"Валерий Вахромеев. Дороги " - читать интересную книгу автора

жандармерии. Тот, который стрелял, наверно, старший в патруле, что-то
объяснил жандармам по-немецки. Нам велели снять сапоги и, подгоняемые
пинками всадников и смехом полицаев, мы двинулись в обратный путь. Миновали
мост, и дорога пошла в гору. Жандармы пустили лошадей рысью, заставляя нас
плетками бежать впереди. По дороге они весело переговаривались, видно,
обсуждая удачную поимку беглецов. Бежать в гору босиком невыносимо тяжело,
пот заливает глаза, спотыкаемся, падаем и вновь бежим, в кровь сбивая ноги.
Дорога свернула влево, и вдали мы увидели ворота нашего лагеря, будку
охраны. При нашем приближении из караульной будки вышли несколько солдат.
Немного переговорив, жандармы передали нас лагерной охране. Два немца
схватили лейтенанта и, заломив ему руки за спину, подгоняя пинками, повели в
сторону открытой двери подвала. Он находился под казармой.
Настала и моя очередь. Мне так же заломили руки за спину и подвели к
открытому дверному проему. Крутая лестница вела в подвал. Неожиданно я
получил сильный пинок сзади и полетел вниз. Но получилось так, что в тот
момент немец, державший мою правую руку, не отпустил ее. Уже падая,
почувствовал в плече резкую боль и хруст. От неожиданной и резкой боли
вскрикнул и скатился по ступенькам вниз. Мне вслед полетели мои сапоги и
шинель. Пытаюсь встать и вправить вывихнутую руку, но острая боль пронзила
как током. Правая рука повисла плетью и не слушается.
В подвале горит тусклая лампочка, цементный пол усыпан мукой. По всей
вероятности, здесь хранятся запасы муки или мелют зерно. Ко мне подошли два
немца. Один из них высокий и тощий, а второй маленький и толстый. Оба в
холщовых фартуках и сапогах, припорошенных мучной пылью. Похожи они были на
популярных тогда Пата и Паташона. Жестом мне приказали взять свои вещи и
идти вперед по длинному коридору. По обе стороны были двери кладовых.
Дойдя до конца коридора, меня втолкнули в просторное помещение,
заполненное до потолка мешками с мукой. Там уже шел допрос лейтенанта. При
ярком электрическом свете я увидел сильно избитого моего товарища по побегу.
Его допрашивали двое. Посреди комнаты стоял табурет, один немец стоял, а
другой сидел на мешке. Поочередно следовали команды "Сесть!" "Встать!". Если
лейтенант задерживался с выполнением команды, его били кулаками, а упавшего
добивали коваными сапогами. Из всей немецкой речи я мог понять только слова
"комиссар" и "коммунист". Очевидно немцев, как быков на корриде, бесили
красные лампасы командира. Лейтенант уже не мог держаться на ногах, и его
под руки уволокли два солдата.
Вот настал и мой черед. Первые слова допроса были: "Комиссар?
Комсомол?" Я отрицательно покачал головой, держась за больную руку. Рука
нестерпимо болела. Боль, пульсируя, разливается по телу. Удар сзади свалил
меня на пол. Немцы вдвоем бьют по животу, по спине - по чему попало. Это
занятие их очень забавляет. Чувствую сильный запах винного перегара. Вошли
еще двое - те, что увели лейтенанта. У каждого из них в руке было по крепкой
деревянной палке. Они о чем-то с азартом рассказывали моим палачам. Те,
вдоволь насмеявшись, продолжили прерванное занятие. Опять меня сбили с ног.
Один из них сапогом наступил мне на шею, прижав мое лицо к цементному полу
так, что стало трудно дышать. Двое подняли мешок с мукой и положили его на
меня, затем другой мешок. На эти мешки взобрался тот, который наступил мне
на шею. Сильно болела рука, разбитые губы распухли, из левого уха текла
кровь и капала на цементный пол. Под тяжестью мешков и немца я почти
задыхался. В довершение пытки меня стали бить палками по пяткам. Удары