"Людмила Улицкая. Путешествие в седьмую сторону света" - читать интересную книгу автора

оперировать. В короткий отрезок между двумя войнами, русско-японской и
германской, он одержимо работал, создавая современную школу полевой
хирургии, и одновременно пытался привлечь внимание Военного министерства к
очевидному для него факту, что грядущая война изменит свой характер и
начавшийся только что век будет веком войн нового масштаба, нового оружия
и новой военной медицины. Система полевых госпиталей должна была быть, по
мнению Алексея Гавриловича, полностью пересмотрена, и главный упор надо
делать на скоростную эвакуацию раненых и создание централизованных
профилированных госпиталей...
Германская война началась раньше, чем ее предвидел Алексей
Гаврилович. Он уехал, как тогда говорили, на театр военных действий. Его
назначили начальником той самой комиссии, о создании которой он так
хлопотал в мирное время, и теперь он разрывался на части, потому что поток
раненых был огромным, а задуманные им специализированные госпитали так и
остались бумажными планами: пробить бюрократические стены в довоенное
время он не успел.
После жестокого конфликта с военным министром он бросил свою комиссию
и оставил за собой передвижные госпитали. Это его операционные на колесах,
устроенные в пульмановских вагонах, отступали вместе с недееспособной
армией через Галицию и Украину. В начале семнадцатого года артиллерийский
снаряд попал в хирургический вагон, и Алексей Гаврилович погиб вместе со
своим пациентом и медсестрой.
В том же году Павел поступил на медицинский факультет Московского
университета. В следующем году его отчислили: отец его был ни много ни
мало полковником царской армии. Еще через год, по ходатайству профессора
Калинцева, старого друга отца, заведующего кафедрой акушерства и
гинекологии, его восстановили в студенчестве. Калинцев взял его к себе,
прикрыл грудью.
Учился Павел с той же страстью, с какой игрок играет, пьяница пьет.
Его одержимость в занятиях создали ему репутацию чудака. В отличие от
матери, женщины избалованной и капризной, он почти не замечал материальных
лишений. После смерти отца, казалось, уже ничего нельзя было потерять.
В начале двадцатого года Кукоцких "уплотнили" - в их квартиру вселили
еще три семьи, а вдове с сыном оставили бывший кабинет. Университетская
профессура, кое-как выживавшая при новой власти, ничем помочь не могла -
их всех тоже изрядно потеснили, да и революционный испуг не прошел:
большевики уже продемонстрировали, что человеческая жизнь, за которую
привыкли бороться эти прогнившие интеллигенты, копейки не стоит.
Эва Казимировна была привязана к вещам и бережлива. Она втиснула в
кабинет почти всю свою варшавскую мебель, посуду, одежду. Почтенный
отцовский кабинет, когда-то просторный и деловой, превратился в складское
помещение, и сколько ни просил Павел избавиться от лишних вещей, мать
только плакала и качала головой: это было все, что осталось у нее от
прежней жизни. Но продавать тем не менее все же приходилось, и она
постепенно расторговывала на толкучке свои несметные сундуки с обувью,
воротничками, салфеточками, обливая каждую мелочь слезами вечного
прощания...
Отношения матери и сына как-то охладели, расстроились, и еще через
год, когда мать вышла замуж за непристойно молодого Филиппа Ивановича
Левшина, мелкого начальника из железнодорожников, Павел ушел из дома,