"Сергей Валяев. Миллионер" - читать интересную книгу автораСергей ВАЛЯЕВ
МИЛЛИОНЕР Роман Там, где оканчивается государство, там начинается человек... Ф. Ницше Кажется, в свои первые четыре года жизни я сделал закономерный и банальный вывод: деньги - зло. Умненький такой пиноккио Славчик Мукомольников из тушинской окраины нашей любимой столицы. Почему так решил? Скорее всего, по причине родительских ссор, которые возникали акурат два раза в месяц: 5 и 20. Помню, когда начиналась перепалка между родными людьми, я делал вид, что занят игрушками и липким леденцом, но при этом с интересом наблюдал за семейным раздраем. Поначалу пропахший потом, металлом, дешевым молдавским вином и пирожками с местными котятами, отец приплясывал вокруг матери, держа в руке веер из разноцветных бумажек. Мать смеялась и весело пела: - Ай-лю-ли! Денежки мои! - Ох-хо-хо, нетушки-хушушки, - хохотал отец, крутя пролетарские кукиши. - Мои-мои!.. Это был странный, постоянно повторяющий пляс взрослых, превращающихся в радостных кривляк. И все из-за цветной, нарезной, пропитанной воском, бумаги? как в дом заплывает гнетущее облако лиха. Мать плакала, отец бил кулаком по столу и говорил громкие, некрасивые слова. Оба менялись так, будто их лица обливали кислой кислотой. Защищая себя, я начинал хныкать. Мать хватала меня, прижимала к себе, и я чувствовал луковой запах страха. Испуг матери и её попытки защититься ребенком бесили отца: он издавал рык и... все зависело от степени опьянения и душевной его утомленности. Или ник пьяным темным ликом в салат оливье, или валился всем телом на пол, или хватался за топор. Последнее случалось крайне редко. Топор был дедовский, огромный, с натруженным, ладонями отшлифованным топорищем. Он лежал в коридорчике, являясь, видимо, нашим домашним охранительным орудием. Очень удобно он валялся для хмельной отцовской руки. Почему мать не убирала топор неведомо, и однажды мы с ней чуть не лишились своих мелких жизней. Мать, держащая меня на руках, успела закрыть дверь в комнату, да неосторожно прислонилась к косяку. Я же лбом упирался в доски и лезвие топора, пробив некрепкое дерево... Наверное, меня спас Спаситель: грубый металл оцарапал лишь мою ангельскую щеку. Дальнейшее помню плохо - оказавшись на полу, нырнул под тяжелую панцирную кровать, где и спрятался от шумного и яростного мира взрослых. Впрочем, все эти народные игры родителей только укрепляли мою ненависть к цветной бумаги. И однажды, улучив момент, когда возникла очередная семейная стыка, я стащил несколько ассигнаций со стола и разорвал их в клочья. "Зло" в клочья - видимо, это был мой первый осознанный и решительный поступок. Мать плакала, пытаясь склеить бумажные лоскутки, а |
|
|