Татьяна Тронина Золотая женщина

Солнце еще не достигло зенита, но раннюю утреннюю прохладу уже стремительно сменял летний зной, тревожный и одуряющий.

С обеих сторон заросшего разнотравьем луга темными стенами стоял лес, но он совсем не манил – наверняка там, среди деревьев, тоже было жарко. Не так жарко, конечно, как здесь, на солнцепеке… Но идти туда – в душный, полный наглой мошкары сумрак, совсем не хотелось.

Уж лучше здесь.

Уж лучше стоять здесь, посреди луга, и смотреть вдаль. Потому что дрожащий от жара воздух и хаотичный полет шмелей над цветами гипнотизировали, лишали чувства остроты, дарили обморочное забытье.

А ведь о чем-то надо было вспомнить! О чем-то важном… Или понять – то, что пока никак не желало умещаться в голове. Опять же нечто судьбоносное…

Но Вика предпочла находиться в этой точке безвременья. Она стояла посреди луга, плавясь от жара, ничего не видя, ни о чем не думая – как каменное степное изваяние.

А вдруг случится чудо и она и вправду превратится в каменное изваяние? В этот, как его… дольмен. Или верстовой столб! Высушенный солнцем, выбеленный дождем столб, у которого одно-единственное предназначение – стоять. Стоять, и все.

Воздух у горизонта слегка сгустился.

Нет, пожалуй, бессмысленно изображать из себя верстовой столб…

Вика вздрогнула и пошевелила пальцами рук, напоминая себе, что она все-таки живая.

Однако что там творится? Как будто тьма какая-то движется…

Она поморгала. Прищурилась, хотя от природы обладала хорошим зрением. Снова всмотрелась.

Потом оглянулась назад – а там-то как дела? Но позади все было спокойно. Синее небо безмятежно сливалось с зеленой травой.

И какой-то глухой гул… Или это в ушах звенит? Не стоило так долго торчать на солнцепеке!

Вика потрясла головой, но гул не исчез. Наоборот, он усилился.

Она снова повернулась вперед и с ужасом обнаружила, что темное облако совсем близко. И это… это не облако вовсе, а…

Вика полуоткрыла рот от изумления.

По лугу, прямо на нее, на бешеной скорости мчался табун лошадей.

Пока Вика осознала это, прошла еще пара секунд.

Вика метнулась вправо. Потом влево – ей показалось, что с той стороны лес ближе. На это ушло еще несколько драгоценных секунд.

Бежать было бесполезно.

Вика видела разгоряченные морды лошадей, их обезумевшие глаза. Видела, как взлетают и падают их копыта, уминая траву. Как играют мышцы под кожей. Как гривы летят по ветру.

Красиво, черт возьми.

Роскошное зрелище…

Единственный минус – лошади через пару мгновений растопчут Вику. Насмерть. Наверняка. Пронесутся вихрем, собьют, расплющат, раздавят… А потом на какой-нибудь единственной травинке неподалеку, которой не коснулись копыта, будет переливаться рубиновым блеском кровь. Ее, Викина кровь.

Опять же красиво, черт возьми, – синее небо, травинка чуть колышется… и капелька крови на ней, а в капельке ослепительно отражается солнце!

А она, Вика, так ничего не вспомнила… Не успела подумать о самом главном!

Впрочем, какой в этом смысл, если сейчас – смерть. Разве не она теперь – самое главное?

Вика хотела закричать – от ужаса. Даже не от ужаса, а… А от чего-то другого, чему и слово-то не сразу подберешь. Недаром Пушкин сказал – «есть упоение в бою, и бездны мрачной на краю…». Нечто подобное испытывают мореплаватели, когда попадают в шторм и над ними нависает последний, девятый вал. Нечто подобное чувствуют срывающиеся в пропасть альпинисты, когда несутся вдоль скал к земле. Или, например, незадачливые путники, на которых надвигается смерч.

Первобытная жуть. Древняя. Ни с чем не сравнимая. Раритет, доступный редким избранным…

Лошади были уже в нескольких метрах от Вики. Топот копыт заглушил все прочие звуки. Она ощутила на лице конское дыхание, и…

Вика закричала:

– А-а-а!..

…Когда она сообразила, что это всего лишь сон, было уже поздно.

Вика сидела на кровати и вопила.

Она видела в зеркале свое отражение с открытым ртом (надо же, даже мягкое нёбо разглядеть можно!) и продолжала орать.

Затем опомнилась и закрыла рот, ощущая, как ломит челюсти.

А потом в комнату вошел Андрей. В руках у него был поднос, на подносе – кружка, и над кружкой дымился приятный парок.

Увидев этот пар, Вика окончательно пришла в себя.

Это был всего лишь сон. Никакого луга, никакого табуна обезумевших лошадей… Ничего. Она дома, в постели, а рядом – муж, добрейшей души человек.

Андрей подошел к кровати, осторожно поставил поднос рядом с Викой.

– Проснулась?

Он поцеловал ее в щеку мягкими губами.

– Твой цикорий, дорогая…

– Это не цикорий, а самая настоящая цикута… – невнятно пробормотала Вика.

Андрей добродушно засмеялся:

– Ого, мы шутим – это хороший признак! – И после паузы добавил: – А насчет цикория ты не права – в нем масса полезных веществ и ни капельки кофеина…

– Прости.

Андрей аккуратно сел на краешек кровати, внимательно посмотрел на жену.

– Бедная моя… Все тот же сон, как я понимаю?

Вика утвердительно кивнула головой, с отвращением стала глотать цикорий. Не допив, отдала чашку мужу.

Андрей вышел, и Вика снова осталась одна.

Зеркало отражало ее – растрепанную, с испариной на лбу, голыми тонкими руками, облаком рюшей на плечах и вокруг декольте. И глазами, в которых затухающим отзвуком читалась первобытная жуть.

Вика себя не любила. Ей было тридцать лет, она обладала неплохой фигурой и классическими чертами лица; длинными, светлыми от природы волосами и серо-голубыми глазами – скорее голубыми, чем серыми. В общем, никакого особого повода для пессимизма быть не должно.

Но Вика себя не любила. «Какая-то она жалкая…» – однажды за спиной услышала она чью-то реплику и вздрогнула. Эта фраза полностью характеризовала ее.

Она, Виктория Павловна Бортникова, в девичестве Казакова, была жалкой. И уже не имело никакого значения, что у нее приличная фигура, красивые волосы и глаза, которые скорее голубые, чем серые. Что у нее есть высшее образование, что у нее есть дом и муж. Что она физически здорова. Что может родить ребенка, а может подождать с материнством… Что не надо работать (муж неплохо зарабатывает) и не надо надрываться по хозяйству (на то существует домработница Нюра).

Она была жалкой – чистая правда. Эта правда напоминала о себе всякий раз, когда Вике приходилось общаться с кем-либо посторонним. Общение происходило примерно так: сначала к ней бросались, начинали беседу, восхищались ею. Женщины открывали душу, мужчины с ходу принимались очаровывать ее. А потом восхищение падало вдруг до нуля, болтовня заканчивалась, и собеседник (или собеседница), неискренне улыбаясь, ретировался.

Потому что она, Вика, была жалкой. В ней ничего не было, кроме оболочки. Да и та на поверку оказывалась пустой, жухлой, словно сброшенная змеиная кожа. Поворошить брезгливо шуршащий ком ногой и отойти в сторону…

Вика с отвращением отвернулась от зеркала, натянула на себя халат (хотя на самом деле назывался он «пеньюаром», но сути-то это не меняло!) и вышла из спальни.

Андрей сидел на кухне, читал газету. Работал без звука телевизор – плазменная панель размером в пол-окна…

Вика опустилась на стул напротив мужа.

Домработница Нюра тут же поставила перед ней тарелку с пышным омлетом. Потом метнулась к плите. Оглянулась, забеспокоилась:

– Виктория Пална – хлебушка? С хлебушком-то оно сытней…

Нюра была из простых. Откуда-то из-под Рязани, что ли… Полная, немолодая, добродушная, без всяких там рефлексий. Она быстро поставила перед Викой тарелку с хлебом.

– Нюра!!! – дернулась назад Вика.

Андрей, не отрываясь от газеты, спокойно произнес:

– Нюрочка, Виктория Павловна не ест хлеба. И молоко тоже уберите. Молоко – только для младенцев, взрослым его категорически нельзя употреблять в пищу…

– Да как же… без хлеба, без молока… – привычно начала было «убиваться» Нюра, но потом вспомнила, как должна себя вести образцовая прислуга, и опомнилась.

Стиснула губы, молча протерла стол и выплыла в коридор.

Вика повернула тарелку, рассматривая омлет. Нет ли в нем скорлупы? Неприятно, когда она скрипит на зубах… Хотя Нюра подобных промахов никогда не допускала. А если там маленький эластичный червячок, сгусток белковой ткани – будущий зародыш?! Такие тонкости Нюра не учитывает! Вика немедленно принялась ковырять омлет вилкой. Андрей покосился на Вику, перевернул страницу. Потом вспомнил:

– В пятницу у Черткова день рождения… Ты не беспокойся, подарок я уже купил.

Вика мгновенно напряглась, но Андрей тут же это заметил.

– Если хочешь – не ходи. Я что-нибудь совру, – мужественно произнес он.

Вика быстро сказала:

– Нет, я пойду. Обязательно! Если не приду, они бог знает что подумают… И что в этом такого сложного – появиться на дне рождения у твоего компаньона?.. Я пойду, пойду, – бодро улыбнулась она. – И ты развеешься – ведь так?

Андрей тоже улыбнулся и поцеловал Вике руку. Она почувствовала влажный след слюны на запястье и машинально стерла его. Через некоторое время Вика принялась эту руку почесывать.

– Что у нас сегодня? – Андрей сложил газету. – А, среда… Отвезти тебя к Герману Марковичу? – посмотрел он на часы. – Нет, не успеваю. Славик тебя отвезет.

– Нет! Я сама, сама…

Андрей с укором посмотрел на жену. Потом произнес спокойно:

– Сама? Сама знаешь, какое движение в Москве… А Славик – профессионал. Ты слишком дорога мне, и я не собираюсь рисковать твоей жизнью…

– Я не хочу – со Славиком… Ну его… я сама! Не надо Славика… – морщась, начала возражать Вика.

– Выдумщица! И вовсе он не пахнет.

– Пахнет, ужасно пахнет!

– Ну разве что совсем чуть-чуть. Он молодой мужчина, двадцать пять лет, в свободное время занимается спортом, силушки – хоть отбавляй…

Вика едва слышно застонала.

Андрей отбросил газету, потрепал Вику по волосам, точно ребенка.

– …А от Германа Марковича тебя заберет Эмма, – продолжил Андрей. – Ты ведь не имеешь ничего против Эммы?

Вика не ответила.

Андрей вздохнул, потоптался на месте, потом вышел.

Вика некоторое время сидела неподвижно, затем повернулась к окну.

Андрей шел через двор к своей машине энергичной, немного развалистой походкой, выбрасывая носки в стороны – он был чуть полноват.

– Солидный… очень солидный… – едва слышно пробормотала Вика. Она имела в виду не лишний вес мужа, а то, какое тот производит впечатление.

А потом Вика заметила, что продолжает расчесывать руку.

– Господи, что это? – застонала она. Чесалось именно там, куда ее поцеловал муж. Но его поцелуй тут ни при чем, поцелуй скорее был поводом, чем причиной, догадалась Вика.

– Небольшое белое или розовое пятно на коже, нечувствительное к прикосновениям, слабость, сонливость, потеря аппетита… – забормотала она, вспоминая лекции по инфекционным болезням. – Господи, это… Но откуда?..

И тут Вика вспомнила.

– Полгода назад, в посольстве! Я поздоровалась за руку с этим индусом! Полгода назад… А какими болезнями страдают жители Юго-Востока?.. Ясно какими! Хоть у проказы инкубационный период – от трех до десяти лет, но это наверняка она!..

Из глаз у Вики хлынули слезы. Она не сомневалась в том, что страшно больна. Она схватила пульт и сделала звук у телевизора погромче, чтобы Нюра не слышала ее всхлипываний.

– …все помнят школьные уроки истории о монголо-татарском иге. Но мало кто знает, что теория о завоевании Руси Ордой возникла в восемнадцатом веке и с тех пор не претерпела почти никаких изменений, – забубнил телевизор. – Но некоторые ученые, в том числе и Лев Николаевич Гумилев, считали, что Русь и Орда были равноправными империями. Более того – Орда была всего лишь регулярным русским войском, наемниками, и та самая дань, о которой мы столько слышали в школьные годы, – это всего лишь плата за услуги! Конечно, такое утверждение может шокировать. Но сами подумайте – степь и лес существовали бок о бок издавна, и жестких противоречий между ними не могло быть. Кочевники-скотоводы в степи пасли табуны лошадей, земледельцы и ремесленники лесной части страны выращивали хлеб, ковали оружие. Существовал вполне равноправный обмен между степью и лесом! Русская конница взращивалась в степях кочевниками, кочевники пользовались оружием русичей. Это симбиоз народов! Кстати, в летописях есть свидетельства о браках между русскими и ордынцами. Например, сын святого князя Даниила Московского был женат на Кончаке, сестре хана Узбека, названной в крещении Агафьей…

«Бред какой-то!» – вяло подумала Вика.

– …но возможно и третье. Симбиоз, то есть соседское существование степи и леса, то есть Орды и Руси, был когда-то нарушен. Неким внешним событием. И началось действительное противостояние. Только вот что было поводом, что столкнуло эти две империи, две культуры? Может быть, как всегда, – шерше ля фам?.. Например, в некоторых источниках упоминается о некоей кочевнице по имени Алтынай и русском князе Светозаре…

Вика поморщилась и выключила телевизор. То, что вещали с экрана, было ниже всякой критики. Она тут же выкинула из головы то, о чем говорилось в этой передаче.

