступок. Мать плакала, пытаясь склеить бумажные лоскутки, а