"Аркадий Ваксберг. Прокурор республики (Документальная повесть)" - читать интересную книгу автора

библиотеке. Читал, заражая своим волнением даже равнодушных к поэзии.
Вот и сейчас.
- Николай Васильевич, почитайте еще!
Его никто не зовет "господин учитель". В этом одном - вызов
гимназическим порядкам.
- Ну, пожалуйста, Николай Васильевич, хотя бы
Крыленко посмотрел на часы, покачал головой: до конца перемены осталось
двенадцать минут. Будет скандал...
Ну ладно: семь бед - один ответ.

Милый друг, я умираю
Оттого, что был я честен;
Но зато родному краю,
Верно, буду я известен.

- Кто это? - пробасил с последней парты зачарованно слушавший учителя
долговязый паренек, один из самых начитанных и смышленых.
- Добролюбов, - ответил Крыленко и пытливо обвел глазами класс,
стараясь понять, говорит ли мальчишкам что-нибудь это имя.
- Кто, кто?..
- Добролюбов. Никогда не слыхали?
Класс молчал.
- Хорошо, я расскажу о нем на следующем уроке.
- А сейчас еще стихи! - умоляюще произнес долговязый.
И хором все подхватили:
- Стихи, стихи!
За плотно закрытой дверью школьный коридор гудел большой переменой. Со
двора доносились возбужденные голоса, цокот копыт и тарахтенье коляски по
мостовой.
- Ладно, вот вам стихи...

Известно мне: погибель ждет
Того, кто первый восстает
На утеснителей народа;
Судьба меня уж обрекла.
Но где скажи, когда была
Без жертв искуплена свобода?


- Рылеев... Рылеев... - раздалось сразу несколько голосов.
- Да, Рылеев, - подтвердил учитель. - Предчувствие не обмануло поэта.
Он действительно погиб за край родной. Слова не разошлись с делами.
- А теперь Пушкина!
Это стало уже традицией. Каждый урок, чему бы ни был он посвящен,
заканчивался пушкинскими стихами.
- "Во глубине сибирских руд", - медленно, тревожно начал Крыленко и
почувствовал, как на глаза навернулись слезы. Волнение его тотчас
передалось ученикам - он прочел это по их напряженным, посерьезневшим
лицам, по едва раскрытым губам, беззвучно повторявшим за ним
величественные и горькие строки поэта: