"Виктория Ученова. Беседы о журналистике (Серия "Эврика")." - читать интересную книгу автора

подписался,
под подпись закорючку,
и готово:
строчки растут как цветочки.
Ручки в брючки,
в стол ручку,
получил построчные -
и, ленивой ивой
склоняясь над кружкой,
дуй пиво.


Великий поэт буквально мобилизовал себя в журналистику. С мая 1926 года
до конца своих дней он штатный сотрудник "Комсомольской правды": обсуждает
планы номеров, читает редакционную почту, выступает на вечерах читателей.
Бывали недели, когда без стихов В. Маяковского не выходило ни одного
номера газеты, иногда появлялось по два, по три его произведения
одновременно.
Потому-то, испытав во всех отношениях "лихорадку хазетных буден", и мог
поэт с полным правом сказать:


Если встретите человека белее мела,
худющего,
худей, чем газетный лист, -
умозаключайте смело:
или редактор
или журналист.


Гипербола? Преувеличение? Несомненно. И все же это гораздо точнее, чем
мнение, которое репортер "Известий" В. Захарько услышал в пригородной
электричке:
- Можно посмотреть? - спросил сосед по вагону, увидев у меня пачку
газет.
Я отдал ему всю пачку, а сам отвернулся к окну.
Глядя на залитый солнцем залив, на проносящийся мимо тихий лес, я
начинал испытывать чувство, которое хоть однажды, но пережили, наверное,
все журналисты.
Чувство это похоже на зависть к людям, у которых работа "от" и "до",
кто в конце недели может спокойненько на двое суток отправиться за город,
кому не приходится расставаться с дефицитным билетом на новый спектакль,
отказываться от назначенных встреч с друзьями, прерывать чтение на самой
интересной странице, потому что им не надо в этот вечер куда-то мчаться,
кого-то срочно разыскивать, а потом сидеть всю ночь за столом и утром
обязательно везти в редакцию материал, без которого газета не может выйти.
Только не дай бог, чтобы чувство это поселялось в тебе часто и надолго.
Но сейчас я завидовал разговорчивому соседу, успевшему сообщить, что он
инженер-металлург, что вчера, в субботу, работал, зато впереди у него два
выходных.