«Милый мой Андрей! Не дай бог он заразится… За что ему такое?.. Хороший, милый!»

– Виктория Пална, Славик нарисовался… – закричала из коридора Нюра. – Спускайтесь, он вас в машине ожидает!

Через полчаса Вика, уже полностью одетая, поправляла перед зеркалом волосы. Ее уже не лихорадило, взгляд был безразличный, тусклый.

– Ну и ладно… Ну и пусть… Только противно все это как! И помереть-то все равно не дадут… Будут лечить до посинения! Уж лучше самой – раз, и все…

Она провела ребром ладони по шее и выскользнула в дверь.

– Счастливого пути! – крикнула ей вслед Нюра.

Вика ничего не ответила. Но вовсе не потому, что была из тех высокомерных дамочек, которые не считали прислугу за людей, – вовсе нет. Просто ей было так плохо, так тоскливо, что она не могла ни единого словечка из себя выдавить.

«Счастье… какая ирония! Неужели кто-то в этом мире чувствует себя счастливым?»

Вика вышла из подъезда во двор и увидела Славика – тот стоял, прислонившись к авто. Считалось, что вторая машина, которая была в семье Бортниковых, принадлежала Вике. А Славик стоял, вытирая платочком лоб. На щеках у него играл кирпичный румянец, глаза глядели настолько безмятежно, спокойно и даже невинно (невинность первобытных людей, не знавших греха!), что тоска Вики стала еще острее, еще нестерпимей. Были, были на этом свете счастливые люди!

Славик просиял, увидев Вику, ибо отличался патологическим добродушием, и распахнул перед ней дверцу авто.

– Добрый день, Виктория Павловна!

Вика не ответила. Плотно сжав губы и стараясь не дышать, она прошла мимо Славика и забралась в машину на заднее сиденье.

– Погода какая, а, Виктория Павловна?

Вика опять ничего не ответила. В салоне авто ощутимо пахло чем-то острым, мускусным. Запах молодого мужского тела, который не в силах заглушить ни один дезодорант, ни один одеколон. Феромоны, будь они неладны…

Славик тронул машину с места.

Вика немедленно достала из сумочки свои духи и принялась обильно поливать все вокруг.

Славик закашлялся. В зеркале Вика увидела, что его щеки из кирпично-красных стали постепенно превращаться в синюшно-багровые.

«Прости, Славик!» – мысленно произнесла Вика. Ей было жаль водителя, но изменить что-либо она не могла.

Когда наконец машина доехала до медицинского центра, Славик едва дышал. С явным облегчением выскочил из авто, помог выйти Вике из салона, а затем, опершись на ограду, принялся бурно и глубоко вдыхать свежий воздух. И интенсивно потеть, потеть…

…Вика шла по коридору за молоденькой медсестрой. Та с привычным кокетством виляла бедрами, едва заметно улыбалась каким-то своим воспоминаниям, явно приятным.

Они дошли до конца коридора, где была единственная дверь. На двери висела скромная табличка: «Герман Маркович Пелле, психотерапевт, кандидат медицинских наук, профессор».

– Прошу… – Медсестра распахнула перед Викой дверь и тут же исчезла.

– Вика, добрый день! – из-за стола поднялся навстречу Вике Герман Маркович – пожилой, сухощавый, в очках и с профессорской бородкой.

– Добрый… – выдавила из себя Вика.

Настенные часы показывали 11.30.

Вика прошла вдоль стены, увешанной всевозможными дипломами и грамотами, привычно упала на кожаную кушетку. Сложила руки на груди и уставилась в потолок – там, в углу, была едва заметная трещина, напоминающая ветку дерева.

– Ну-с, о чем мы в прошлый раз говорили? – бодро спросил Герман Маркович, снова опускаясь в кресло. Смахнул невидимые пылинки с зеркальной поверхности стола.

– О моем отце, – сказала Вика, не отрывая взгляда от трещины-ветки. Если к ней пририсовать листья и цветы… получилась бы ветка сакуры. Да, именно сакуры – уж очень стильно, по-японски, изгибаются трещины в потолке!

– Да, о вашем отце. Скажите, Вика, каким он был? Как бы вы его охарактеризовали?

– Он был потрясающий человек. Все так говорили. Все…

– Нет, меня интересует только ваше мнение, Вика.

– Это и мое мнение тоже! – с глубокой убежденностью ответила Вика. – Конечно, он по шестнадцать часов пропадал на работе – заместитель министра как-никак, выходных у него практически не было, собственно, он и умер на своем рабочем месте… но папа всегда… всегда был готов дать мне совет… интересовался моей жизнью, и все такое…

– И вы всегда следовали его советам?

– Да, а что?.. – растерянно ответила Вика.

– Даже если ваши желания не совпадали?

– Н-не понимаю… Чьи желания? Мои и папины? Папа всегда желал мне только добра…

– Например?

– Н-ну… я не знаю… вот так вот сразу трудно вспомнить… Может быть, история с институтом? – наморщила лоб Вика.

– Расскажите, – мягко предложил Герман Маркович.

– Я училась в институте… в медицинском… хотела стать реаниматологом… Мечта идиотки! – вырвалось у Вики.

Герман Маркович воскликнул укоризненно:

– Ну почему же сразу – идиотки…

– Господи, да какой из меня врач?! – нервно захохотала Вика. – Я же ничего не соображаю… А там решения надо принимать очень быстро… такая ответственность! Папа сказал, что это не для меня.

– Сразу сказал?

– Н-нет, когда я заканчивала последний курс, уже прошла специализацию. Затем должна была идти интернатура. Сдавала летнюю сессию – жара, огромный материал, который надо досконально знать, не спала три ночи… Короче, во время экзамена я грохнулась в обморок. Вот тогда папа и сказал окончательно и твердо, что медицина – не для меня. Я слишком слаба для этой профессии.

– И вы бросили институт?

– Да. Да…

Вика машинально посмотрела на свою руку, которую расчесывала утром. И с изумлением обнаружила: на ней не было никаких пятен, кожа – идеально гладкая. «Значит, я ошиблась… Что ж, следовало ожидать! Проказой заразиться трудно, особенно если находишься здесь, в Москве, а не где-нибудь в Индии или на Гаити…»

Вика беззвучно засмеялась от радости. Герман Маркович продолжал ее спрашивать, она машинально отвечала. Сама же думала: «Я здорова. Я абсолютно здорова. Никто не станет отправлять меня в лепрозорий. Я еще молодая. Все хорошо!»

– …Вика, вы меня не слушаете! – с мягкой укоризной заметил Герман Маркович.

– Нет-нет, я вас слушаю! – энергично возразила Вика.

– Вы как будто вспомнили о чем-то хорошем, да?

– Да, – соврала Вика.

Но потом она вспомнила лицо отца. Его лицо, когда он говорил ей эти слова – «Медицина не для тебя, детка».

Сказал, как отрезал.

И был прав. С какого такого перепугу она сегодня решила, что у нее проказа?! Дура. А на прошлой неделе обнаружила у себя признаки меланомы, хотя это было всего лишь чернильное пятно! Дура, дура, дура! А на позапрошлой неделе…

– Папа был тысячу раз прав – доктор из меня получился бы никудышный… – в отчаянии вырвалось у Вики. – Даже диагноз поставить не смогла бы… Какой из меня врач? Какой?!

– Ну-ну, успокойтесь…

…Часы, висевшие на стене, показывали 13.45.

Впрочем, Вика уже потеряла счет времени.

– …и все время снится этот сон! – монотонно рассказывала она. – Будто я стою посреди луга, а на меня мчится табун обезумевших лошадей. Бежать мне некуда, и я точно знаю, что через несколько секунд они меня растопчут… Это такой ужас! Даже не ужас, а… – Она задумалась, пытаясь подобрать слова. – …А смертный страх! Герман Маркович, что это значит? Герман Маркович!

Психотерапевт спохватился:

– У вас, Вика, были в реальной жизни какие-то неприятные случаи, связанные с лошадьми?

– Нет. Ни неприятных, ни приятных. Я городской человек, лошадей только на картинке видела… Несколько раз была с мужем на скачках, даже умудрилась выиграть рублей двести… Но лошади были очень далеко, я в бинокль на них смотрела! – Она вдруг нашла в себе силы улыбнуться. – А что вообще с точки зрения психоанализа значит увидеть во сне лошадь? Я хоть и училась в медицинском, но специальность выбрала другую, далекую от психологии… психиатрии…

Психотерапевт заерзал в своем кресле, явно отвлекшись от беседы:

– Очень интересный вопрос! Фрейд по этому поводу говорил, что сновидение – это осуществление запретных, подавленных, вытесненных в бессознательное желаний. В сновидении находят отражение наши собственные влечения и желания, оживают характерные черты примитивной душевной жизни, включая различные формы проявления сексуальности, и лошадь в данном случае Фрейд рассматривает как проявление кастрационной тревоги и эдипова комплекса…

Вика слушала молча, но слова Германа Марковича почему-то пугали, а не успокаивали ее. Она таращила глаза в потолок и пыталась понять, действительно ли у нее есть эти самые бессознательные желания. По Фрейду, выходило, что есть, но на деле… На деле у Вики вообще не было никаких особых желаний. Особенно сексуальных.

Герман Маркович спохватился, видимо, чувствуя, что Вика снова отвлеклась, и спросил ее прежним, «ненавязчивым» тоном:

– Скажите, Вика, а как ваш отец отнесся к вашему браку с Андреем Владимировичем?

– Отец обожал Андрея. Он сказал, что о лучшем муже для меня и мечтать не мог. Да, так и сказал: «Я, Вика, уже и не надеялся…»

– Не надеялся, что вы выйдете замуж?

– Нет, не надеялся, что я найду порядочного человека. У меня были поклонники до Андрея… Но отец их всех забраковал.

…Часы на стене показывали 14.30.

Психотерапевт закрыл за Викой дверь и сам упал на кушетку, на которой только что лежала его пациентка. Без стука, виляя бедрами, вошла медсестра Маша, поставила на стол поднос с кофе.

– Устали, Герман Маркович? – кокетливо спросила она.

– Не то слово, Машенька!

Герман Маркович при виде медсестры взбодрился, заставил себя вскочить с кушетки. «Раз-два, я чувствую себя свежим и отдохнувшим, кровь весело бежит по моим жилам…» Он сел за стол, отхлебнул из чашки горячего кофе, умильно оглядел Машеньку, упакованную в тесноватый халатик-футляр. «Напоминает скрипку… Она – скрипка, а я – Паганини…»

– …и главное, совершенно не мой случай, – продолжил Герман Маркович и осторожно подхватил медсестру за руку.

Медсестра игриво отняла у него руку:

– В каком смысле, Герман Маркович?

– Этой даме уже требуется не психотерапевт, а психиатр.

Маша засмеялась и выпорхнула из кабинета.

Герман Маркович открыл дверцу шкафа – там, с внутренней стороны, было зеркало. Он принялся пристально разглядывать свое лицо. Поправил бородку, стал репетировать различные выражения лица – доброжелательное, потом строгое, потом страстное, потом снова строгое…

«Да-с, разлюбезной Виктории Павловне требуется психиатр… Случай тяжелый!»

Минут через сорок после этих событий по коридорам медицинского центра бегала женщина и заглядывала во все двери подряд.

Это была Эмма, персональная помощница Андрея Владимировича Бортникова – мужа Вики.

Даже в свободное от работы время Эмма выглядела типичной корпоративной служащей. На ней был костюм темно-синего цвета и такого покроя (длина юбки, линия плеч, расположение вытачек, карманов и пр.), что удовлетворил бы самый суровый офисный дресс-код.

На голове у Эммы из темных волос был собран аккуратный пучок. Конечно, это был не тот пучок, который носили женщины лет двадцать-тридцать назад. Пучок Эммы был сотворен в духе современных тенденций и с помощью высококвалифицированного стилиста. Но все равно четкость линий этого пучка непроизвольно внушала деловой настрой и рабочее настроение – даже самым отъявленным лентяям.

Косметики на лице Эммы было то необходимое и достаточное количество, которое требуется для работающей женщины, – ни больше, ни меньше. На носу – очки в изящной оправе (изящной, но не вызывающей!). И очень дорогой, кстати.

Вообще внешний вид Эммы заставлял собраться и хорошенько обдумать бизнес-план на завтрашний день…

– Извините за беспокойство! – ворвалась Эмма в очередной кабинет. – Виктория Павловна не у вас?

– Пациентка Пелле? Дверь в конце кабинета… – ответили ей.

– Я была у Пелле! Он сказал, Виктория Павловна ушла.

– Ну, значит, действительно ушла.

– Да не могла она без меня никуда уйти! – сердито воскликнула Эмма и бросилась к очередному кабинету.

Но и в следующем кабинете ей не смогли объяснить, где искать Вику. Эмме стало очевидно – Вики в медицинском центре не было.

Вика сбежала. И сотовый ее не отвечал.

– Да что ж это за жизнь такая… – свирепо пробормотала Эмма, выскакивая на улицу. – Ищи теперь ветра в поле!

Она на ходу принялась набирать номер Славика.

– Алло… Ты где? Ты на стоянке? Виктория Павловна с тобой?

– Так это… – растерянно забубнил в ответ Славик. – Меня Виктория Павловна отпустила. Попросила выйти из машины, сама села за руль и сказала, чтобы я ей не мешал…

– А ты инструкции мои помнишь?

– Ну да… Я знаю, что Викторию Павловну нельзя оставлять одну, и все такое… Но она мне приказала уйти! Я и ушел. Домой.

