"Милош Урбан. Семь храмов " - читать интересную книгу автора

тихонько качнулись вместе с ним, словно рыбаки на волнах. Затем колокол
успокоился. Болели уши, голова, все тело.
Полицейские держали его на руках, пока я перерезал веревку.
Окровавленная голова моталась на уровне моей груди, глаза были плотно
закрыты, кожа посинела. И только слабые стоны, срывавшиеся с губ,
свидетельствовали о том, что человек жив. Мы бережно опустили его на пол. Он
был без сознания. Убедившись, что он дышит, я осторожно ощупал его тело и
бегло оглядел живот - не отыщутся ли на нем зловещие кровоподтеки. Похоже
было, что у бедолаги перебиты или даже поломаны ребра... и скорее всего, он
получил сотрясение мозга - ведь колокол безжалостно бил им по каменным
стенам. Но он был явно не безнадежен. Один из полицейских вызвал по рации
"скорую".
Большего мы сделать не могли. Я вытер платком лицо, выпрямился - и
только тогда заметил, сколь жестоко обошлись с тем, кто не по своей воле
сделался звонарем. Прежде мы полагали, что его щиколотка обвязана веревкой.
Но теперь нам стало ясно, что последняя пропущена насквозь. Мы с ужасом
глядели на внешнюю сторону правой икры, где веревка исчезала в
отвратительной ране между щиколоткой и ахилловым сухожилием, жутким образом
калеча кожу и плоть. С другой стороны она выходила наружу, словно нитка,
протянутая сквозь игольное ушко. На конце виднелся прочный двойной узел.
Рана почти не кровоточила, но вокруг все покраснело и кое-где появились
синие пятна... Снаружи послышалась сирена, по ступеням протопали тяжелые
шаги, и появились санитары в красных комбинезонах. Вид раны их заметно
удивил, но они безмолвно уложили человека на носилки, привязали его ремнями
и снесли вниз по крутой лестнице. Я поделился с полицейскими своими
соображениями: незадолго до нашего прихода кто-то раскачал несчастного, а
потом быстро скрылся, и я был уверен, что преступник где-то рядом. Мы
обыскали все восьмигранное пространство вокруг колокола и взобрались по
приставной лесенке под самый купол. Потом мы распахнули окошки, чтобы
убедиться, что никто не скрывается на карнизе, опоясывающем башню. Однако он
оказался скошенным, так что на нем с трудом удержалась бы даже обезьяна. Мои
подозрения не подтвердились, но ощущение, что мы здесь не одни, не исчезло.
Полицейские записали кое-что и ушли, с протоколом они торопиться не стали,
ведь совсем недавно я был их коллегой. Я снова все осмотрел, но другого
выхода с башни, кроме лестницы, которой мы воспользовались, поднимаясь сюда,
не обнаружил. Это была самая настоящая тайна, такая же, как свежие цветы
мать-и-мачехи посреди ноября.

II

Qui vive?*
______________
* Кто идёт? (фр.)

У твоих дверей стою я, прошлое, я друг твой,
страж и тот, кто предостерегает.
Р. Вайнер

История моих бедствий началась тогда, когда я получил имя - или даже
прямо в тот день, когда я появился на свет. А может, девятью месяцами