"Ирина Юрьева. Только любовь ("Древние расы волшебников" #8) " - читать интересную книгу автора

обняв ее. - Я не хочу уезжать, не хочу расставаться с тобой. Ты нужна мне.
Всегда. Знаешь, Руни, я очень люблю тебя. И я хочу, чтобы мы были
счастливы... Я хочу дать тебе радость... Хочу, чтобы ты поняла, как я сильно
люблю тебя...
Ее смутили не столько слова, сколько тон, каким Эрл это все говорил. А
еще его руки и губы. То, как он ее прижимал к себе. Раньше его ласки были
нежны, осторожны и трепетны. Руки, касаясь ее тела, словно хотели сказать,
как они восхищаются им, как хотят пробудить в нем ответное чувство. Тепло...
Благодарность... Забота... Поток чувств шел легкою светлой волной, заставляя
забыть обо всем, унося за собой. А сейчас Руни вдруг ощутила пульсацию чисто
физической страсти, прорвавшейся сквозь покров бережной нежности.
Руни легко поняла, что с ним. Эта поездка в Гальдор была очень опасна.
Эрл шел, потому что не мог не идти. Понимая, что только огонь Силы Рысей
способен изгнать Черный Дух, он готов был принять этот бой. Но бесстрашный
герой, Ливтрасир, "воин Ливггарда", был только мифом, рожденным молвой, а
Эрл был человеком из плоти. Он знал, чем рискует, столкнувшись с живым
воплощением мрака. Отвага - не безрассудная смелость, а преодоление страха,
который живет в душе каждого, но подчиняется воле. Опасность всегда
пробуждает желание жить. Жить так, как не смел раньше...
Руни могла бы смириться с негаданным натиском, если бы ей пришло в
голову просто закрыться. Любой Наделенный способен не только послать мысль,
но и передать то, что он ощущает, другому. Наверное, Эрл полагал, что,
сливаясь с сознанием Руни, он ей помогает почувствовать вспышку огня, что
бушует в крови, затемняя рассудок, веля позабыть обо всем. Он хотел
поделиться с ней этим мучительно-страстным потоком, который несет непонятно
куда, гася разум, суля наслаждение...
Эрл не учел одного: каждый любит по-своему, но страсть всегда
одинакова. Древний инстинкт, проявляясь без всяких преград, мало чем
отличается от равнозначных порывов других. И, коснувшись сознания мужа,
почувствовав этот напор безудержных желаний, искусно скрываемых раньше
покровом мучительно-сладкой, пронзительной нежности, Руни перепугалась до
смерти. Столкнувшись с привычным порывом, сознание выдало полный набор
позабытых картин ее первого брака и яркий букет прежних чувств, вызываемых
Ормом.
Шок был слишком сильным, страшнее, чем после скупого рассказа о давнем
насилии.
- Я не хотел причинить тебе боль, я не думал, что это так... Так
ужасно... - сказал Эрл, немного опомнившись. - Руни, прости...
- Нет, это ты прости. Я ведь люблю тебя, Эрл, я совсем не хотела... -
Сейчас Руни бы отдала очень многое, чтобы муж смог позабыть о случившемся. -
Это как рана: она затянулась уже тонкой коркой, но может начать кровоточить
от прикосновения. Лучше не трогать ее... И она заживет! Заживет совсем. Так,
что не будет следа!
- Ты права, время лечит любые душевные раны, - ответил ей Эрл. - Вместо
них остается лишь шрам. Он не может болеть, но и чувствовать тоже не может.
Сказал ли муж это ей вслух? Или просто подумал? А может быть, Руни
сама, уже позже, закончила мысль? Сейчас ей было трудно припомнить, как все
было.

Из Гальдорхейма пришло письмо Свельд, сестры Руни.