"Анатолий Уткин. Забытая трагедия: Россия в первой мировой войне " - читать интересную книгу автора

русской армии. "Чехи, дети общей славянской матери, удивительным образом
выжившие как часовые на Западе, обращаются к тебе, Великий Суверен, с
горячей надеждой и требованием восстановления независимого чешского
королевства, чтобы дать возможность славе короны Святого Вацлава сиять в
лучах великой и могущественной династии Романовых". Были созданы специальные
воинские подразделения, в которые вначале входили только чехи, жившие в
России, а затем и военнопленные австро-венгерской армии. Сазонов обещал:
"Если Бог даст решающую победу русскому оружию, восстановление полностью
независимого Чешского королевства будет совпадать с намерениями русского
правительства".
Немцы? Их национальное единство в августе 1914 г. было впечатляющим.
Кайзер заявил 4 августа: "Я больше не различаю партий, я вижу только немцев"
{4} . Далеко не крайние из них считали войну путем к освобождению от
британских цепей и шагом к европейскому и мировому возвышению. Историк Ф.
Майнеке писал осенью 1914 г.: "Наши оппоненты приписывают нам военные планы
создания новой Римской империи - но деревья не растут до небес так быстро...
Мы должны, прежде всего, сокрушить Британию до такой степени, чтобы она
признала нас равной себе мировой державой, и я верю, что наша мощь для
достижения этой цели достаточна" {5} . Граф Пурталес, германский посол в
Петербурге, постоянно сообщал в Берлин, что ослабленная революционным
движением Россия не сможет выступить вместе с Францией. Военный атташе -
капитан Эгелинг - характеризовал русскую мобилизацию как прелюдию к тактике
1812 г. - отступлению в глубину российской территории. Кайзер, подверженный
эмоциональным порывам, делился с окружением: "Я ненавижу славян. Я знаю, что
это грешно, но я не могу не ненавидеть их" {6} . Кайзер читал телеграммы от
своих дипломатов из Петербурга, в которых говорилось, что в российской
столице царит "настроение больного кота". (Как знаем мы сейчас, "больным
котом" был сам кайзер. Получив сообщение о мобилизации в России, он впал в
панику: "Мир захлестнет самая ужасная из всех войн, результатом которой
будет разгром Германии. Англия, Франция и Россия вступили в заговор, чтобы
уничтожить нас".) Но кайзер Вильгельм плыл в русле имперской политики, где
минуты его слабости покрывались общей агрессивностью правящего класса
страны. На кайзера, в частности, влияли взгляды его университетских
однокашников - канцлера Бетман-Гольвега и министра иностранных дел фон
Ягова.
В этот час страшного национального выбора у Германии, возможно, был еще
шанс избежать истребительной войны на два фронта. Бетмана убеждали, что
именно сейчас следует предоставить давно обещанную автономию Эльзасу в
пределах Германской империи. Двумя неделями ранее могущественная Французская
социалистическая партия именно таким способом согласна была решить судьбу
потерянного Эльзаса. Пойди Германия на этот шаг - и Париж вынужден был бы
начать обсуждение немецкой инициативы.
В то же время германская верхушка сомневалась в единстве и твердости
республиканской Франции. Историк Г. Дельбрюк публично усомнился в том, что
"страна, сменившая 42 военных министра за 43 года, способна сражаться
эффективно". Но в Берлине победили воинственные силы. Даже не стремясь
предпринять действий по обеспечению французского нейтралитета, германское
правительство отправило Парижу ультиматум, требуя в качестве гарантии
нейтралитета передачу крепостей Верден и Туль. Даже с точки зрения
германского посла во Франции барона фон Шена, это было "наглое требование".