"Сергей Устинов. Можете на меня положиться " - читать интересную книгу автора

стажироваться не туда, куда следовало.
Навстречу мне по коридору шла, тяжело ступая, секретарша редактора
Нора Яковлевна. Это не женщина, а дворец. Посторонние, попав к нам впервые,
принимают ее за начальство. Она пережила одиннадцать главных редакторов, но
говорят, тридцать пять лет iазад это была стройная тихая девочка.
- Максимов, - сказала она мне, слегка отдуваясь, - я тебя ищу по всей
редакции. Третий раз звонит какой-то гражданин. Иди в приемную, он ждет у
телефона.
Это, конечно, был Кригер.
- Мой мальчик, мы как-то недоговорили с тобой утром. Я тебя случайно
не разбудил?
В голосе его была тревога.
- Нет, что вы, все в порядке, Эрнст Теодорович, - ответил я,
прикидывая, как бы это поделикатней сказать ему, чтобы он больше не звонил
по тому телефону.
- Так ты можешь ко мне приехать? В письме я не стал всего писать, а с
тех пор выяснилось, что дело гораздо хуже. Гораздо хуже! Мне нужно, чтобы
ты приехал немедленно. Я могу на тебя положиться?
Я подумал, что его выражения так же архаичны, как он сам.
- Можете, Эрнст Теодорович. Вы дома?
- Да, да! Все время дома. Разве только спущусь за газетами. Жду тебя!
Я потел в свой кабинет, сел за стол и еще раз перечитал письмо
Кригера:
"Мой мальчик! Я надеюсь на твою помощь. Один из моих бывших учеников
(ты знаешь, я теперь на пенсии, но кое-кто из ребят меня навещает) попал,
кажется, в дурную компанию. Ужасно, потому что это школьник, сын вполне
приличных и интеллигентных родителей, весьма одаренный молодой человек. Я
хорошо знаю его и вначале даже отказывался верить, но факты убедили меня.
Боюсь, здесь дело не обошлось без каких-то весьма и весьма нехороших людей.
Если ты и твоя газета сможете помочь, это будет святое дело. Подробности
расскажу при встрече. Позвони мне, мой мальчик".
Кригер жил в районе Колхозной, рядом со школой, в которой работал, где
учил меня и десятки и сотни таких же "мальчиков" и "девочек". Многие из них
на долгие годы сохраняли к нему теплое отношение, со временем сдобренное
снисходительностью. Несколько лет назад, когда его дом так же, как когда-то
и мой, собрались сносить, он получил вместе с женой однокомнатную квартиру
на самом верху шестнадцатиэтажной башни, одной из тех, что строились на
месте наших прежних развалюх. Некогда и я приложил кое-какие усилия, чтобы
помочь ему добиться этого: старику предлагали переезжать в новый район, но
он категорически отказывался расстаться со школой, в которой проработал
почти тридцать лет, и в исполкоме пошли наконец навстречу.
Я остановился прямо перед подъездом, вызвав заметное неудовольствие у
старушек на лавочке. Наверное, эти старушки как явление вечны: ям все
равно, где сидеть, перед избушкой на курьих ножках или здесь, в гуще
города, у основания современного небоскреба. Но тут мне на память пришли
слова одного знакомого участкового, который, бывало, говаривал, что лично
для него пройти мимо этого музея и не поздороваться - на грани служебного
преступления. Подумав, я решил уважить старушек и отогнал машину в сторону.
Взбежав по ступенькам, я догнал на входе женщину с двумя сумками и
галантно придержал ей дверь. В ту же секунду буквально у меня под рукой