"Эрнст Юнгер. Через линию" - читать интересную книгу автора

дополняют друг друга, представляя духовную реальность как позитив и негатив.

Благоприятным знаком можно считать то, что прогнозы обоих авторов
совпадают. Достоевский, так же как и Ницше, оптимистичен; он не усматривает
в нигилизме последней смертельной фазы. Он, скорее, считает его исцелимым, а
именно, исцелимым страданием. В судьбе Раскольникова схематично представлен
процесс великого преобразования, который происходит с миллионами людей. Как
и у Ницше, у Достоевского создается впечатление, что нигилизм понимается как
необходимая фаза в движении к определенной цели.

3

Потому-то во всякой оценке положения, во всех беседах или в
размышлениях наедине с собой, касающихся будущего, настойчиво возникает
вопрос: какого пункта это движение уже достигло? Конечно же, ответ, если
попытаться его сформулировать или сконструировать, всегда окажется спорным.
Причина в том, что этот ответ зависит не столько от фактов и обстоятельств,
сколько от жизненного настроения и вообще от перспективы жизни, что опять же
делает его иначе и более настоятельно продуктивным.

Оптимизм или пессимизм такого ответа хотя и облекает собой
доказательства, однако базируется он не на них. Речь идет о разных
размерностях; оптимизм обязан глубине, а доказательство - чистоте силы
убеждения. Оптимизм способен достичь слоев, где дремлет будущее, и
оплодотворить их. В этом случае его встречают как знание, которое проникает
глубже, чем власть фактов, - и даже может творить факты. Его основа
находится скорее в характере, чем в мире. Нужно ценить такой оптимизм сам по
себе, поскольку его носителя воодушевляют воля и надежда, а также шанс
выстоять в завихрениях и опасностях истории. От этого зависит многое.

4

Оппозицией этому оптимизму служит вовсе не пессимизм. Катастрофа всегда
окружена пессимистическими течениями, в частности в культуре. Пессимизм
может выражаться как отвращение к тому, что наступает, как, например, у Я.
Буркхарда, - тогда обращают взор на прекрасные, пусть и оставшиеся в прошлом
картины. Затем случаются переломы к оптимизму, как у Ж. Бернаноса, - в
полнейшей тьме возникают проблески света. Именно абсолютный перевес
противника работает против него самого. Наконец, есть пессимизм, который,
хотя и сознает, что уровень снизился, все же считает возможным величие и в
новой плоскости, в частности, дает высокую оценку упорству тех, кто
удерживает проигранные позиции. В этом состоит заслуга Шпенглера.

Оппозицией оптимизму в большей мере выступает пораженчество, которое
сегодня неожиданно широко распространилось. Ему невозможно противопоставить
ничего из того, что наступает, ни по ценности, ни по внутренней силе. При
таком настроении паника распространяется беспрепятственно, как вихрь.
Кажется, что ярость противника, чудовищность применяемых им средств
возрастают в той же мере, в какой растет слабость людей. Наконец, людей, как
стихия, охватывает террор. В этом положении их силы подтачивает