Эмма нажала на кнопку «отбой».

В обязанности Эммы как персональной помощницы господина Бортникова входили не только организация встреч шефа с клиентами, руководителями других фирм или чиновниками, не только варка кофе, заказ авиабилетов и разбор входящей корреспонденции, но и всевозможные личные поручения.

Главным личным поручением Эммы, основной причиной ее головной боли была супруга шефа – Виктория.

Эмма остановилась возле клумбы с цветами, которая была разбита у входа в медицинский центр, и задумалась.

Куда Вика могла отправиться?..

А Вика сидела на первом этаже очередного центра – только в этот раз не медицинского, а так называемого ТРЦ – торгово-развлекательного, коих в последнее время развелось – несть числа.

Вокруг все блестело стеклом, металлом и мрамором, весело журчал фонтан в виде резвящихся русалок, и толпами ходили люди.

Вика сидела неподвижно, и только голова у нее двигалась то вверх, то вниз – она машинально следила за стеклянным лифтом, снующим между этажами торгового центра.

Когда лифт оказывался внизу, Вика видела в блестящей зеркальной панели свое отражение.

О чем Вика думала?

Да ни о чем.

Хотя нет, совсем ничего не думать человек не может… В голове у Вики копошились какие-то смутные фрагментарные образы, куски услышанных фраз, беспорядочные озарения…

«Комплекс кастрации? При чем тут он?.. И Фрейд… нет, Фрейд давно устарел… И надоел. А степные кочевники… Дикие люди. Лук, стрелы, лошадь… Лошади! Кочевники всю жизнь на лошадях ездили, набеги свои совершали! Бр-р… Я бы не смогла всю жизнь – на лошади. Страшно…»

И Вика принялась воображать кочевников на лошадях – как они с гиканьем мчатся по степи. Черные волосы полощутся на ветру, в прищуренных глазах – остервенелая ярость. Любого готовы затоптать, чего бы там нынешние историки ни утверждали!

«Что-то надо такое… о чем-то я забыла, это точно, – спохватилась она. – Вот память! Впору записную книжку заводить… Андрей. Андрей сказал, что пойдем к Чертковым. На вечер. Мы пойдем на вечер. Вот о чем я забыла!!!»

Вика вздрогнула и очнулась.

Наконец цель была найдена!

Почувствовав небывалый прилив энергии, Вика вскочила и огляделась. Магазины, магазины, магазинчики…

Она ринулась в ближайший. И сразу нырнула в ряды вешалок – точно в бушующие волны.

– Здравствуйте! – немедленно подплыла к Вике продавщица. – Я могу вам чем-нибудь помочь?

Безусловно, продавщица могла помочь, но Вике смерть как не хотелось хоть с кем-то общаться.

– Нет, спасибо… – пробормотала Вика, отодвигаясь от продавщицы. – Я предпочитаю как-нибудь сама…

– Обратите внимание, вот замечательный костюм – натуральная шерсть, подкладка из вискозы! – навязчиво тащилась за Викой продавщица, на бейджике которой было написало – «Антонина».

– Нет, не то… – буркнула Вика.

– А вот платье из египетского хлопка, удивительно легкое, дышащее… Очень интересное!

– Ну ладно, давайте ваше платье… – сдалась Вика.

Помимо платья из хлопка, Вика попросила отнести в примерочную еще платье из шелка, платье из шифона, платье-сарафан, платье с отделкой из парчи… ну, ладно, и прочего, что продавалось в этом магазинчике.

В примерочной Вика принялась лихорадочно все это мерить. Большая часть вещей, конечно, не подошла.

– Вот это дайте мне на размер побольше, а это, наоборот, – поменьше… И принесите еще тот костюм, с бархатными вставками, темно-зеленый… – неуверенно попросила Вика.

Продавщица бросилась выполнять ее поручения. Затем появилась вторая продавщица, на бейджике которой было написано «Зинаида», и принялась помогать Антонине.

– Ну как? – манерными голосами пищали они из зала. – Вам подходит?

– Не очень… Или ничего? – бормотала в ответ Вика.

– Можно посмотреть?

«Вот привязались!» Вика вывалилась из примерочной кабинки красная, несчастная, и, глядя в большое зеркало, висевшее посреди зала, сразу поняла – не идет.

– Чудесно! И размер – идеально… – Зинаида умиленно сложила ладошки у груди.

– По-моему, очень жизнерадостно! Вас очень освежает этот цвет… – закивала Антонина.

«Врут», – не поверила девицам Вика. Работа у них была такая – побольше продать товара. По-хорошему, Вике надо было найти какой-нибудь один бутик, где продавцы изучили бы ее вкусы, и ходить только туда, но Вика не любила долгого общения с кем-то. Ей было проще появляться каждый раз в новом месте, чтобы никогда не встречаться с одними и теми же людьми.

– Нет, не то… – Вика спряталась в примерочной с очередным ворохом одежды.

Наконец после ожесточенных размышлений – идет или не идет – Вика выбрала несколько нарядов.

– Кажется, вот это платье ничего так… Или то, синенькое?.. Ладно, возьму оба. И вот это еще! – решила Вика.

Она расплатилась с помощью карточки, и продавщицы упаковали ей платья.

– Спасибо за покупку!

…После ее ухода Антонина с Зинаидой вздохнули с облегчением.

– Ну, чума… – пробормотала Антонина. – Сама не знает, чего ей надо! Набрала целую тонну тряпок!

– С жиру бесятся… – с ненавистью прошептала Зинаида. – Буржуи проклятые! Одно ее платье стоит столько, сколько моя мать пенсии за год получает…

– …взяла еще три кофточки, абсолютно одинаковые, только разного цвета. На фига, спрашивается?..

– Типа – подо все… Сволочь! – выругалась Зинаида.

– Прикинь, а если революция? – мечтательно потянулась Антонина. – Их же, богатеев этих, всех расстреляют!

– Ой, и правильно! Ни слезинки не пролью. Тонь, я отойду на минуту? – спохватилась Зинаида.

– Опять? Господи, Зин, ты из туалета просто не вылезаешь!

– Тонь, не ври… Второй раз за день! – раздраженно буркнула Зинаида и убежала.

В зал вошла очередная покупательница – дамочка лет пятидесяти, в соломенной шляпке, остановилась посреди зала и тяжко задумалась.

Антонина скользнула к «шляпке».

– Здравствуйте! – тающим голосом запела девушка. – Я могу вам чем-то помочь?..

…Тем временем Вика сновала по этажам торгового центра, нагруженная пакетами и свертками. Очень надолго застряла в обувном отделе. Там ей пришлось купить несколько пар туфель – потому что на чем-то одном она не могла остановиться. Вике отрядили юношу-посыльного – он нес за ней покупки к машине.

Но до машины Вика добралась не сразу – по дороге, в сувенирном отделе, она увидела чугунного медведя, очень выразительного, и подумала, что такая вещь очень неплохо смотрелась бы в кабинете мужа. Андрей солидный, и медведь солидный… Очень мило.

Продавцы поразились тонкому вкусу Вики и отправили за ней двух грузчиков – иначе медведя не донесли бы до машины.

Наконец Вика вышла из торгового центра.

И обнаружила, что в Москве уже давно наступили сумерки.

За ней тащились юноша с покупками и двое грузчиков с медведем.

– Туда… вон к той машине! – указала направление Вика. – Сейчас я багажник открою…

И тут Вика увидела Эмму. Эмма стояла у края тротуара, сложив руки на груди, и слегка постукивала каблучком по асфальту.

– Сюда… Аккуратней! – Вика сделала вид, что не замечает Эмму.

– Добрый вечер, – шагнула вперед Эмма. – Виктория Павловна, почему вы меня не дождались?

– Я забыла, – уклончиво ответила Вика, наблюдая за действиями грузчиков, заталкивающих медведя в багажник.

– А Славика зачем прогнали? – не отставала Эмма. – А телефон зачем выключили?

«Вот пристала!» – с тоской подумала Вика, расплачиваясь с грузчиками и юношей-посыльным.

– Как вы меня нашли, Эмма?

– Это был ближайший торговый центр… – пожала Эмма плечами.

Вике не очень понравилось это объяснение. «Считает меня примитивным созданием… Думает, будто у меня шопингомания! А я, между прочим, не ее деньги трачу!»

– Вы обедали? – сурово спросила Эмма.

– Нет, – буркнула Вика. И неожиданно ощутила нестерпимое чувство голода. Она же действительно ничего не ела с утра! – Нет, но…

– Вы голодны. Надо срочно перекусить. Виктория Павловна, за руль сяду я! Пожалуйста, пожалуйста, не спорьте…

Вика не любила Эмму. За эту навязчивость. За жесткость. За пучок на затылке. За очки… Но от Эммы было совершенно невозможно отвязаться: в отличие от Славика Эмма всегда умела настоять на своем.

Эмма села за руль:

– Я знаю одно неплохое место неподалеку…

Слава богу, что Эмма не стала обсуждать покупки Вики – это ей было запрещено. Запрещено Андреем.

Через полчаса они уже сидели в ресторане. Вика, почти не глядя в меню, быстро сделала заказ – так она была голодна.

Эмма молчала, бесстрастно рассматривая скатерть перед собой.

Наконец принесли ужин. Но стоило только Вике увидеть еду (как это уже бывало не раз), она моментально потеряла аппетит. Все было не то и не так…

– Очень аппетитно выглядит… – пробормотала Эмма подобревшим голосом и принялась за лазанью с ветчиной.

У Вики на тарелке был греческий салат.

– Андрей Владимирович дома? – Вика решила начать разговор, чтобы не есть.

– Нет.

– А где он?

– Тоже в ресторане. Встречается с бывшим однокурсником. Я им еще неделю назад забронировала столик.

– Наверное, с Семеновым… Вообще у Андрея много друзей. Его все любят.

– Да, Андрея Владимировича все любят. Чего вы не едите, Виктория Павловна?

Вика склонилась над тарелкой. «А это что? Нет, надо было заказать что-то другое…»

Вика принялась выковыривать из салата каперсы и аккуратно раскладывать их по краю тарелки.

Эмма невозмутимо уписывала свою лазанью.

Вика осмотрела вилку. Затем тщательно принялась протирать ее салфеткой – вилка показалась Вике не очень чистой.

– Попросить поменять? – невозмутимо предложила Эмма, не поднимая головы.

– А толку-то… – с досадой отозвалась Вика. – У них тут везде грязь. Рассадник гепатита.

– Почему именно гепатита? – с интересом спросила Эмма и придвинула к себе стакан со свежевыжатым морковным соком.

Вика не ответила. Вытащила изо рта листик петрушки, которым едва не подавилась.

– Как теперь узнаешь, хорошо они зелень промыли или нет?.. – уныло пробормотала Вика.

– Это приличный ресторан. Тут не может быть ничего грязного.

– Нельзя доверять кому попало!

– Я сто раз тут обедала. До сих пор жива.

Эмма допила свой сок, поставила пустой стакан и уставилась куда-то в угол.

Вика отодвинула подозрительный салат и принялась осторожно исследовать запеканку из брокколи в сливочном соусе. «Запеканку подвергли тепловой обработке, она не может быть опасной…» – пыталась успокоить себя Вика.

Но вкус у запеканки показался ей подозрительным. Чем дольше Вика ее ела, тем хуже себя чувствовала.

– Вкусно? – не поворачивая головы, спросила Эмма.

– Мне кажется, здесь есть арахис.

– Здесь нет арахиса. В меню об арахисе не было ничего написано.

– В наше время нормальной еды быть не может. Сплошная химия и канцерогены. Генномодифицированные продукты! – Вика уронила вилку. – Я на минутку…

Она рванула в туалет – на счастье, там никого не было. Встала перед зеркалом, ощущая бешеное сердцебиение. По спине, между лопаток, пробежали мурашки. Вике показалось, что ей начинает не хватать воздуха.

– Боже мой… В запеканке действительно был арахис… Да, да, точно! Они сами не знают, чего напихали в эту запеканку. А у меня аллергия на арахис… отек Квинке… умираю…

Вика схватилась за горло и медленно сползла на пол.

Через пять минут в туалет зашла одна из посетительниц, увидела Вику и подняла страшный крик, переполошив весь народ в зале. Разумеется, публика жаждала зрелищ и кинулась на шум.

«Так я и знала… – с мрачным отчаянием подумала Эмма, бросаясь за толпой, хлынувшей из зала. – С ней вечно какие-то неприятности!»

– Пропустите, пожалуйста… – пыталась пробраться она вперед.

– Говорят, в туалете кто-то умер.

– Умер? Убили? Застрелили, да?! Вот ужас-то…

– А чего вы удивляетесь – криминальную хронику, что ли, не смотрели? Сейчас из дома выйти страшно!

– Да нет, женщине просто плохо стало.

– Отчего?

– Может, не тем накормили тут?..

– Да пропустите же! – зарычала Эмма, бешено работая локтями.

Дверь в туалет перегородил бледный метрдотель.

– Пардон, сюда пока нельзя.

– Мне можно! Это жена моего босса! – огрызнулась Эмма. «Не удивлюсь, что ресторан понесет убытки после визита ненаглядной Виктории Павловны… Она перепугала всех постоянных клиентов. Эх, надо было ее в какое-нибудь другое место затащить, похуже, и накормить бургерами! Пусть фаст-фуд страдает!»

Через минуту Вику, находящуюся в обмороке, перенесли в кабинет директора ресторана, бережно уложили на диван. Еще через десять минут прибыла «Скорая».

Пока Вику осматривали, Эмма стояла в коридоре и нервно колотила каблуком в пол.

К ней вышел доктор.

