"Мишель Уэльбек. Расширение пространства борьбы " - читать интересную книгу автора

клубный отдых. "Так на что мне эта машина?" - с досадой говорил я себе,
сворачивая на улицу Эмиля Ландрена.
И однако я уже успел дойти до авеню Фердинана Бюиссона, когда мне
наконец пришло в голову заявить о краже автомобиля. Сейчас угоняют так много
машин, особенно на окраинах города; история с угоном встретит понимание и
доверие у всех - и в страховой компании, и у моих коллег. В самом деле,
разве можно признаться, что ты потерял машину? Сразу прослывешь любителем
глупых розыгрышей, или даже ненормальным, либо просто кретином; это было бы
очень опрометчиво с моей стороны. Такими вещами шутить не принято; именно в
таких обстоятельствах складываются репутации, завязываются или прекращаются
дружеские отношения. Я знаю жизнь, у меня есть опыт. Признаться, что ты
потерял машину, - значит практически поставить себя вне общества; нет,
решено: заявляем о краже.


Поздно вечером одиночество стало физически ощутимым, причиняющим боль.
Листки бумаги, слегка запачканные соусом от тунца по-каталански, усеивали
кухонный стол. Это были наброски к диалогам животных; диалоги животных -
литературный жанр не хуже, а может даже получше всех прочих. Данный опус
назывался "Диалоги коровы и кобылы"; его можно было бы определить как
размышление об этике, а навеян он был краткой служебной командировкой в
Бретань, в область Леон. Вот показательный отрывок из этого диалога:

"Вначале взглянем на бретонскую корову: круглый год она
пасется, ни о чем другом не помышляя, ее лоснящаяся морда
опускается и поднимается с удивительной регулярностью, и
никакая тревога не затуманит проникновенный взгляд ее
светло-карих глаз. Всё это вызывает полное доверие, всё это как
будто свидетельствует о глубоком экзистенциальном единстве, о
завидном совпадении бытия в мире и бытия в себе. Увы, в данном
случае философ попадет впросак, его доводы, хоть и основанные
на безошибочной и тонкой интуиции, окажутся несостоятельными,
ежели только он не озаботится заранее навести справки у
природоведа. Ибо природа бретонской коровы двойственна. В
течение года наступают периоды (предусмотренные неумолимой
логикой генетического программирования), когда во всем ее
существе происходит разительная перемена. Мычание становится
громче, протяжнее, меняется даже его гармоническая структура, и
порою оно до странности напоминает жалобные звуки, издаваемые
сынами человеческими. Движения становятся более нервными,
порывистыми, иногда она припускает рысцой. А ее гладкая,
лоснящаяся морда, прежде казавшаяся идеальным воплощением
первозданной мудрости, искажается, кривится от мучительного
воздействия некоего властного, необоримого желания.
Разгадка этой тайны весьма проста: бретонская корова
желает (надо отдать ей справедливость: это желание -
единственное в ее жизни), чтобы ее, как выражаются на своем
циничном жаргоне скотоводы, "покрыли". И ее покрывают, когда
напрямую, а когда нет; ведь шприц для искусственного осеменения
может, пусть и не без некоторого эмоционального ущерба,