"Джон Апдайк. Давай поженимся" - читать интересную книгу автора

позвонить домой через час, сказать, что она на Манхэттене, что у нее
сломался "сааб" - никак не желает заводиться - и что Фитчи предложили ей
переночевать, поскольку завтра утром у нее занятия на курсах
искусствоведения в музее "Метрополитен".
- Солнышко, это не пройдёт, - сказал он ей. - Постараемся не терять
голову. Если я сейчас посажу тебя на самолет, ты еще успеешь домой к
восьми.
- Ты этого хочешь?
- Нет. Ты же знаешь, я хочу, чтобы ты всегда была со мной.
И хотя все свидетельствовало об обратном, она чувствовала, что это
правда. Она - его жена. Это странное обстоятельство, неведомое миру, но
ведомое им, превращало не праведное - в праведное, все, казавшееся
безумием, - в мудрость. Из всех женщин Джерри выбрал ее, Салли, и самым
ценным во время их первого незаконного путешествия было то, что она
почувствовала за те два дня, как крепнет эта истина, почувствовала, как
расслабляется он. В первую ночь он совсем не спал. Она несколько раз в
испуге просыпалась, когда он выскальзывал из постели - то попить воды, то
подкрутить воздушный кондиционер, то что-то найти в чемодане.
"Что ты ищешь?"
"Пижаму".
"Замерз?"
"Немного. Спи, спи".
"Я не могу. Тебе плохо, ты несчастлив".
"Я очень счастлив. Я люблю тебя".
"Но я не могу тебя согреть".
"Ты действительно холоднее, чем Руфь, - почему-то".
"В самом деле?"
Должно быть, по ее голосу он почувствовал, что ее оскорбило это
неожиданное сравнение, ибо он тут же поспешил отступить: "Нет, я не знаю.
Забудь. Спи, пожалуйста".
"Я завтра же уеду. Я не останусь на завтрашнюю ночь, если у тебя
из-за меня бессонница".
"Не будь такой обидчивой. Бессонница у меня не из-за тебя. Это
Господь ее на меня насылает".
"Потому что ты спишь со мной".
"Слушай. Я люблю бессонницу. Это доказывает, что я еще жив".
"Прошу тебя, Джерри, пожалуйста, ложись". - Она крепко прижалась к
его телу, стараясь заставить воздушного змея спуститься с небес, и сама
уснула где-то между землей и небом, на котором в кирпичном колодце двора
за их жалюзи начинала разгораться заря. Вторую ночь Джерри еще крутился,
но спал уже лучше, а сейчас, в эту третью ночь, тремя месяцами позже,
когда весна уступила место лету, он очень скоро задышал ровно и ритмично,
в то время как у Салли все еще слегка колотилось сердце. Она старалась
внушить себе, что гордится его доверием. Заснула она, однако, со смутным
ощущением утраты, а проснулась рано утром с обостренным сознанием, что
осталась одна. Комната была совсем другая, чем в тот первый раз. Стены,
хотя Джерри и Салли остановились в том же отеле, были не белые, а желтые,
и вместо цветов на них висели два бледных гольбейновских портрета. За
жалюзи брезжило утро, и Салли видела лица словно сквозь дымку, отчего они
казались живыми - капризные, с пухлыми губками. Свидетелями скольких