"Мишель Уэльбек. Г.Ф.Лавкрафт: против человечества, против прогресса" - читать интересную книгу автора

сочинений ушедшего друга.
И благодаря Дерлету и некоторым другим (но прежде всего благодаря
Дерлету), творение Лавкрафта увидело свет. Сегодня оно предстает перед нами,
как величественный барочный ансамбль, расположенный протяженными пышными
ярусами, как последовательность концентрических кругов, расходящихся от
коловращающегося средоточия абсолютного ужаса и восторга.
- Первый круг, самый внешний: письма и стихотворения. Лишь частично
опубликованы, еще более частично переведены. Письма и правда впечатляют: их
около пяти тысяч, некоторые из них по тридцать, а то и сорок страниц. Что
касается стихотворений, полного их перечня не существует по сей день.
- Второй круг составили бы те рассказы, к которым Лавкрафт причастен,
при условии, что написание их с самого начала было задумано в форме
сотрудничества (как, например, с Кеннетом Стерлингом или Робертом Барлоу),
будь оно так, что Лавкрафт предоставил автору воспользоваться своей
редактурой (примеров чрезвычайное множество; соавторство Лавкрафта -
величина переменная, иногда доходящая до полного переписывания текста).
Сюда можно добавить новеллы, написанные Дерлетом на основе записей и
фрагментов, оставленных Лавкрафтом[2].
- С третьим кругом мы приступаемся к новеллам, собственно написанным
Говардом Филлипсом Лавкрафтом. Здесь, конечно, каждое слово наперечет; все
целиком опубликовано по-французски, и не приходится больше надеяться, чтобы
их число расширилось.
- Наконец, мы можем беспристрастно очертить четвертый круг, абсолютную
сердцевину мифа ГФЛ, состоящую из того, что лавкрафтианцы из самых одержимых
продолжают называть, словно помимо воли, его "старшими текстами". Перечислю
их чистого удовольствия ради с датой написания:

"Зов Ктулху" (1926)
"Краски из космоса" (1927)
"Ужас Данвича" (1928)
"Тот, кто нашептывает во мраке" (1930)
"На горах безумия" (1931)
"Сны в ведьмином доме" (1932)
"Тень над Иннсмутом" (1932)
"Бездна времен" (1934)[3]

Над архитектурным ансамблем, задуманным Лавкрафтом, нависает, кроме
того, подобно туманно-изменчивой среде, странная тень его собственной
личности. Может быть, сочтут за раздутую, и даже болезненную, ту атмосферу
культа, которая облекает этого человека, его поступки и повадки, самые
краткие его строки. Но иначе посмотрят на дело, это я гарантирую, лишь
только с головой окунутся в его "старшие тексты". Человека, который
одаривает такими дарами, естественно окружать культом.
Последующие поколения лавкрафтианцев от этого не отступались. Как оно
всегда происходит, фигура "затворника из Провиденса" стала теперь такой же
мифической, как и его творения. И что попросту изумительно, все попытки
демистификации потерпели провал. Никакая "приближенная к подлиннику"
биография не сумела развеять ауру бередящей странности, что окутывает этого
человека. И Спраг де Камп в конце пятисотстраничной монографии признается:
"Я не совсем понял, кто был такой Г. Ф. Лавкрафт". Каким образом его ни