– Вы ее родственница?

– Да, – коротко ответила Эмма, считая лишним пускаться в какие-либо объяснения. – Что с ней?

– Жива, здорова. Обычный обморок. Уже очнулась. Говорит, что отек Квинке. Но это полная ерунда! – язвительно воскликнул доктор. – Нет у нее никакого отека! И директор клянется-божится, что никаких орехов в его еде не было. И откуда только народ этих терминов нахватался?! Умные все нынче стали!

– Она когда-то училась в медицинском… – Эмма быстрым, отработанным движением положила в карман доктора деньги.

На доктора эта манипуляция произвела магическое впечатление – он моментально успокоился и подобрел.

– А, теперь понятно… – усмехнулся он. Потом добавил: – Сказано же: многие знания – многие печали.

– Недели две назад она тоже вызывала «Скорую». Ей показалось, что у нее инфаркт… Определила по каким-то симптомам, – не выдержала, пожаловалась Эмма.

– Мнительная дамочка!

– Да, очень.

– А что муж? – с интересом спросил доктор. – У нее есть муж?

– Муж – святой человек, – фанатично произнесла Эмма. – Какое счастье, что он не видел этой сцены…

Андрей и его бывший однокурсник по финансовой академии (Владимир Семенов, один из лучших специалистов по рынку недвижимости) в этот момент тоже находились в ресторане, только классом повыше.

В глубине зала ненавязчиво играл небольшой оркестр.

– …если торги будут признаны недействительными, то договоры, которые заключены по результатам торгов, тоже будут признаны недействительными! – втолковывал Семенов Андрею. – Понимаешь? Надо с договорами сначала разобраться!

– Ну а если…

– Да пойми ты – статью 222 Гражданского кодекса еще никто не отменял! О самовольной постройке… Тут только два варианта – либо снос самовольной постройки, либо изъятие ее в пользу собственника земельного участка.

– Это дело можно считать прецедентом?

– Ой, о чем ты говоришь! Уверяю, за пределами Москвы вообще черт знает что творится… – поморщился Семенов, движением руки отогнал официанта и сам подлил себе в рюмку коньяку.

– Я не хотел жаловаться, но мой компаньон, Чертков, меня скоро в гроб вгонит! – нервно засмеялся Андрей.

– Да-а… И на фига ты этого Черткова терпишь?.. – Семенов осуждающе покосился на друга, потом принялся усердно резать стейк. – И на фига тебе вообще какие-то там компаньоны?!

– Вов, не надо… Сам знаю. Но что теперь делать?

Семенов крякнул, отодвинул тарелку и полез за портсигаром.

– Будешь?

Андрей отрицательно покачал головой.

Вокруг, за столиками, если прислушаться, тоже обсуждали деловые проблемы.

– У меня дружбан есть… в налоговой. – Семенов выпустил колечко дыма. – Если с умом подойти, то от твоего Черткова останутся рожки да ножки. У него ведь еще своя фирма есть? Лично его?..

– Вова, не надо, – покачал головой Андрей.

– Надо! – огрызнулся его бывший однокурсник. – Сели тебе все на шею! Твоего Черткова хорошенько потрясут – там, где только он один хозяин, и оставят от него рожки да ножки! Он будет вынужден продать за бесценок тебе свою половину вашего совместного бизнеса. Гениально, да? – Он помолчал, потом произнес уже другим тоном, более спокойным: – Ты слишком хороший человек, Андрюха… Слишком!

– Вова, не надо, – жалобно повторил Андрей.

– Надо! Я тебя, Андрюха, как принято выражаться, «с младых ногтей» знаю. – Семенов наклонился и продолжил тихо: – Таких, как ты, больше не существует. Тебя хоть сейчас – в президенты! Ни одна сволочь компромата не накопает… Потому что его нет и не может быть, компромата этого!..

– Перестань… – засмеялся Андрей. – Я же не ангел!

– Ты человек. Человек с большой буквы.

Оркестр, до того исполнявший нечто тягучее, заунывное, заиграл новую мелодию. Андрей с Семеновым повернулись к сцене, стали слушать.

«Я порядочный человек… – размышлял Андрей. – Он правду говорит – на мне все ездят. Но поскольку я порядочный, хороший человек, я не могу ему предложить прямо – Вова, а правда, натрави ты на этого дурака Черткова налоговую! Вот если бы налоговая как-нибудь сама наехала на Черткова, без моих просьб… Интересно, если б я сейчас попросил Вовку подключиться, стал бы он меня называть Человеком с большой буквы? Человек с большой буквы пакостей своим ближним не делает… Хотя они, ближние, вполне их заслуживают!»

– Ничего так играют, да? – пробормотал Семенов, пуская дым. – Только не смейся… мне вот с детства казалось, что все барабанщики – запойные. Этакие рубахи-парни… А те, кто играет на скрипочке, – скандалисты.

– Почему так?.. – засмеялся Андрей.

– Не знаю… А вот арфистки – дуры. И непременно истерички…

– А кто же тогда заслуживает уважения? – с интересом спросил Андрей.

В это время на сцене оркестр замолк, саксофонист стал играть соло – ярко, пронзительно.

– Да вон тот, на саксе… – кивнул в сторону сцены Семенов. – Если человек играет на саксе, то он настоящий мужик. И выпить умеет, и с бабами у него все в порядке, и не дурак… Ведь нельзя же представить, чтобы саксофонист дураком был?!

Андрей задумался, потом кивнул согласно:

– Действительно…

На Семенова подействовало выпитое – язык стал потихоньку заплетаться:

– Взять, например, Блин Клин… тьфу! Клин Блинтона… Билла Клинтона! Он ведь не на скрипочке, не на дудочке, не на гобое каком-нибудь там наяривал в свободное-то время… А на саксе! И его все уважали. Даже Монику ему простили! Потому что сакс… ну, я не знаю… сакс – это… Я не ты, умных слов мало знаю…

– Имиджевый инструмент.

– Во! Точно!!! – обрадовался Семенов. – Человек на саксе – хороший человек. Всегда!

Был поздний вечер, когда Вика наконец оказалась у себя дома.

Бледную, дрожащую, донельзя измученную, с синяком на скуле (ударилась о край раковины, когда потеряла сознание в туалете ресторана), Эмма довела ее до кровати. Помогла раздеться, уложила, укрыла одеялом – все сама, поскольку Нюра уже ушла – ее рабочий день давно закончился.

Вике было неприятно смотреть на холодное, ожесточенное лицо Эммы, которая возилась с ней, точно с инвалидом. Еще невыносимей было вспоминать сцену в ресторане. Сколько людей видело Викин позор!

«Хотя почему же позор, мне просто плохо стало… Любому может плохо стать, в любом месте. Никто не застрахован!»

Вика утешала себя, хотя точно знала, что никакого отека у нее не было. Равно как и прочих недугов. Она хотела, чтобы они у нее были. Она придумывала их себе. Вот только зачем?..

– А мои покупки? – вдруг забеспокоилась Вика, заерзала под одеялом, которым укутала ее Эмма.

– Покупки в машине, машина в гараже. С ними ничего не случится. Завтра Нюра перенесет их.

– А скульптура? Медведь для Андрюши! Нюра его не сможет поднять!

– Славик этим займется. Тоже завтра.

– Я не хочу Славика…

– Хорошо, Славик отменяется. Я вызову грузчиков.

По интонации, с которой Эмма произнесла последнюю фразу, Вика поняла – та уже на взводе.

– Эмма, пожалуйста, не говорите ничего Андрею Владимировичу.

– Хорошо. Не буду.

– Вы идите, Эмма… Спасибо вам за все. Идите, идите. Который час?

– Половина двенадцатого, – металлическим голосом изрекла Эмма и вышла из комнаты.

Некоторое время Вика лежала неподвижно, вглядываясь в темноту. События сегодняшнего дня все еще вертелись в голове, вызывая мучительную тоску и стыд.

Затем Вике стало казаться, что она накупила много лишних вещей, которые никогда ей не понадобятся. Дело было даже не в потраченных деньгах, а в том, что все эти шмотки свидетельствовали о дурном вкусе Вики, позорили ее – самим фактом покупки. «Надо будет завтра тайком выкинуть то синее платье – оно просто безобразное… Ужас, ужас! И о чем я только думала?! Конечно, платье можно не выкидывать, а отдать Нюре… Но у Нюры пятьдесят шестой размер, и вообще…»

Потом Вика стала думать о медведе, и чем дальше, тем сомнительней казалось Вике это приобретение. Может быть, стоило посоветоваться с Эммой, прежде чем покупать медведя?..

«Но Эмма ненавидит меня. Это видно невооруженным взглядом. Так неприятно общаться с человеком, который испытывает к тебе ненависть… Сказать об этом Андрею, попросить его сменить помощницу?»

Ворочаясь с боку на бок, Вика принялась размышлять о том, почему Эмма ненавидит ее. А что, если Эмма – любовница Андрея?

Эта мысль настолько взволновала Вику, что она вскочила с кровати, включила свет и в ужасе помчалась к Андрею в кабинет.

Но Андрея еще не было.

Огромная, пустая квартира – Вика была в ней одна.

Вика обежала квартиру по периметру и вернулась в кабинет мужа. Села на черный кожаный диван, живописно раскинула вокруг себя складки белоснежного пеньюара. Белое на черном. Красиво, наверное… Жалко только, что тут нет зеркала и она не может видеть себя со стороны.

В этот момент в глубине квартиры щелкнул замок, потом негромко хлопнула дверь.

Через минуту в кабинет вошел Андрей.

– Не спишь? – удивился он. – А мы с Вовкой кутили…

Он бросил пиджак в кресло, потом резко развернулся.

– Господи, Вика, что это с тобой?..

– Что? – испугалась она.

– Ну вот это, на лице?

– А, это синяк.

– Тебя что, били? Что случилось? – Он сел рядом на диван, взял Вику за руку, со страхом и жалостью разглядывая ее лицо.

– Так, ерунда…

– Ничего себе ерунда! Скажут потом, что я жену поколачиваю! – натянуто рассмеялся он.

Вике уже расхотелось спрашивать его об Эмме. Это было бы оскорбительно для Андрея. Он такой чудесный человек!

Она быстро перебралась к нему на колени, обхватила его за шею. От Андрея ощутимо пахло коньяком, но это Вику не раздражало. Тем более что пьяным Андрей не был. Он никогда не напивался допьяна – сколько помнила Вика.

– Обними меня, пожалуйста…

Он послушно обхватил ее руками.

– Я люблю тебя. Я очень тебя люблю! – призналась Вика.

– Я тебя тоже очень люблю.

Некоторое время они сидели обнявшись, неподвижно.

– Я купила тебе подарок, – заставила она себя признаться.

– Какой? – вздрогнул он.

– Сюрприз. Завтра увидишь.

Вика поцеловала его, провела ладонью по затылку Андрея, ощутив ладонью мягкие, не слишком густые волосы.

– Чего это с тобой? – удивился Андрей. Потом спохватился, торопливо ответил на ее поцелуй.

Вика опустилась спиной на диван, увлекая мужа за собой.

– Ой, только не на этом диване! – напомнил Андрей.

– Ах да…

Диван был священным. И кресло было священным. И стол был священным. Все в кабинете было священным – поскольку Андрей в нем работал. «Понимаешь, меня ничто не должно отвлекать… – не раз объяснял он Вике. – Если я вспомню, что я… гм, резвился здесь, то не смогу сосредоточиться на работе. Вещи не должны нести на себе ненужной эмоциональной нагрузки!»

Они перебрались в общую спальню. Особого трепета Вика не ощущала. Она просто вспомнила о том, что она женщина, жена, должна исполнять супружеский долг (а иначе всеми этими глупостями и заниматься не стоит!).

Обнимая мужа и чувствуя на лице его горячее дыхание, Вика пыталась вспомнить, как все происходило раньше. Ведь не всегда же она чувствовала себя такой усталой, такой измученной?.. Как было, например, раньше? Как было с другими?..

«У меня были поклонники до Андрея», – сказала она сегодня профессору Пелле, Герману Марковичу.

Не то чтобы она соврала… Но в этом термине – «поклонники» – заключалась скользкая двусмысленность, ханжеская недоговоренность, пуританское лживое смирение… Почему она не сказала, например, так: «У меня были возлюбленные до Андрея»? В чем разница?..

Поклонник… Словечко из старинных книг! Поклонник ходит следом за объектом своего поклонения, дарит цветы и вздыхает. Мысли у него исключительно романтические, намерения – самые серьезные. Когда поклонник один, он сидит перед фотографией объекта, льет слезы и мечтает о чем-нибудь возвышенном, ну, например, как они ярким солнечным днем будут с объектом бродить по Воробьевым горам, взявшись за руки.

Возлюбленный же – это тот, у кого горячие ладони, жадные губы, кто, потеряв голову от страсти, легко может наломать дров. Кипение тестостерона и выброс адреналина…

У Вики в юности не было возлюбленных. Были некие молодые люди, которые лезли к ней со своими губами и ладонями, а отец их всех гонял. И разогнал, слава богу!

А вот Андрей – он и был настоящим поклонником, словно сошедшим со страниц старинных книг! Милым молодым человеком с серьезными намерениями, цветами, вздохами и склонностью к прогулкам по романтическим уголкам Москвы…

Их первый с Викой поцелуй произошел не ранее того момента, когда Андрей поговорил с отцом Вики и признался ему, что у него самые серьезные намерения.

Отец не сразу поверил Андрею – он по складу своего характера вообще мало кому верил. Долго проверял Андрея «на вшивость» (выражение отца).

