"Людмила Улицкая. Путешествие в седьмую сторону света" - читать интересную книгу автора

- Очень часто, - кивнула Елена. - Одна лишняя ложка - и рвота. Мы
никогда и не уговариваем.
- Ну вот, - с удовлетворением отозвался старик. - Спастика. - Он
приложился ухом к животу. - На боли в желудке жалуемся? Вот тут? - Он
ткнул пальцем в какую-то точку. - Остренько так тянет, да?
- Да, да, - обрадовалась Танечка. - Остренько тянет.
"Ах вот в чем дело, - обрадовался Павел Алексеевич. - Уши-то у
старика ясновидящие. Не глаза, не пальцы..."
Сам он, как ни напрягался, ничего на этот раз не видел. Не
разворачивалась перед ним привычная картина - вид человека изнутри,
таинственный пейзаж органов, повороты рек, туманные пещеры, полости,
лабиринты кишечника...
Не выключая собственного обескураженного взгляда, он посмотрел на
Исаака Вениаминовича - багровый свет раковой опухоли охватывал желудок.
Очаг был в привратниковой части, а по средостению полз росток метастаза.
Павел Алексеевич закрыл глаза...
Снимок Тане сделали. Кое-что нашли. Анализ крови все подтвердил.
Рекомендации старого педиатра оказались изумительно старомодными. Ребенку
была предписана Швейцария, в разумных, разумеется, пределах. То есть
Швейцария подмосковная. Многочасовые гуляния, сон на свежем воздухе - к
ужасу Василисы, которая, как простой человек, выросший в деревне, в свежий
воздух не верила. А также, разумеется, питание, рыбий жир. Словом,
"Волшебная гора" Томаса Манна, о которой Исаак Вениаминович и слыхом не
слыхивал. И никаких медикаментов типа новомодного ПАСКа - зачем надрывать
печень, нагружать почки?
Павел Алексеевич кивал, кивал, а потом резко спросил, не хочет ли
старый педиатр обследовать собственный желудок. Старик твердо отказался:
- Коллега, в моем возрасте все процессы замедленны, у меня есть
хорошие шансы умереть от воспаления легких или от разрыва сердца...
"Все знает. Прав", - согласился в душе Павел Алексеевич.
Сняли под Звенигородом большую зимнюю дачу, принадлежащую карьерному
адмиралу, отправленному за мелкий грех крупного воровства в почетную
ссылку в Канаду, на должность военного атташе в посольство. Той же осенью
в академии распределяли дачи, и Павлу Алексеевичу предложили подать
заявление. Он почему-то отказался. И сам не смог бы объяснить толком, но
было инстинктивное ощущение: больно много дают, не сдерут ли потом три
шкуры? Даже Елене не сказал об этом дачном предложении.
На снятой даче поселили Таню с Василисой. Как ни уговаривал Павел
Алексеевич Елену бросить наконец свою никчемную работу и сидеть на даче,
она отказалась наотрез: не хотела ни работу бросать, ни Павла Алексеевича
одного в городе оставлять на всю неделю.
Дача была огромная, двухэтажная, с псевдоготическими буфетами и
поставцами, заполненными фарфором и всякой никчемной мелочью. В двух
залах, верхней и нижней, среди стада окаменевших кресел и стульев с
резными спинками стояло по роялю. Наверху - черный концертный, внизу -
кабинетный с треснувшей декой, из палисандрового дерева, с бронзовыми
накладками. Настройки он не держал, но это выяснилось уже после того, как
Павел Алексеевич со сторожем внесли его в одну из двух обжитых комнат -
для Тани. Пригласили учительницу из Звенигорода, и она три раза в неделю
приезжала на дом.