"Эрнест Удет "Жизнь летчика" (про войну)" - читать интересную книгу авторане могли причинить друг другу никакого вреда. У нас на борту почти не было
никакого оружия и обе стороны это знали. Поэтому мы расходились как корабли на море. С началом осени война в воздухе становилась все более жестокой. Поначалу с самолетов на войска внизу стали метать стальные стрелы. Сейчас начали изготавливать бомбы, воздействие которых было почти равно эффекту от разрыва снарядов. Для того, чтобы поразить противника возможностями этого нового изобретения, 14 сентября был предпринят воздушный налет на Бельфор, в котором участвовали все имеющиеся в наличии самолеты. Юстиниус и я летим вместе. Стоит серый день и мы прорываемся сквозь пелену облаков только на высоте трех с половиной километров. Здесь наверху стоит удивительная тишина, воздух почти неподвижен. Наш Авиатик-B со 120-сильным мотором Мерседес скользит в вышине как лебедь. Юстиниус часто перегибается через борт чтобы посмотреть на землю, видимую сквозь разрывы в облачном покрове. Внезапно раздается резкий металлический звук. Как будто оборвалась струна пианино. В следующий момент машина накреняется влево, входит в штопор и, вращаясь, падает в облака. Впереди я вижу бледное и вопрошающее лицо обернувшегося ко мне Юстиниуса. Я пожимаю плечами. Я и сам еще не знаю, что произошло. Я знаю лишь, что должен давить на правую педаль со всей силы и удерживать штурвал до тех пор, пока мои руки не начинает сводить от напряжения. Мы теряем почти километр высоты, прежде чем мне удается выравнять самолет. Он все еще кренится, но больше не вращается и у нас появляется надежда, что мы сможем приземлиться. Но это означает плен! Мы все еще в пятнадцати километрах от немецких траншей. которой крепится трос, вырвана с мясом. Трос болтается в воздухе и давление воздуха выворачивает крыло вверх. Мы планируем на восток, по направлению к Швейцарии. Для того, чтобы замедлить потерю высоты, я периодически запускаю двигатель. Машина тут же снова начинает поворачивать в сторону. Крен все больше и больше, и я боюсь, что мы опять войдем в штопор. Я останавливаю двигатель. Мы выходим из облаков над Монбельяром. Альтиметр показывает 1800 метров, и швейцарская граница все еще в 12 километрах от нас. Кажется, что мы никогда до нее не долетим. Юстиниус встает на ноги и медленно вылезает из кабины на правое крыло, направляясь к центральной стойке. Здесь он ложится на крыло, его ноги болтаются в воздухе. Мое сердце поднимается к самому горлу только при виде одной этой картины. Мы находимся на высоте 1600 метров. Я вновь запускаю двигатель, и машина снова кренится в сторону. Противовес, который обеспечивает Юстиниус ощутим, но не достаточен. Я не смогу так долго удерживать штурвал. Я чувствую, что мои руки начинают дрожать. Я машу Юстиниусу. Рука, онемевшая от напряжения, не слушается меня. "Назад", я кричу, "Ползи назад!" Слово "герр" и другие формальности забыты. И Юстиниус возвращается. Медленно он ползет вдоль наклонной плоскости крыла и карабкается назад в кабину. Несколько сильных ударов сотрясают самолет, тонкое деревянная перегородка между сиденьями наблюдателя и пилота разломана на куски. Появляются две |
|
|