"Глеб Иванович Успенский. Земной рай" - читать интересную книгу автора

была брошена на землю, кухарка прибавила:
- Ишь вогнал как, насилушки одолела...
- Кто это? - сделав шаг в сени, не могла не спросить Надя.
- Да это наш... барин!.. - улыбаясь, отвечала кухарка. - Бережет ее...
чтоб не было ей беспокойства..., Тоже боится, не ушла бы!..
- Как не ушла?
- Да так ему взбрело: не ушла бы, мол!.. А куды ей уйти-то?.. Коли бы у
нее дело... а то... куды ей?.. Ей и так некуда... Никакой заботы нету,
ровно царица...
Михаил Иваныч не упустил случая поддакнуть при словах кухарки "кабы
дело". Но Надя сначала посмотрела на них на обоих и, словно задумавшись,
тихо пошла вдоль пустынных сеней. Шаги ее сделались еще тише, как будто
даже боязливее, когда тяжелая дверь, обитая войлоком, ввела ее в переднюю,
в которой, кроме темноты, со всех сторон пахнул на нее спертый, тяжелый
воздух с запахом сырой гнили. Наде хотелось кашлянуть. Но тишина
остановила ее от этого. Та же тишина и тот же воздух преследовали ее в
двух-трех комнатах, по которым она шла вслед за кухаркой и где декорация
рая состояла из продавленных стульев, пыли на пошатнувшихся столах,
зеркала с какимто рисунком вверху рамы, картин, вроде схимника,
посещаемого Александром благословенным, зеленых стор, пожелтевших снизу и
в десять раз уменьшавших то количество света, которое за минуту ощущала
Надя на улице. Словно туча вдруг нанеслась на ясное небо, когда она вошла
в этот рай, и она совершенно испугалась, вместо того, чтобы обрадоваться,
когда кухарка вдруг довольно громко произнесла:
- Вот они... Пожалуйте... Почивали!
На широкой кровати с измятой периной и множеством толстых подушек
восседало какое-то растрепанное существо с развязавшейся косой, спутанными
на лбу волосами и необыкновенно испуганными глазами. Из-под желтой,
покрытой пятнами блузы, с распахнутым у горла разрезом, высовывались ноги,
из которых на одной чулок спускался почти до полу, а на другой его не было
совсем; королевна или принцесса, словом - обитательница земного рая,
упиралась руками в перину, что вместе с сонным выражением глаз напоминало
человека, над которым внезапно раздался выстрел. При виде этого существа
Надя остановилась в некотором изумлении, и в комнате некоторое время
царствовала бы мертвая тишина, если бы не залегший во время сна нос
королевны, который прорезывал эту тишину разнотонными отрывистыми звуками.
- Соня... Сонечка! - с робостью начала Надя; но прежде, нежели ей
удалось расшатать это райское спокойствие, ей нужно было не робким, но
усиленно громким голосом повторить, что "помнишь ли... Надя!.. Я - Надя
Черемухина... На санках-то..." Нужно было также потрогивать Софью
Васильевну за плечо, за руку... Но когда Софья Васильевна, наконец,
поняла, в чем дело, и несколько раз поцеловалась с Надей, крепко ее
обнимавшей, испуг ее с внезапною быстротою заменился слезами, которые
хлынули целым потоком, как вода на прорвавшейся плотине...
Лицо и тело Софьи Васильевны, продолжавшей сидеть на кровати, как-то
вдруг осели, раздались в стороны, сделались шире, и по всей их ширине
бушевал поток рыдающего трепета.
Надя глядела на это трепещущее и рыдающее существо, слушала ее
захлебывающиеся слова: "Надя!., милая... Надя!" - и вдруг ей стало
досадно. Во всем этом не чуялось ею даже и того ничтожного интереса и