"Людмила Улицкая, Михаил Ходорковский. Диалоги " - читать интересную книгу автора

диссертации, работали врачами или лифтерами либо участвовали в социальном
движении, которое впоследствии называлось "диссидентским". Часть этих
подросших детей прошла опыт тюрьмы и лагерей в 70-80 годах, часть
эмигрировала на Запад. А Вы как-то убереглись от этого и удачно встроились в
тогдашнюю машину, нашли в ней свое место и эффективно работали. Особенно
трогает невинность, с которой молодой человек готов пойти хоть в "оборонку",
потому что родину надо защищать.
Два десятка лет разницы в возрасте исключают ситуацию, которую легко
вообразить, будь мы ровесниками. Когда я с тошнотой отвращения и с
туристической путевкой в кармане приходила в комитет комсомола факультета
для получения характеристики, то сидели там либо прожженные карьеристы, либо
идиоты - и я отвечала на вопрос, кто там у них в Болгарии секретарь ЦК
партии. Я туда пошла в 60-е, а Вы там сидели, или в соседнем кабинете, в
начале восьмидесятых. Несомненно, Вы принадлежали к кругу людей, с которыми
я, мягко говоря, не дружила.
Оказывается - что меня и удивило в Вашем письме, - у кого-то из этих
людей в 80-е годы могла быть "позитивная" мотивация. Вы там присутствовали -
молодой, талантливый человек, мечтающий стать "директором завода",
осмысленно и правильно что-то производить, может, даже оружие для защиты
родины. И там, в этом окружении, Вы видели "прогрессистов", как Ельцин, и
ретроградов, как Лигачев. Вы находились внутри системы, и нашли там свое
место, и создали команду. Вы пишете, что идеология Вас не интересовала, а
имело значение "стремление к лидерству". Но это стремление - приличное
определение понятия "карьеризм". Это не ругательство, а определение.
Карьера, дело - важнейшая часть жизни нормального мужчины. Сегодня - и
женщины тоже. Но, как мне казалось, предлагаемые там, внутри системы,
правила игры были таковы, что порядочному человеку их принять было
невозможно. А Вы-то были мальчиком из приличной семьи. Как можно было
ухитриться вырасти "правоверным" комсомольцем безо всяких сомнений в том,
кто друзья и кто - враги? Значит, это было возможно. У меня нет оснований не
доверять Вашему анализу. Значит, я была пристрастна в своем полном неприятии
всех партийных и полупартийных людей.
В восьмидесятые годы в руководстве страны (да и на всех уровнях, вплоть
до бани и детского сада) была уже полностью изжита любая общественная
идеология, и оставался только пустой каркас.
Теперь вижу, что я неполно представляла себе картину. Может, и вовсе
неверно. Отвращение к советскому строю было во мне столь велико, что я не
допускала, что в этой позднекоммунистической среде можно на кого-то
ориентироваться, кому-то доверять. Даже кумира найти. Ельцин был для меня
одним из партработников, и я страшно заволновалась, когда все мои друзья
побежали к Белому Дому, а я сидела у себя дома и горевала: почему мне не
хочется бежать на эту демонстрацию вместе со всеми?
Через несколько дней сказала: если будет люстрация, как в Германии
после поражения нацистского режима, тогда поверю. Был большой энтузиазм, а я
не могла его разделить. Люстрации не было: почти все начальники остались
прежними, поменявшись креслами, лишь кое-кого изгнав.
Я понимаю, что в Ельцине было обаяние, и размах, и хорошие намерения.
Только кончилось плохо - сдал всю страну в руки КГБ. Нашел "чистые руки". И
Вы это, какими-то иными словами выразив, тоже, как мне показалось,
признаете.