В самом деле, не корысти ли ради молодой человек из пригорода, нищий молодой специалист, вкалывающий бухгалтером на агонизирующем заводе по производству отечественных автомобилей, сын матери-одиночки, умершей от алкоголизма, погнался за дочкой замминистра? Девушкой из высшего общества. Тонкой штучкой. Изнеженной, избалованной гувернантками и домашними учителями принцессой…

Но Андрей был так деликатен по отношению к Вике (никаких вольностей до свадьбы), так предупредителен и в то же время смел в общении с Павлом Георгиевичем (отцом Вики), что подозревать его в корысти было трудно.

«Ты хороший человек. Порядочный, – в конце концов сдался Павел Георгиевич. – Что ж, если я смогу доверить кому-то свою дочь, то только тебе! А не какому-нибудь прощелыге, якобы нашего круга. Нет у меня никакого доверия к этой золотой молодежи…»

Отец не ошибся – из Андрея вышел отличный муж. Верный и надежный. И вообще, его все любили. И какая разница, что Вика не ощущала никакого трепета, выполняя свои супружеские обязанности! То, что она чувствовала себя усталой и измученной, было только ее проблемой. Ее, а не Андрея.

Именно поэтому она согласилась посещать психотерапевта Пелле, чтобы разобраться со своими собственными комплексами.

…Андрей поцеловал Вику мягкими губами в висок и перевернулся на спину.

– Тебе хорошо было? – тихо спросил он.

– Да. Очень, – ответила Вика и погладила его руку. – Ну все, спи…

Раньше она тоже никогда не теряла голову.

Андрей сел в машину, откинулся на сиденье, глубоко вздохнул.

– Куда едем, Андрей Владимирович? – обернулся к нему Славик.

– Как всегда, в офис. Мог бы и не спрашивать! – усмехнулся Андрей. – Давай пошустрей, а то уже пробки начинаются…

– Есть пошустрей! – Славик счастливо улыбнулся и нажал на газ.

Они мчались по окраинным улочкам, где машин было еще мало – Славик неплохо знал Москву и старался лишний раз не выезжать на основные трассы.

Старые дома нависали над узкими тротуарами, прохожих в этих местах почти не было. Мост, колокольня у пустыря, который еще не успели застроить, кафе с замшелыми окнами – наподобие тех заведений, которые раньше назывались «рюмочными»… Андрей машинально разглядывал проносящийся мимо фон, стараясь не думать о Черткове.

Особых злодейств компаньон Андрея не совершал, но был круглым дураком, очень мало разбирающимся в бизнесе. А недавно из-за Черткова даже пришлось судиться с одной вышестоящей инстанцией, поскольку тот, не посоветовавшись с Андреем, предпринял несколько самостоятельных шагов. Чертков был костью в горле. Если бы Чертков в одночасье скончался, Андрей вздохнул бы с облегчением. Хотя нет, на смену бывшему компаньону пришла бы мадам Черткова…

– Стоп-стоп-стоп… Славик, а это что там?

– Где, Андрей Владимирович?

– Да вот, только что проехали…

Славик стремительно свернул в переулок, сделал круг.

– Здесь, что ли?

– Да. Подожди меня… – Андрей вылез из машины и остановился перед ступенями, ведущими в подвал. На фасаде здания мигала вывеска: «Музыкальные инструменты».

Андрей спустился по лестнице, толкнул тяжелую дверь – колокольчик над головой нежно и мелодично звякнул.

Поспешных и необдуманных покупок Андрей (в отличие от Вики) никогда не делал. Всегда давал Эмме поручения сначала разобраться: где надежней продавец, у кого лучше товар и даже где он дешевле, при прочих равных. Да и вообще Андрей никаких покупок никогда самостоятельно не делал, переадресовывая все свои нужды помощнице. Но тут на него словно нашло…

Он стоял и озирался. Вокруг теснились пианино, в стеклянных витринах поблескивали лаком скрипки, громоздились пузатые барабаны… И пахло как-то по-особенному, волнующе.

– Как бы помочь? – К нему протискивался парень, явно из «продвинутой» молодежи – в каких-то немыслимых рваных штанах, сшитой из лоскутов кофте с бритой головой и весь утыканный пирсингом – на открытых участках кожи то здесь, то там поблескивали металлические заклепки. Словно дробью в парня стреляли!

– Меня интересуют саксофоны.

– Прошу… блин, не пройти! Саксофоны у нас в следующем зале.

Они остановились перед витриной с саксофонами.

– Скажите, а это вообще реально – научиться играть на таком инструменте? – сдержанно спросил Андрей.

– Как бы если есть возможности и желание, то и коза в состоянии баян освоить! – сострил «продвинутый».

– Ну, мне баян ни к чему! – сухо произнес Андрей. – А вот от саксофона не откажусь. Какую модель посоветуете?

«Продвинутый» моментально посерьезнел.

– Вот тут у нас несколько моделей… Объяснить, чем отличаются?

– Да уж, пожалуйста…

– Саксофон – это духовой инструмент. Есть сопрано-саксофоны, альт там, баритон или тенор-саксофоны. В общем, различаются размерами и, соответственно, высотой звучания. Вам побольше, поменьше? – простодушно спросил продавец.

Через некоторое время Андрей вышел из подвала, прижимая к груди большой футляр с саксофоном. Андрея не покидало чувство, что он совершает нечто странное, нелогичное…

Приехав в офис, сразу прошел в свой кабинет, достал саксофон из футляра, принялся с жадным любопытством разглядывать.

А потом, уже не в силах сдержаться, поднес инструмент к губам, дунул в мундштук, неловко нажав на какую-то кнопку. Раздался резкий, пронзительный звук.

– Ай! – завопила Эмма, в этот момент входившая в кабинет, и уронила папки, которые до того собиралась положить на стол босса. – О господи, Андрей! Простите… Андрей Владимирович! Что это такое?

– Это, Эмма, мое новое хобби. Хочу научиться играть на саксофоне. Как вы на это смотрите?

– Как… – растерялась Эмма. – Я… я с большим уважением отношусь к вашему хобби. По-моему, это будет чудесно, если ты… простите, если вы будете играть на этой штуке!

Она протянула руку и осторожно, кончиками пальцев, прикоснулась к блестящему боку саксофона. Тут же руку отдернула, словно поняла, что совершает нечто непозволительное, фамильярное, недопустимое.

– Ну, сначала надо еще научиться играть… – рассеянно заметил Андрей. – Вам задание, Эмма, – подыщите мне всю необходимую литературу.

– Самоучитель для игры на саксофоне? – Эмма достала записную книжку, одним движением черкнула в ней строчку. – А преподавателя найти?

– Я сам хочу разобраться. Преподавателя – потом. Если у меня ничего не получится… – Андрей покрутил в руках саксофон. – Надеюсь, Вика одобрит это мое увлечение…

Эмма едва заметно передернула плечами – словно ее укусил комар.

– Что такое? Вы сомневаетесь насчет Вики?

– Андрей Владимирович, я говорила вчера с Пелле. Вы же сами разрешили ему обсуждать со мной все вопросы, связанные с Викторией Павловной…

– Пелле, Пелле… Фамилия почти как у футболиста… Пеле, да не тот! И что наш Пелле?

– Да ничего хорошего! Просит вас лично зайти к нему.

– Да-да, обязательно! И тем не менее о чем шла речь? Есть какие-то улучшения?

Эмма достала очередной блокнот из кармана и принялась невозмутимо читать:

– «Эмоциональные и соматические нарушения, в числе дополнительных симптомов также присутствуют идеи самообвинения. Снижение энергичности, утрата интересов и удовольствия. Физическая активность снижена, возникают так называемые состояния ступора. Временами – приступы агрессивности, конфликтность, которая маскирует ненависть к самой себе. Ипохондрические бредовые идеи о заражении неким неизлечимым заболеванием…»

– Стоп-стоп-стоп… а если проще?

Эмма отложила блокнот в сторону.

– А если проще, у Виктории Павловны тяжелая депрессия, осложненная всевозможными фобиями. Причем в той стадии, которая требует лечения… гм… в специальном медицинском учреждении.

– В дурку ее, значит, пора класть… – растерянно пробормотал Андрей. – Послушайте, Эмма… глупый, конечно, вопрос, и запоздалый… Но вот вы лично, например, как думаете – стоит доверять этому Пелле?

– Герман Маркович Пелле – специалист высокой квалификации, у него лечатся многие известные люди, и, мне кажется, ему вполне можно доверять. Если бы он жуликом каким был, то не стал бы отказываться от Виктории Павловны. Делал бы вид, что лечит ее, а сам бы денежки из нас тянул… – нервно пробормотала Эмма. – Простите – из вас, Андрей Владимирович…

– Логично. Так, что еще Пелле говорит?

Эмма перевела дыхание и постаралась продолжить с прежней невозмутимостью:

– Виктории Павловне необходимо лечение антидепрессантами, нейролептиками, новокаином… словом, у меня тут целый список лекарств. Конечно, при этом будут кое-какие побочные эффекты…

– Ее обколют, и она превратится в овощ… – выдавил из себя Андрей.

– Если этого не сделать, то Виктория Павловна в любой момент может наложить на себя руки. Без госпитализации и серьезного лечения не обойтись.

– Она может наложить на себя руки?!

– Да. Пелле так и заявил – «очень сильны суицидальные настроения». И, знаете, это очень похоже на правду – я ведь довольно много времени провожу с вашей супругой, невольно приходится наблюдать…

– Суицидальные настроения! Ужасно… – Андрей закрыл глаза. Потом, не открывая глаз, раздраженно спросил: – А чем вызвана депрессия Виктории Павловны – доктор не сказал?

– Никаких видимых причин он не нашел. Возможно, какое-то органическое поражение мозга… генетика… возможно, была родовая травма, которая только сейчас дала о себе знать…

Андрей вертел в руках саксофон.

И потом, совершенно неожиданно для Эммы, произнес печально, но вполне спокойно:

– Моя жена – сумасшедшая. Что ж, придется нести этот крест. В понедельник положим Вику в больницу… Раньше никак не получится. Как говорится, доживем до понедельника…

Он снова попытался извлечь из саксофона какие-то звуки.

Эмма посмотрела на Андрея долгим, неподвижным взглядом. Она словно хотела сказать что-то, но не смогла.

– С вами все в порядке, Эмма?

– Если вам нужна моя помощь, Андрей Владимирович, то я всегда… в любое время…

– Спасибо. Вы настоящий друг, Эмма… – усмехнулся Андрей. – Вы свободны.

Эмма сидела в своем кабинете перед включенным монитором компьютера, но не могла пошевелить и пальцем. Все еще не могла прийти в себя после разговора с Андреем.

«Боже, как мужественно он воспринял это известие… Потом сказал: «Что ж, придется нести этот крест». Какой человек! Какой мужчина! Как самоотверженно возится с этой чокнутой, бросать ее не собирается, и вообще…»

Эмма знала своего босса, Андрея Владимировича Бортникова, уже много лет. Еще с тех времен, когда его звали Андрюшенькой, Андрюшей, Андрюшкой… С тех пор, как восемнадцатилетней девушкой поступила в Финансовую академию. Они были однокурсниками.

Вика об этом даже не подозревала. Не подозревала о том, что прошлое ее мужа и его секретарши прочно сплетено. Не то чтобы от Виктории Павловны скрывали это, нет…

Просто сама Виктория Павловна никогда не интересовалась этим. Ха, станет она интересоваться жизнью какой-то секретарши! Впрочем, как и жизнью мужа…

Но если б знала, то, наверное, удивилась бы – как Эмма, одна из лучших выпускниц академии, стала обычной персональной помощницей. Ведь для такой работы высшее образование не нужно! То есть, конечно, нужно, но как же амбиции?.. Она, Эмма, могла сама стать такой, как Андрей. Начальницей. Хозяйкой своей фирмы. Ей подавали бы авто с персональным водителем, а она мчалась бы на какое-нибудь ответственное совещание… И у нее самой была бы свора персональных помощниц, которые с блокнотиками наготове ловили бы каждое ее слово!

Конечно, можно возразить – есть люди, которые великолепно учатся, старательны и прилежны, но потом, покинув стены альма-матер, не в состоянии сделать карьеру. Так сказать, исполнители, а вовсе не творцы… Не факт, что они потом станут руководителями.

Но Эмма про себя не могла так сказать. Она чувствовала свои возможности, свои силы. Их было много. Она стала бы такой, как Андрей. И даже пошла бы дальше его.

Легко управляла бы потоками денег и людей, идеи превращала бы в реальность. Это ей не раз говорил тот же самый Вовка Семенов, их с Андреем однокурсник… Но – нет.

Потому что тогда бы она не смогла видеть Андрея каждый день.

А так, в роли персональной помощницы, ей было позволено практически все. Она была в курсе желаний своего начальника, следила за сменой его настроений, помогала ему, напоминала о текущих делах, планировала распорядок дня, знала все о его личной жизни.

Если подумать, то Эмма в нынешнем своем положении была для Андрея больше, чем жена.

Единственным минусом было то, что Андрей запретил Эмме обращаться к нему на «ты». А еще – напоминать о прошлом. И не провоцировать его на поползновения. Никакой близости! Только на этих условиях он был согласен видеть возле себя Эмму.

Вот так получилось, что Эмма стала его персональной помощницей. И получила возможность быть все время рядом с ним.

Она умерла бы, если бы не видела его каждый день. Его глаза, руки, волосы, усмешку… Не слышала бы его мягкого, чуть хрипловатого голоса. А какой он был интеллигентный, порядочный человек – просто поразительно!

Эмме доставляло неизъяснимое наслаждение выполнять его просьбы, заботиться о тех мелочах, которые значительно облегчали ему жизнь. Ведь это именно она покупала ему рубашки, договаривалась с парикмахером, как постричь Андрея, подбирала запонки и ботинки, ругалась с портным (у Андрея была нестандартная фигура, ничего готового он носить не мог).

