"Марина Юденич. Дата моей смерти" - читать интересную книгу автора

Некоторое время - недели две или, быть может даже три, он не появлялся
дома, что ввергало меня попеременно в разные состояния.
Животный ужас. Убили, взяли в заложники, арестовали... Все эти беды в
наше лихое разбойничье времечко (период первоначального накопления капитала,
если по научному) преуспевающего предпринимателя могут легко настигнуть в
любое время дня ночи.
Глухую тоску. Нет, никакими не глупыми были дурные предчувствия,
намедни, ровно две (или уже три? - время как-то слилось в серую холодную
бесконечность ) недели назад, когда, глядя из окна тогда еще нашей спальни
как скрывается за поворотом его массивный глянцевый лимузин, я подумала: "
Сегодня я вижу его последний раз". И тут же начала неистово бранить себя за
то что, сама, глупая, и кличу беду. Выходило, что не дурными, а очень даже
обоснованными были те предчувствия. А беда? Что ж было ее кликать? Она уже
давно носилась в воздухе, растворяясь в горьковатом аромате осенних костров
в нашем саду. Я втягивала в себя этот тревожный запах и полагала, что дело
просто в наступающей зиме, в преддверии которой старик - садовник жжет
листву в аллеях тенистого парка, обступившего со всех сторон тогда еще наш с
Егором, дом. Глупо было, уж, по крайней мере сейчас, делать вид, что я не
ощущала ее присутствия. Она ведь не только пахла горькой дымкой сгоравших
листьев, моя бескрайняя беда.
Иногда я имела возможность слушать ее. И я слушала. Слушала тишину в
телефонной трубке, когда отвечала на поздний звонок ( о, как похожи все
одинокие женщины! Теперь я сама глушу ярость этими молчанием в телефонную
трубку )
Впрочем, однажды она даже подала голос, моя беда.
Егора несколько дней не было дома. Такое начало случаться последнее
время, но, всякий раз, появляясь, он был спокоен и убедителен в своих
объяснениях. А я, бессонными ночами ожидая его появления, требовала от своей
души оставаться на высоте и верить в то, что до рассвета задерживают его
неотложные дела и проблемы. Но душа, она была прозорливее меня и лишена, к
тому же, моей гордыни, ей не за чем было оставаться на высоте, и она
металась, раздираемая самыми мучительными догадками. В одну из таких ночей
раздался телефонный звонок. Тишина в телефонной трубке, на этот раз
почему-то не взбесила меня, как обычно.
Напротив, истосковавшаяся душа моя вдруг сочинила совершенно
невероятную сказку о том, что сейчас в ночи звонит не кто иной, как Егор. С
чего бы это ему, прагматичному, а в последнее время скуповатому на
эмоциональные порывы, вздумалось звонить в собственный дом, опостылевшей,
судя по всему жене, и при том еще, как влюбленному мальчику молчать в
трубку, бедная душа моя не задумалась. Я же, следуя, как сомнамбула за ее
глупым порывом, заговорила:
- Это ты? Милый, единственный, солнышко мое, Егорушка... - вещала я в
бесконечную, гулкую пустоту, - что с тобой? Тебе плохо? Ты запутался, и не
знаешь, как быть дальше? - Трубка молчала. Могу себе представить, как
веселилась на том конце провода та, которая оказалась по воле случая, а
вернее по собственной моей непревзойденной глупости единственной
слушательницей проникновенного монолога. Однако и этой демонстрации моего
унижения ей показалось мало. На мой очередной, обильно орошенный слезами
вопрос:
- Это ты, Егор?