"Марина Юденич. Ящик Пандоры" - читать интересную книгу автора

дорогих и стильных в ту пору столичных ресторанов, проходил на столь высоком
уровне, что Таньке светило в ближайшее время отправиться домой на такси. Но
то ли шампанского было выпито чуть больше нормы, то ли "Ломоносов" показался
ей единственным блестящим шансом, словом, Танька решила сыграть свою игру и,
когда соискатель умчался готовить продолжение банкета, решилась.
- Наверное, это ужасно... - тихо произнесла она, грустно глядя на Ванду
сквозь золотистую жидкость, заполнявшую до краев тонкий бокал на высокой
ножке.
- Что именно? - Ванда в этот момент вспоминала, какое на ней белье и не
следует ли уже сейчас освободиться от некоторой его части. Долгая прелюдия с
"Ломоносовым" вряд ли могла оказаться для нее интересной. Посему минорный
пафос Таньки дошел до ее сознания не сразу.
- Сознавать постоянно, что людям, которые так и липнут к тебе, на самом
деле нужна не ты.
- Не я? - Теперь Ванде мысль собеседницы была уже ясна вполне, но
"Ломоносов" где-то замешкался и можно было позволить себе порезвиться.
- Разве ты не видишь: он готов сейчас же сделать тебе предложение.
Может, он как раз рванул за свадебным букетом.
- Возможно. И что?
- Но ведь ему нужна не ты. В том смысле, что не просто ты, а ты вместе
со всеми своими связями, возможностями... - Танька, кажется, начала
понимать, что совершила ошибку, хотя представить до конца ее последствия,
разумеется, пока не сумела, поэтому попыталась спасти положение: - Нет,
конечно, он совершенно балдеет от тебя...
- Ты находишь? Но это не имеет значения. Я все равно решила, что
сегодня пересплю с ним, а дальше - будет видно. Кстати, тебе, думаю, удобно
будет удалиться по-английски именно сейчас. Вот, - Ванда протянула через
стол купюру, - возьми такси и обязательно позвони мне на мобильный, как
доберешься, чтобы я не волновалась.
Танька поняла, что это конец. И не ошиблась. Утром к ней домой заехал
водитель Ванды и абсолютно бесстрастным голосом попросил вернуть мобильный
телефон, какие-то счета и бумаги, словом, все, что формально связывало
Таньку с Вандой. Сама же Ванда ей не позвонила ни разу. Это у нее было тоже
бабушкино - гадких, предавших ее или оказавшихся просто недостойными людей
она просто отшвыривала от себя подальше, как кожуру от банана, съеденного на
пляже, у реки, если вблизи не оказывалось подходящей емкости для мусора. И
старалась забыть об их существовании как можно быстрее. От этого иногда
страдали ни в чем не повинные общие знакомые: им тоже ни с того ни с сего
вдруг давали полную отставку просто потому, что они невольно напоминали о
чем-то неприятном.
Странными были эти ощущения. Но не страшными, хотя все основания
напугать Ванду до смерти у них были. Она вдруг совершенно отчетливо ощутила,
что десять без малого лет ее жизни удивительным и уму непостижимым образом
исчезли, растворились в необъятном океане плескающейся вокруг вечности.
Причем у Ванды, редко направляющей свои мысли в путаные лабиринты
размышлений о вечности, сейчас сложилось именно такое ощущение -
плескающейся вокруг необъятной непостижимой субстанции, которая бережно
раскачивает ее на своих волнах, вдруг прибив к узнаваемому отрезку суши. Не
просто узнан, но знаком до боли, ненавистен и ужасен был он Ванде - ибо этой
сушей был далекий ныне и почти забытый ею Туманный Альбион, холодные и