"Джон Апдайк. Гертруда и Клавдий " - читать интересную книгу автора

ниже его на дюйм-два, не такого могучего телосложения и с более темными
волосами. Он редко приезжал в Эльсинор и много времени проводил в немецких
землях, воюя и шпионя для императора, хотя шпионство именовалось
дипломатией. Ему легко давались языки, и он, кроме того, служил французскому
королю, чья провинция Нормандия была когда-то датским владением - в
героические дни до короля Горма, когда каждый датчанин был воином, искавшим
подвигов и завоеваний. Вольное копье Фенга уводило его даже еще дальше на
юг, за те Пиренеи, по ту сторону которых сухие жаркие бесплодные земли все
больше завоевывались неверными, что бились кривыми мечами, сидя на
длиннокостных конях, стремительных, как птицы.
Фенг не был женат, хотя ему, как и Горвендилу, до тридцати уже
оставалось недолго. Младшие братья, думала Герута, похожи на дочерей в том,
что никто не относится к ним так серьезно, как им хотелось бы. Почему Фенг
так и не женился, хотя томление в его темных глазах говорит о жажде страсти.
Его взгляд показался ей в тот раз, когда он и Горвендил приехали в
Зеландию, чтобы востребовать благодарность ее отца, был устремлен на нее не
просто с мимолетным интересом, который взрослые уделяют резвому ребенку. Но
ей трудно было думать об одном мужчине, когда на нее наседал другой, а
Горвендил наседал на нее, огромный, в малиновом плаще и кольчуге - мелкие
железные колечки посверкивали в лунном свете, как речная рябь. Он преподнес
ей подарок: пару коноплянок в клетке из ивовых прутьев - одна черненькая с
белыми полосками, другая, самочка, в более тусклом оперении с черными
полосками. Едва пленные пташки замолкали, он встряхивал клетку, и от испуга
они повторяли свою песенку: водопад чириканья, неизменно завершавшийся
восходящей нотой, будто вопрос в человеческой речи.
- В один прекрасный день, и скоро, Герута, ты тоже запоешь песню
супружеского счастья, - пообещал он ей.
- Я не, уверена, что они поют о счастье. Может быть, они оплакивают
свою неволю. Почему бы и птицам не иметь столько же настроений, сколько их у
нас, но лишь одну-единственную неизменяемую песню для их выражения?
- А в каком настроении ты, красавица? Что-то я не слышу, чтобы ты
щебетала о нашей помолвке, о которой объявил твой отец, которую благословил
из могилы мой отец и приветствует каждый живой датчанин, если он желает,
чтобы наш народ обогатился через союз доблести и красоты, обретающей защиту
в мощи первой.
Он произносил эти заученные фразы без запинки, но негромко, испытующе,
и его глаза дразняще поблескивали. Эти удлиненные глаза с радужкой до того
светлой, что она казалась каменной поделкой, а не живой тканью.
Герута сказала резко:
- Мне следует заключить, что твоя фигура речи подразумевает тебя и
меня. Но я уже нахожусь под защитой мощи моего отца, а что до моей красоты,
как ты выразился, чтобы польстить мне, так я верю, что скорее поздно, чем
рано, она может расцвести на радость мне и моему будущему супругу. - Она
продолжала, черпая мужество в его надменном утверждении, будто всей
доблестью владеет только он: - Мне не в чем тебя упрекнуть - зерцало
воинских достоинств, как все говорят, - тебя, сразившего бедного Коллера со
всеми языческими любезностями, а затем и злополучную женщину, Селу. Ты -
умелый опытный пират и ведешь дружину на славное избиение рыбаков, почти не
имеющих оружия, и монахов, которым нечем защищаться, кроме молитв. Как я уже
сказала, мне не в чем упрекнуть тебя как отважнейшего воина, но вот в том,