Даже больше того – это она, Эмма, незаметно и ненавязчиво вела Андрея по лабиринтам бизнеса, не давая ему попасть на рога к Минотавру, выражаясь высоким слогом (то есть не разориться).

И она отдала бы все, чтобы он снова назвал ее любимой – как тогда, в далекой-далекой юности. Отдала бы все за один поцелуй…

Вика открыла шкаф, и на нее вывалился целый ворох одежды с еще не оторванными ярлычками.

– И где же это дурацкое платье… Куда его Нюра засунула?!

Она открыла другой шкаф, и на нее вывалилась очередная лавина одежды. С грохотом попадали на пол нераспечатанные коробки с обувью.

– Вика, я же сказал – вовсе необязательно тебе идти на этот вечер… – крикнул из соседней комнаты Андрей.

Вика ничего не ответила. Она рылась в ворохе одежды и злилась, злилась, злилась…

Она прекрасно помнила, как покупала каждую вещь, как нервничала, разговаривая с тупыми продавщицами, как уставала в примерочных, как изнывала в салоне авто, сидя рядом с потеющим Славиком, как иногда даже на своих двоих мчалась в следующий магазин – чтобы найти наконец то, без чего она жить не могла. Как Эмма вылавливала ее и тащила домой, как приходилось хитрить, чтобы в очередной раз сбежать от этой стервы с пучком, и прочие злоключения.

Вот, например, жемчужно-серый костюм для выхода… Вика очень долго его искала! Именно такой – чуть приталенного силуэта, со струящейся юбкой, узкими плечами и глубоким декольте. Нашла. И что? Он висит теперь в шкафу, ни разу не надетый.

А эта черная шелковая блузка от французского дома моды, а эти три кофточки от итальянского дизайнера – красная с белым, голубая и оранжевая. Гм, с оранжевой, пожалуй, перебор…

Тонны тряпок и туфелек, которые почему-то валяются без дела!

Почему так происходит?

– Нюра!!!

В гардеробную вбежала, запыхавшись, домработница.

– Виктория Пална, звали?

– Нюра, куда вы дели то платье?

– Какое?

– То, которое я купила последним! – сурово спросила Вика.

– Последним? Да вот же оно! – Нюра встала на цыпочки и, с трудом раздвинув вешалки с одеждой, вытащила на свет божий светло-зеленый сарафан с желтым палантином.

– Это не то! Мне нужно другое… Красное с коричневым!

Пыхтя, Нюра достала коричневую юбку и красный пиджак.

– Оно? – радостно спросила Нюра.

Вика едва не расплакалась. А потом вдруг увидела свое платье – оно висело в глубине гардеробной, за отдельным рядом черных брюк, коих было не менее сорока. Или даже больше. (Но черные брюки – вещь необходимая, одной парой, разумеется, не обойдешься!)

– Все, Нюра, идите. Спасибо.

Нюра вздохнула с явным облегчением и шустро засеменила к выходу.

– Нюра!

– А?..

– Нюра, вы забыли платье. Его надо погладить. Я же не могу пойти в мятом!

– А-а!..

Андрей, уже полностью готовый к выходу, в своем кабинете пытался играть на саксофоне. Перед ним на пюпитре лежал открытый на первых страницах самоучитель. По опыту он знал – жена собиралась не менее трех часов.

В углу стоял чугунный медведь, ее недавний подарок. У Андрея этот медведь вызывал оторопь каждый раз, стоило ему только взглянуть на это чугунное чудо, но ни слова упрека он жене не сказал. Наоборот, даже поблагодарил, натужно изобразив восхищение. Огорчать человека с суицидальными наклонностями – слишком жестоко. «Ничего, положу ее в больницу, выкину это чудовище… Мне ничего для жены не жалко, но сколько лишних трат! А если вспомнить, какие суммы она каждый день выбрасывает на одежду… И ведь не отнимать же у нее карточку!»

Вошла Вика.

– Ты готова? – спросил Андрей, мельком взглянув на жену.

– Да. Ну как? – Она покрутилась на месте.

– Превосходно.

– Да ты не рассмотрел толком…

Андрей произнес безапелляционно:

– Вика, я и так знаю, что ты у меня красавица… Да, кстати, раз уж ты решилась идти, то не вздумай болтать с мадам Чертковой. Та еще сплетница…

– Ты боишься, что я разболтаю ей какие-нибудь семейные тайны?

Андрей с преувеличенной веселостью воскликнул:

– Нет, ну что ты… Тем более что у нас нет никаких тайн! Дело в другом – у Черткова неприятности, я этим утром узнал, что налоговая на него наезжает, и все такое… А мадам Черткова непременно захочет на ком-нибудь отыграться!

– Налоговая? – испугалась Вика. – Но если она на него наезжает, то, значит, и на тебя…

– Брось, у Черткова еще кое-какие дела на стороне.

– Да? Значит, лично у тебя – все в порядке? – не могла успокоиться Вика.

– Супер. Если Чертков погорит, то не исключено – он продаст мне свою долю в нашем совместном бизнесе.

«Господи, Вовка, да я на тебя просто молиться должен! За то, что не стал меня слушать, выполнил свое обещание… И мне вроде как не в чем себя обвинить! Даже если дурак Чертков о чем-то пронюхает, я ему с чистой совестью скажу – я, брат, тебя защитить пытался, зла не желал!»

Андрей положил саксофон в футляр.

– Ладно, пошли…

– Ты что, и эту трубу с собой берешь? – удивленно спросила Вика. – Собираешься музицировать на вечере?

– Нет, музицировать на публике мне еще рано… Просто… Классная игрушка, да? Неохота с ней расставаться… Может, остановимся на обратном пути в каком-нибудь уединенном местечке, и я выдам пару нот – только для тебя…

Вика засмеялась и поцеловала мужа в висок:

– Ты такой милый… И что бы я без тебя делала?..

«Интересно, согласится ли она ехать в больницу? Вряд ли. Надо придумать какой-нибудь хитрый план. Да, точно, надо с Эммой завтра посоветоваться!»

За рулем, нестерпимо благоухая одеколоном, сидел Славик. «Видно, Эмма провела с ним разъяснительную беседу, – решила Вика. – Ну, и на том спасибо!»

Андрей сел рядом, положив между собой и Викой саксофон, лукаво подмигнул ей.

– Славик, погнали…

Вика улыбнулась мужу. Она вдруг представила себе следующую картинку – закат, река, на фоне розовеющего неба – Андрей, с саксофоном в руках, играет нечто пронзительное и нежное. И только для нее…

– Почему ты улыбаешься?

– Так… Слушай, а вдруг ты станешь знаменитым музыкантом? – пробормотала Вика.

– Перестань… Это всего лишь хобби. Знаменитых саксофонистов и без меня хватает.

– Ни одного не знаю.

– А Козлов, Бутман?.. Вообще, саксофон – это солирующий инструмент в джазе, блюзе…

Андрей принялся рассказывать о знаменитых саксофонистах, а также известных джазовых и блюзовых группах.

Вика внимательно его слушала – и так увлеклась, что забыла, куда и зачем едет. Опомнилась, когда Славик остановился перед подъездом элитной многоэтажки.

…Супруги Чертковы отличались старомодностью и консерватизмом. У них был пентхаус с видом на храм Христа Спасителя, оформленный изнутри а-ля королевский дворец: золото, антикварные люстры, обои из шелка, гипсовые купидоны и прочие изыски.

– Викуся, милая! Какое чудесное платье… Но почему такая грустная? Идем, я тебя познакомлю с потрясающими людьми! – наперерез Вике бросилась мадам Черткова – крупная немолодая дама с монументальной прической, украшенной бриллиантами. Под мышкой у мадам Чертковой была болонка, тоже с бриллиантовой диадемой. – Андрюша, ты не возражаешь, что я на время разлучу тебя с женой?

– Что ты, Люсенька, нисколько! – Андрей на лету поцеловал у мадам Чертковой руку.

– Одна из моих приятельниц только что вернулась из тибетского монастыря. Впечатлений – масса! – трещала мадам Черткова, увлекая за собой Вику. – Я бы тоже махнула на Тибет! Бросила бы все, дурака своего – в первую очередь, и туда – Шамбалу искать.

– А что это?

– Как, ты не знаешь?!

Приятельницы мадам Чертковой (каждый раз – новый состав, поскольку мадам обладала исключительно склочным характером) тоже восхитились Викой и ее нарядом. «Какие милые…» – растроганно подумала Вика.

Одна из дам – коротко стриженная, в парчовом оранжевом одеянии, с трубкой в углу рта – увлеченно рассказывала о горах Тибета и поисках Шамбалы.

Потом другая дама пустилась в воспоминания о том, как они с мужем посещали колдунов вуду на Таити. Далее дамы, не сговариваясь, стали обсуждать мужчин, а от них стремительным марш-броском перешли к возможностям пластической хирургии. Последняя тема оказалась настолько увлекательной, что про поиски Шамбалы и колдунов вуду напрочь забыли.

Равно как и про Вику – она стояла в стороне, улыбалась, слушала, но ничего своего сказать не могла.

Мужчины же сбились в свою стайку и, судя по отрывочным фразам, обсуждали нечто сугубо свое, мужское. Андрей оглянулся и издалека помахал Вике рукой.

«Как-то странно он на меня посмотрел… – машинально отметила про себя Вика. – Тревожится, что ли? Но со мной все в порядке!»

Вика с независимым видом отошла к барной стойке, цапнула первое, что попалось под руку, – крошечную тарталетку из песочного теста с каким-то взбитым наполнителем, сунула ее в рот. «Что это? На пирожное совсем не похоже! Гадость какая…» Вика заставила себя проглотить тарталетку. И только потом поняла – взбитый наполнитель был муссом из крабов. А крабы питались падалью!

Желудок у Вики моментально сжался.

Она попятилась к выходу, с трудом вспомнила, где у Чертковых туалетная комната.

Заперлась, склонилась над унитазом из розового мрамора…

Потом долго мыла руки. Вымыв, понюхала – кажется, руки до сих пор продолжали пахнуть этим отвратительным крабовым муссом! Вика принялась тереть ладони пемзой.

В дверь постучали.

– Занято! – крикнула Вика.

В дверь снова постучали.

– Я же сказала – занято! – раздраженно заорала она. Выдавила из специального контейнера целую пригоршню жидкого мыла и снова принялась полоскать руки.

Когда наконец вышла, то нос к носу столкнулась с дамой в парчовом халате – той самой, которая на Тибете искала Шамбалу.

– Сколько можно! – прошипела дама. – Ванну там, что ли, принимали?..

Вика ничего ей не ответила.

Вошла в зал, где толпились гости. К этому моменту все уже успели расслабиться – говорили громко, хохотали. Хозяин, Чертков, – высокий тощий субъект с усами, как у Сальвадора Дали, – рассказывал анекдоты. Мадам Черткова, держа под мышкой свою болонку, звонко целовалась с какой-то припозднившейся подружкой.

– Милочка! Мы уж тебя ждали-ждали, ждали-ждали… Познакомься, это жена моего компаньона. Викусь, а это Милочка! Они с мужем в пробке…

Вика улыбнулась и молча прошла мимо. Мадам Черткова с Милочкой проводили ее удивленными взглядами.

…Она села напротив огромного аквариума с морскими рыбками.

Через некоторое время к ней подсел какой-то молодой мужчина – имени его Вика, как ни старалась, никак не могла вспомнить.

– Скучаем? Такая красивая женщина не должна скучать! – чуть ли не насильно всунул ей в руки бокал шампанского, чокнулся, залпом выпил свой бокал. – Ну а вы что же?..

Вика пожала плечами. Некоторое время мужчина на автомате болтал, потом пристально посмотрел на Вику, закрыл рот, встал и молча ушел.

Вика сосредоточенно смотрела на рыбок. Потом вдруг потерла ладонью лоб, опомнившись. «Господи, что со мной? Я словно выпадаю из реальности… Может быть, мне стоит заняться каким-то делом? Вновь вернуться в медицину, например?»

В медицинском институте Вика считалась неплохой студенткой. Но не потому, что обладала каким-то особым даром, нет. Вика была обыкновенной прилежной девицей. Она не пропускала занятий, мальчиками не интересовалась, дни и ночи штудировала учебники, а своих учителей слушала как пророков. Ее в те времена даже кое-кто за глаза называл «синим чулком»!

Вика видела настоящих врачей – от бога.

Вот они умели сразу, легко распознать болезнь, найти причину боли у пациента, указать короткий, эффективный путь к выздоровлению. Или же понять – нет, все усилия будут напрасны. Безнадежный случай… Эти люди умели рисковать, и их талант не имел ничего общего с фундаментальной старательностью Вики…

Врача из нее точно не получилось бы, нечего и мечтать!

На диван рядом с Викой прыгнула болонка. Тоже принялась наблюдать за рыбками. Так они и сидели вдвоем, синхронно вертя головами.

– Викуся! Вот ты где!

Мадам Черткова тоже плюхнулась на диван. Раздался жалобный визг.

– Клёпа, какая же ты дура! – Мадам Черткова вытащила из-под себя болонку, потрясла за шкирку. – У канарейки и то мозгов больше будет. Э-э! – Она отбросила болонку и повернулась к Вике. – Викуся… Викуся, ну почему ты такая скучная! У меня вот… у меня вот полный крах в жизни… ик! Чертков романы на стороне крутит, даром что скоро без штанов останется – налоговая под него копать начала… Дети – сволочи, на мать им плевать… Тридцать кило вот никак не могу сбросить…

Мадам Черткова похлопала себя по бокам.

