"Джон Апдайк. Кентавр" - читать интересную книгу автора

из головы, как перхоть. И мне хотелось сказать всем, что это не перхоть,
как будто это могло меня оправдать. Но ничего, надо только помнить, что
нельзя чесать голову, и благородный порыв взял верх. В этот суровый день я
принесу своим товарищам алый дар, огромную искру, украшенную двумя
карманами, эмблему тепла. Шерстяные рукава благодарно скользнули по моим
рукам. Рубашка стоила восемь долларов, и мама не понимала, почему я ее не
ношу. Она редко вспоминала про мой "недостаток", но уж если вспоминала, то
не скрывала беспокойства, как будто это касалось ее самой. А у нее-то,
кроме следов на ногтях и на голове, можно сказать, ничего и не было, не то
что у меня. Но я не завидовал: ей и без того приходилось несладко.
Отец говорил:
- Нет, Хэсси, Папаша непременно переживет меня, непременно. Он всегда
жил как праведник. Папаша Крамер заслужил бессмертие.
Я не стал прислушиваться, и так знал: она это примет как упрек, что ее
отец зажился и сидит столько лет у него на шее. Она думала, что мой отец
нарочно старался свести старика в могилу. Так ли это? Хотя многое
подтверждало ее правоту, я никогда этому не верил. Слишком уж все выходило
просто и страшно.
По шуму внизу, у раковины, я понял, что она промолчала и отвернулась. Я
живо представил ее себе - шея от негодования пошла красными пятнами,
ноздри побелели, щеки дрожат. Волны чувств, бушевавшие подо мной, словно
подбрасывали меня. Когда я присел на край кровати и стал надевать носки,
старый деревянный пол вздымался у меня под ногами.
Дедушка сказал:
- Нам не дано знать, когда бог призовет нас к себе. Здесь, на земле, ни
один человек не знает, кто нужен на небе.
- Ну, я-то наверняка знаю, что я там не нужен, - сказал отец. - Очень
интересно богу смотреть на мою уродливую рожу.
- Он знает, как ты нужен _нам_, Джордж.
- И вовсе я вам не нужен, Хэсси. Для вас было бы лучше, если б меня
вышвырнули на свалку. Мой отец умер в сорок девять лет, и это было самое
лучшее, что он мог для нас сделать.
- Твой отец отчаялся, - сказала мама. - А тебе из-за чего отчаиваться?
У тебя замечательный сын, прекрасная ферма, любящая жена...
- Когда мой старик отдал богу душу, - продолжал отец, - мать наконец
вздохнула свободно. Это были самые счастливые годы в ее жизни. Знаете,
Папаша, она была необыкновенная женщина.
- Какая жалость, что мужчинам нельзя жениться на своих матерях, -
сказала мама.
- Ты не так меня поняла, Хэсси. Мать превратила жизнь отца в ад на
земле. Она его поедом ела.
Один носок был рваный, и я заправил его поглубже в ботинок. Был
понедельник, и у меня в ящике остались только разрозненные носки да
толстая пара из английской шерсти, которую тетя Альма прислала мне к
рождеству из Трои, штат Нью-Йорк. Она там работала в универмаге, в отделе
детской одежды. Я понимал, что носки дорогие, но они были ужасно толстые,
и, когда я их надел, мне показалось, что ногти у меня на ногах врезаются в
мясо, и я не стал их носить. Ботинки я всегда покупал тесные, размер 10,5
вместо 11, который был бы впору. Мне не нравились большие ноги; я хотел,
чтобы у меня были легкие и изящные копытца плясуна.