"Лорен Вайсбергер. Дьявол носит 'Прада' " - читать интересную книгу автора

наслаждением затянулась в последний раз, растоптала окурок и велела себе
быть благоразумной. "Ты ведь не хочешь, чтобы она умерла, - думала я,
вытягиваясь на заднем сиденье, - ведь если это произойдет, у тебя не
останется никакой надежды прикончить ее своими руками. А вот это-то и будет
настоящая неприятность".
Я была полной невеждой, когда, явившись на свое первое собеседование,
вошла в один из прославленных лифтов "Эли-ас-Кларк"; лифты эти были самым
популярным транспортным средством в роскошном мире высокой моды. Я и понятия
тогда не имела о том, что наиболее осведомленные журналисты, пишущие для
колонок светской хроники, завсегдатаи светских раутов и влиятельные фигуры
массмедиа неустанно охотятся за безукоризненно элегантными, одетыми в
соответствии с последними веяниями моды пассажирами этих бесшумно скользящих
лифтов. Я в жизни не видала женщин с такими сияющими светлыми волосами, не
знала, что на поддержание достигнутого эффекта они тратят по шесть тысяч
долларов в год и что человек посвященный может определить, какой именно
стилист красил эти волосы, лишь мельком глянув на его творение. Я никогда не
встречала таких красивых мужчин. Они были в замечательной форме - не слишком
мускулисты, ведь это "несексуально", - но, глядя на их трикотажные
обтягивающие майки и облегающие кожаные брюки, вы всегда понимаете, что
видите перед собой фанатов гимнастических залов. Сумки и туфли, каких не
бывает у простых смертных, так и кричали: "Прада! Армани! Версаче!" Я
слышала от друга своего друга, помощника редактора журнала "Шик", что
частенько те или иные аксессуары встречаются в этих самых лифтах со своими
творцами - трогательное свидание, во время которого Миуччиа, Джорджио или
Донателла могут еще раз полюбоваться туфлями на шпильках из своей летней
коллекции 2002 года или сумочкой из прозрачных бусинок, бывшей частью
весенней коллекции. Да, я знала, что жизнь моя изменится, но не была
уверена, что к лучшему.
Мне было тогда двадцать три года; я провела их в зауряднейшем
американском городке, и существование мое тоже было вполне заурядным.
Вырасти в захолустном Эйвоне, штат Коннектикут, означало непременное участие
в спортивных состязаниях старшеклассников, школьных диспутах-семинарах и
"вечеринках с выпивкой" в милых загородных фермерских домиках, когда чьи-то
родители находились в отъезде. У нас были тренировочные брюки для школы,
джинсы для субботнего выхода и гофрированные юбки-солнце для
"полуофициальных" вечеров с танцами. Что уж говорить об университете! После
всего этого он стал для нас открытием нового мира. В университетском городке
проводилось бесчисленное множество общественных мероприятий, имелось
огромное число факультативов и кружков для всех "талантов", незадачливых
оригиналов и компьютерных шизиков, какие только могли уродиться на свет.
Даже если избранный вами вид творческой или интеллектуальной деятельности
изначально был доступен лишь избранным - даже тогда университет Брауна давал
вам возможность проявить себя. Единственным, пожалуй, исключением была
высокая мода. Четыре года шатаний по Род-Айленду в майке и кроссовках,
изучения французского импрессионизма и кропания бесконечных курсовых и
рефератов не дали мне ничего хоть сколько-нибудь полезного для той работы,
которую я получила по окончании университета.
Я оттягивала этот момент как только могла. Сразу после выпускного я
собрала всю небольшую наличность, какая у меня имелась, и отправилась в
путешествие, растянувшееся на пять месяцев. Месяц я колесила по Европе,