– Люся, ты пьяна! – выдавила из себя Вика.

– Бы-ы, бы-ы… Ни рыба ты, ни мясо, Викуся! Желе из водорослей!

Вика вздрогнула, рванулась прочь, но мадам Черткова ловко перехватила ее за руку.

– Пусти…

– Куда? Обиделась поди, да? – хихикнула мадам. – А ничего! – с неожиданной гордостью возвысила она голос. – Это ты на самом деле должна мне завидовать, а не я тебе! Знаешь, почему?

– Люся!

– Да, я толстая, старая, скоро стану нищей, и муж у меня… ик! кобелина тот еще! Но все равно я – счастливая.

Мадам Черткова держала Вику за руку, не отпускала. Вика беспомощно оглянулась – никто не обращал на них внимания. Гости пили, ели, шумно веселились… Андрей беседовал с кем-то, стоя спиной к Вике.

– …я вот знаю, что мой дурак меня все равно любит… И дети у меня есть! – с пьяной откровенностью продолжала мадам Черткова. – А что без копейки остаться можем – плевать! Я и нищей буду счастливой! А тебя хоть в золоте вымажь – все равно киснуть будешь!

– Оставь меня, Люся. Ты сумасшедшая!

– Сумасшедшая – это ты! – злорадно захохотала Черткова. – Все об этом знают. Так и говорят: «Вот, пришла мадам Ку-ку!»

– Неправда! – исступленно прошептала Вика. – Я совершенно нормальная! И дети у меня будут! Муж меня тоже любит, между прочим!

– Ха-ха! Святая простота! – ликующе завопила Черткова, но голос ее потонул в шуме. – Да он на тебе только потому женился, что твой папаша был замминистра! Он ради выгоды на тебе женился, твой Андрюша! Из грязи в князи хотел выбиться, денежек побольше заработать! Вот почему он на тебе женился!

– Все вы врете! – снова попыталась вырваться Вика. – Андрей на мне по любви женился!

– Это ты кому-нибудь другому лапшу на уши вешай, деточка! Я, слава богу, в жизни разбираюсь…

От Чертковой разило прогорклым шампанским, сквозь дорогую пудру были видны глубокие морщины. Она была настолько омерзительна, что Вика рванулась, повалила хозяйку на диван, вцепилась ей в волосы.

– Дура! Немедленно заткнись! – Вика орала так громко, что все головы повернулись к ним.

Но Вику это уже не волновало. Она хлестала мадам Черткову по щекам, затем вцепилась в волосы – бриллианты так и брызнули в разные стороны, в руках у Вики оказался парик. Мадам Черткова завизжала, задрыгала ногами, свалилась на пол, принялась кусать Вику за ногу. Вика тоже упала на пол, но и лежа продолжала колотить Черткову.

Окружающие, вытаращив глаза, наблюдали за этой сценой.

Первым опомнился Чертков, бросился жене на подмогу. Затем – Андрей, а уж за Андреем – все остальные. С огромным трудом несколько сильных мужчин сумели разнять обезумевших от ярости женщин.

Через час Андрей втащил в квартиру рыдающую жену. Платье на Вике было изрядно порвано, растрепавшиеся волосы лезли в глаза. Вика хотела убежать от мужа к себе в комнату, но вместо этого почему-то оказалась у Андрея в кабинете.

– …Я же тебя просил, просил! Я просил тебя с ней не разговаривать! – Андрей сорвал с себя галстук, швырнул его в сторону. – О боги, за что вы меня наказываете, за что?!

– Она сама ко мне подошла… Что я – молчать должна?!

– Ох, я как чувствовал, что не надо тебя на этот вечер брать…

– Что значит – «брать»?! Я не вещь… я живой человек!

– Нет, но какой стыд… Ты уже на людей стала бросаться!

– Она первая начала!

Андрей схватил Вику за плечи, пристально посмотрел ей в глаза.

– Скажи мне, Вика, скажи мне… – пробормотал он в отчаянии. – Чего тебе не хватает? Чего?!

– О чем ты? – растерялась Вика.

– У тебя все есть… я ни в чем тебя не ограничиваю… я не пью, не курю… у меня нет любовниц… – Он вдруг вновь сорвался на крик: – Ну чего тебе еще надо, а?!

Вика быстро произнесла:

– Черткова сказала, что ты женился на мне по расчету. Из-за моего отца…

– Что? Что эта дура сказала?.. И ты ей поверила?.. Господи, Вика, да если б я женился на тебе по расчету, я бы давно уже тебя бросил! Твой папаша уже пять лет как в могиле! Я, Викуля, честный, порядочный человек! Я хороший человек!!!

Он задел локтем скульптуру медведя, стоящую на столе. Поморщился от боли.

– Нет, это невозможно… Полный дом всякой дряни… Зачем ты купила этот кошмар, эту безвкусицу – можешь объяснить?! Зачем тебе столько тряпок? Ты же в магазины ходишь, как на работу!

Вика затихла, ничего не отвечая.

– Ненормальная! – снова сорвался Андрей.

Это слово почему-то произвело на Вику магическое впечатление.

– Я… ненормальная? Ты… ты тоже считаешь меня сумасшедшей?.. – Она прижала ладони к горлу, не находя слов. Потом с трудом выдавила: – Ты… ты меня не любишь!

– А что, по-твоему, любовь? Сюси-пуси всякие при луне? Ахи-охи? Я, словно каторжник, столько лет терплю тебя…

– Так не терпи!!!

Вика вцепилась в медведя, попыталась швырнуть его. Но чугунная скульптура была слишком тяжела, Вика не смогла и с места ее сдвинуть. Тогда она схватила настольную лампу из фарфора и, не владея собой, швырнула ее в Андрея.

Лампа пролетела в одном сантиметре от его головы и с грохотом разбилась о стену, усеяв осколками пол.

– Прости… – в ужасе прошептала Вика. – Я не хотела… Андрей, честное слово, я не хотела…

Андрей посмотрел на осколки. Носком поддел один.

– Я уберу…

– Не надо! – Он перехватил ее, развернул в сторону двери. – Нюра завтра уберет. Иди спать…

В его голосе было столько усталости, столько брезгливой тоски, что Вика, не говоря больше ни слова, вышла прочь.

У себя в комнате она остановилась у окна, сложив руки на груди. «Что я наделала… Подралась с Чертковой, потом чуть мужа не убила… всякая ерунда мерещится… Но я же не сумасшедшая, нет!»

За окнами была ночь, горел золотой рекой проспект, изредка по дороге проносились машины. «Уехать бы… Но куда?»

Вика тихо заплакала. Она не поверила ни единому слову Чертковой. «Андрей меня любит! И вовсе не из-за денег, не из-за связей отца он на мне женился… Надо помириться!» – решила Вика.

Она причесала волосы, поправила бретельку на плече и пошла к мужу.

В кабинете Андрея горел свет. Андрей с кем-то разговаривал по телефону.

Вика не имела привычки подслушивать, но тут что-то заставило ее насторожиться: она услышала свое имя. Говорили о ней.

– …где это? Территориально, в смысле… – спросил Андрей кого-то. Помолчал, слушая ответ. – Практически в центре, очень хорошо! Вот что, Эмма, я не собираюсь ждать понедельника, мы отвезем ее туда завтра…

Вика оцепенела. «Ее? Меня то есть? Куда это они собираются меня везти?!»

– …это было просто ужасно! Ужасный, ужасный вечер… Я теперь окончательно понял, что без госпитализации не обойтись. А сейчас устроила мне такой скандал… Чуть не убила меня!

«Что значит – без госпитализации не обойтись?.. О чем это он?»

– …ну не убила же! Эмма, перестаньте кричать, со мной все в порядке… А кто доктор? Самый лучший психиатр Москвы? Вы меня успокоили… Да, да, очень многие выздоравливают! Что делать, если откажется от госпитализации? Да, я тоже об этом думал. Да. Да. Ну, тогда… Вы правы. Эмма, в этом случае без санитаров не обойтись… Или все-таки как-нибудь с помощью хитрости?..

«Психиатр. Санитары. Сумасшедший дом. Они хотят поместить меня в сумасшедший дом! – наконец озарило Вику. – Но зачем?.. Я же… я же нормальная?..»

Андрей тем временем обсуждал с Эммой больничные условия. По всему выходило, что Вику поместят в отдельную палату, предоставят самое лучшее питание, будут отдельно доплачивать тем медсестрам, которые станут за ней приглядывать.

Вика задрожала и медленно опустилась на пол.

Странные сны. Воображаемые болезни. Всевозможные фобии. Приступы ярости и страха… Она могла сама догадаться, что сходит с ума!

«Но почему Андрей обсуждает мою болезнь с Эммой? Она же чужая! Она не имеет права знать обо мне все! Да, она его помощница… – Мысли лихорадочно наталкивались друг на друга. – Хотя не он же, в самом деле, должен искать самый лучший дурдом для меня?! Он занятой человек, работает. Конечно, он замечательный муж, он исключительно порядочный, хороший человек и все такое… Не собирается выкидывать меня на помойку… Но она чужая, эта Эмма! Вот если бы он заболел, я бы вела себя не так. А как? О, я бы говорила ему, что люблю его, я молилась бы о его выздоровлении, я бы… Я бы никому не стала поручать заботы о нем, я бы сделала все сама».

Вика сжала кулаки, представляя, как стала бы бороться за его жизнь. Как отчаянно бы переживала! Бросила бы все, сидела бы рядом с ним, отдавала бы ему свое дыхание…

«Я не права. У мужчин и женщин все по-разному, – тут же принялась она возражать самой себе. – Мы живем эмоциями, они – разумом. Но господи, господи, почему он обсуждает все это с Эммой! – Вика едва сдержала стон. – И так… нет, не спокойно, конечно, обсуждает – Андрей на взводе, это очевидно… Но как-то холодно, устало… Я замучила его до такой степени? А зачем он сказал: «Я столько лет, словно каторжник, терплю тебя»? И теперь вот про какие-то хитрости, про санитаров… Я не хочу санитаров! Я не хочу, чтобы меня хитростью заманивали в дурдом! Я не хочу в дурдом!!!»

– …хорошо, завтра договорим. Я очень устал, Эмма. До завтра.

Вика услышала, как Андрей положил телефонную трубку. Потом расслабленно прокашлялся, словно актер после спектакля. До Вики донеслись его приближающиеся шаги.

Тогда она на четвереньках отползла за кресло, вжалась в пол.

Андрей прошел мимо, не заметив ее.

И снова эта мысль – о том, что надо бежать, – возникла у Вики. И неважно – куда, зачем. Главное – бежать!

«Стоп, но разве он отпустит меня? Нет. Если я захочу сейчас уйти из дома, он не даст мне это сделать. Вызовет Эмму, санитаров, карету «Скорой помощи»… Все для моего блага!»

Она встала, на цыпочках побежала за Андреем.

В ванной горел свет, шумела вода.

«Умывается, потом сразу ляжет спать!» Вика хорошо знала привычки своего мужа. А завтра они с Эммой потащат ее в сумасшедший дом…

Вика беспомощно оглянулась.

У стены стоял стул – хороший, из испанского гарнитура. Массив дуба, что ли? Топором не разрубишь…

Вика действовала стремительно, почти не раздумывая. Схватила стул, подсунула спинкой под дверную ручку, подергала для надежности. Стул намертво заклинил дверь.

Шум воды моментально прекратился.

– Эй, кто там? – раздался напряженный голос Андрея. – Вика, ты?

Он с обратной стороны дернул дверь, попытался открыть ее.

– Вика, что ты делаешь?

Вика, затаив дыхание, слушала. Сердце у нее колотилось, словно бешеное. «А и правда, что я делаю?!»

– Вика, немедленно открой. Вика! Вика, ты меня слышишь?

В его голосе не было ничего, кроме раздражения. Если бы он был хоть чуточку ласковее, чуточку нежней – она бы выпустила его. Если бы он сказал ей сейчас: «Я люблю тебя. Все будет хорошо. Доверься мне!» – она не раздумывала бы и минуты. Она открыла бы дверь и позволила ему делать с собой все, что угодно. Хоть в дурдом, хоть куда пошла бы. Добровольно. А так…

– Вика, не сходи с ума! Ч-черт… Вика!..

Вика медленно отступала назад. В коридоре схватила с полки ключи от машины. И выскользнула в дверь.

Теперь у нее есть время. Андрей заперт, ему не сразу удастся выбраться из ванной…

На улице была глубокая ночь.

Вика, прижимая к плечу оторванную бретельку от платья, подбежала к «своей» машине, быстро открыла ее, села.

Сделала пару глубоких вдохов. А затем нажала на газ.

Других машин почти не было. Вика неслась быстро, ни о чем не думая. Прямо, прямо, все время прямо… Горели огни рекламы. Фасады домов в подсветке. Чужие темные окна.

Впереди рабочие чинили дорогу.

Вика свернула в ближайший переулок, потом еще раз свернула на какую-то улочку, запутавшуюся среди офисных зданий «под старину».

Постепенно дыхание ее выровнялось, сердце перестало бешено колотиться. Она ехала и ни о чем не думала. Куда, зачем? Какая, собственно, разница!

Мост через Москву-реку.

Рубиновые звезды Кремля.

Улица со смешным названием «Маросейка». Центр Москвы остался позади.

Рижская эстакада…

Тоннели, безобразные трубы, гаражи, унылые махины заводов. Гигантский супермаркет.

Это был окраинный, пролетарский район. Не снижая скорости, Вика проскочила и его.

Москва кончилась.

Пригород.

Бетонный забор.

Еще один подмосковный городишко.

Опять забор.

Деревянные домики за деревянными заборами. Деревня, что ли?

Вика ехала уже довольно долго. Она ни о чем не думала, не хотела думать. Пока она едет, ни о чем думать не надо.

Дорога испортилась. Фонари горели не везде.

Лес.

Лес.

Кажется, блеснуло серебром озеро – там, между черными деревьями…

Деревня.

Поле.

Она ехала уже часов пять, шесть. Краешек горизонта зарозовел. Сплошные кол-до-би-ны…

На указатели Вика даже не смотрела.

Зачем? Не имеет значения. Плохо только одно: волосы лезут в глаза. И руки устали. О-о, как устали руки! И глаза. Глаза тоже очень устали!

Впереди, в небольшой низинке, клубился туман. Вика въехала в него, не снижая скорости. Дороги почти не было видно, она ехала по наитию, боясь остановиться.

Солнце уже поднялось над горизонтом, подсветило клубы тумана золотисто-розовым огнем. Что там впереди – деревья, дом? Нет, вроде что-то движется?

Вика хотела сбавить скорость, но в этот момент в тумане очень четко вырисовался силуэт лошади.

– Ой, мама… – в ужасе прошептала Вика, очнувшись от своего многочасового транса. Лошадей она панически боялась, хотя здесь, в салоне автомобиля, с закрытыми окнами, ей ничего не угрожало. Лошадь при всем желании не могла до нее добраться, но Вика об этом не думала.

Какая огромная, длинная у лошади морда… Настоящее чудовище! Вне себя от ужаса, Вика дернулась, выпустила руль. Машину закрутило. Все это заняло какие-то доли секунды. И в одно из этих крошечных мгновений Вике показалось, что на лошади кто-то сидит. Всадник. Нет, всадница! Волосы длинные, до поясницы, и как будто заплетенные во множество кос…

Лошадь с длинноволосой всадницей исчезли так же стремительно, как и появились. Будто их и не было. Ничего не было. Мираж. Сон, приснившийся наяву, вечный Викин кошмар…

– А-а-а! – заорала Вика, кружась в тумане.

Перед ней вдруг появился столб с надписью «Овражки», полетел ей навстречу. Вика не услышала, а скорее почувствовала удар. Почувствовала, как вылетает вслед за лобовым стеклом из машины.

Потом она все-таки услышала рядом с собой грохот, скрежет, треск. Сквозь закрытые глаза багровым отсветом мелькнули языки пламени.

Домработница Нюра вошла в квартиру Бортниковых, своих хозяев, ровно в восемь ноль-ноль. У нее был свой ключ от двери.

Повесила на отдельную вешалку свой плащ и сразу же обнаружила беспорядок – обувь разбросана, в гардеробной полный разгром. «А, это Виктория Пална в гости вчера собиралась! Ох, и шмотья у нее – на десять жизней хватит!» – улыбаясь, покачала головой Нюра.

Побросала валяющиеся на полу вещи в гардеробную, дверь туда прикрыла – потом все развесит-разложит, сейчас главное – завтрак приготовить.

Но на всякий случай решила пробежаться по комнатам – мало ли что, может, требуются какие-то экстренные меры.

Так оно и было – в кабинете хозяина на полу валялась разбитая лампа, осколки похрустывали под ногами.

Нюра схватила пылесос, мгновенно расправилась с осколками. Рысцой побежала на кухню. Ох, нехорошо будет, если Андрей Владимирович без завтрака останется. Супруга-то евонная плохо кушает, мало, а вот хозяин обязан питаться!

Омлет, тосты, банка с клубничным джемом (не покупной, сама для Андрей Владимирыча варила!), несколько черносливин для правильного пищеварения, листики салата…

– А где же сам-то? – вдруг опомнилась Нюра.

Не было еще такого случая, чтобы хозяин к половине девятого не сидел за столом! «Может, уехали они куда? Или в гостях задержались? Нет, такого сроду не было, Эмма-Шмемма, кобра очковая, – всегда предупреждала…»

Нюра снова помчалась по комнатам. В спальне хозяина никого не было. И в спальне хозяйки тоже – тишь да гладь. Постели неразобранные.

«Тьфу ты, зря завтрак готовила!» – расстроилась Нюра. И тут взгляд ее упал на дверь, ведущую в места общего пользования.

Дверь была подперта стулом. Спрашивается, зачем?

Нюра кое-как выпихнула стул из-под дверной ручки.

Потом заглянула в ванную комнату – и обомлела.

В ванне, то бишь в джакузи этой, спал Андрей Владимирович. Не в воде, нет, вода не была налита! Андрей Владимирович спал на полотенцах, набросанных в ванну, то бишь в джакузи…

– Ос-споди! – перекрестилась Нюра.

В этот момент хозяин открыл глазоньки свои и окинул Нюру тоскливым, мутным взором. «Не иначе перепил! – озарило Нюру. – А раньше-то если и употреблял, то по капельке… Не иначе сама его допекла!»

– Доброе утро, Нюра, – завозился хозяин в своих полотенцах.

– Андрей Владимирович, так неудобно ж, поди… И без подушки! – жалостливо заныла она.

– А разве у меня был выбор?

– Тоись? А Виктория Пална чего? – спросила домработница.

Хозяина аж передернуло.

– Нюра, она здесь?

– Кто?

– Хозяйка, вот кто!

– Виктория Пална? Не-ет. Не видела.

– О боже, боже… – забормотал хозяин, вываливаясь из ванной комнаты. – Где телефон? Надо срочно позвонить Эмме…

– Андрей Владимирович, завтрак готов. Кушать пора! – напомнила Нюра.

– Да какое там кушать! – плачущим голосом закричал хозяин. – Вика сбежала!

– От вас?! Нет, не может такого быть.

– Нюра, твоя хозяйка – сумасшедшая! Она на все способна!!!

Невыносимая боль. Везде, в каждой клеточке тела…

Вика застонала и попыталась повернуться на бок. У нее не получилась. «Перелом позвоночника… – мелькнула обреченно мысль. – Все, я теперь инвалид. Руки и ноги ничего не чувствуют! Голова…»

Образ всадницы на лошади, вдруг вынырнувшей из тумана, стоял перед глазами.

Потом рядом зашуршала трава, и Вика услышала надтреснутый старушечий голос:

– Любаша?.. Любашенька, ты, что ль? Не, не она…

Вика, все еще не в силах открыть глаза, пробормотала:

– «Скорую»… Вызовите «Скорую», пожалуйста! Я умираю…

– Эва… ишь чего захотела! – возмутился голос. – У нас, милая, отродясь никаких «Скорых» не водилось… Сама пойдешь, али мужиков позвать?

Вика с трудом разлепила глаза, подняла голову – перед ней стояла старушка лет восьмидесяти, с палкой, неказисто одетая.

– Ка… каких мужиков?! Зачем?! – обалдело пробормотала Вика.

– Ясно зачем… До дому тебя тягать. – Старуха осторожно потыкала Вику палкой.

– Меня – чего?!

– Эх, совсем плоха, видно… – заявила старуха. Потом, подумав, изрекла: – Не, без мужиков никак!

И повернулась к Вике спиной, собираясь идти за этими самыми «мужиками».

Вика задергалась, пытаясь встать. Как ни странно, но руки-ноги постепенно начинали подчиняться ей. Значит, она не парализована!

– Стойте! Не надо никого звать! – просипела Вика вслед старухе. – Я… я сама.

– Оно и правильно… – обрадовалась старуха. – Мужики вчера самогонку пили, сейчас их не добудесси, поди. А самогонку-то Макаровна гнала! Ее самогонку пить – последнее дело…

Вика кое-как встала, огляделась – в нескольких метрах от нее дымился полуобгорелый остов машины.

Прикоснулась ко лбу – на нем пульсировала гигантская шишка.

– Скажите, а как… все-таки… вызвать врача? У меня, кажется, сломаны ребра, рука… сотрясение мозга… отбиты все внутренние органы… перитонит… до завтра точно не доживу…

– Ну, это уж как бог решит… Не нам знать! – философски изрекла старуха.

Вика шла за своей новой знакомой и сама не понимала, как еще ноги ее держат. У нее было ощущение, что еще пять, десять минут – и она точно умрет.

Платье на ней обгорело, все видимые участки тела были покрыты ссадинами, а что внутри творилось, насколько там все было разбито-раздавлено – лучше и не думать…

Деревня производила удручающее впечатление – унылые покосившиеся домишки, пыльные деревца вдоль дороги.

На одном из домишек висела бледная, почти выцветшая надпись: «Больница».

– Так вон же… вон же больница! – держась за ноющий бок, простонала Вика.

– Ну да, была раньше больница, – согласно кивнула ее спутница. – Только давно очень. Когда наш колхоз передовым был. Колхоз-миллионер! А теперь в этой больнице только ветер гуляет. Эх, были раньше времена… – И старуха пустилась в пространные воспоминания. Но Вика ее не слушала.

За одним из заборов стояла пара – тощий мужчина и унылая немолодая женщина с огромным животом. Выставив вперед ладонь, Вика попыталась загородиться от их любопытных взглядов. И вдруг подумала: «Девятый месяц, тазовое предлежание». Тетка была на девятом месяце беременности, и плод внутри ее находился в неправильном положении – вот что возникло в гудящей Викиной головушке. «Дура! – тут же осадила она себя. – Я ж эту тетку не пальпировала, УЗИ не назначала, с чего придумала про тазовое предлежание?! У меня сотрясение мозга, это точно…»

– Здрасте! – крикнула старуха через забор, потом повернулась к Вике: – Митяй и жена его, Нинка. Митяй у нас справный мужик, не пьет. Вон, машина у него есть…

Позади Митяя стоял «Москвич-412», с замазанными пятнами ржавчины. И Митяй, и жена его Нинка таращились на Вику с простодушным, тупым удивлением.

Вика отвернулась.

У старухи был дом такой же старый, как и она сама. Перед домом росли яблони, чуть в стороне – ровные ряды грядок. Вика с отвращением посмотрела на торчащую из земли зелень…

Старуха помогла Вике взойти на покосившееся крыльцо, пустила внутрь. В доме царила полутьма и пахло как-то неприятно – чем-то кисловатым, затхлым, густым.

– Ложись-ка вот сюда… Глядишь, и оклемаешься. – Старуха подвела ее к низкому топчану, покрытому пестрой заштопанной тряпкой.

Вика покорно легла на топчан, сложила руки на груди. Перед глазами все кружилось.

– Я не боюсь… чего бояться? Я давно этого ждала… – едва слышно прошептала Вика. Она ждала свою смерть.

– Чего? – крикнула старуха, возясь у печи. – Чего сказала, что ли?

Вика вздохнула и произнесла громко, торжественно:

– Скажите, бабушка, а вы верите в загробную жизнь?

– Неча всяку ерунду думать… – фыркнула старуха. – Садись вот, покушай… – Она поставила на стол облезлую кастрюлю. – Как звать-то?

– Меня? Виктория. Вика…

– А меня бабкой Зиной кличут. И ты так обращайся. У нас просто, без церемониев… Иди сюда.

Вика застонала. А потом поднялась и села – из какого-то упрямства. Увидела свои вечерние туфельки – рваные, со сломанными каблуками.

Баба Зина принялась охотно вещать:

– …Так вот – у нас, милая, дохторов уже лет двадцать нет. Без них обходимся… Недели через три, а может, боле – фершал приедет, который район объезжает… Но только в том случае, если «козлик» его не поломался. Вот о прошлом годе поломался – так целое лето мы этого фершала не видели!

– Какой еще козлик?.. – недовольно морщась, пробормотала Вика. Представила бородатого мужика в белом халате, верхом на козле. – Зачем? Почему ваш фельдшер не хочет пересесть хотя бы на лошадь?.. – И тут она вспомнила, что произошло на дороге. – Лошадь… Баба Зина! Я из-за лошади в дерево врезалась! – закричала Вика.

Старуха покачала головой:

– От беда… хотя чего там – жива, и радуйся теперьча! А лошадей у нас много – как-никак конезавод рядом…

– Конезавод?! – ужаснулась Вика. – Не-нет… Только не это!

– А что такое? – простодушно удивилась баба Зина. – У нас и коровы есть, и прочая живность! – Она наклонилась к Вике, всмотрелась в ее лицо маленькими карими глазами. – А я тебя, милая, сперва за внучку свою приняла…

– Какую внучку?

– Любашей ее зовут. Невестка писала, что машину Любаша себе купила недавно… Я как аварию углядела, сразу прибежала – не дай бог, думаю, Любаша моя в беду попала… – Старуха высморкалась в платок. – Хотя чего там, вряд ли я ее дождуся… Чего вам тут, молодым, делать?..

Вика с трудом доползла до стола. Баба Зина поставила перед ней миску картошки, кружку с молоком, отрезала большой кусок хлеба.

– Да ты покушай, милая… Ежели не приглядываться – ну прям вылитая Любаша!..

Баба Зина ласково провела по Викиной голове шершавой ладонью, цепляя волосы.

Вика заглянула в кастрюлю. От картофеля «в мундире» шел пар, на стенках кастрюли чернела накипь с вкраплениями песка. А хлеб лежал прямо на столе, по которому ползала муха. Молоко Вика не пила принципиально.

– А… а можно просто водички?

Старуха кивнула, зачерпнула кружкой воду из ведра возле двери.

Вика взяла кружку, принюхалась. Потом увидела какие-то мелкие включения, плавающие на поверхности воды.

– Кипяченая?.. – слабым голосом спросила Вика.

Баба Зина крякнула, стараясь сдержать свое возмущение. Ничего не сказала.

Вика, не в силах преодолеть своих привычек, отодвинула от себя кружку.

В этот момент на стол с трудом прыгнула старая кошка – с бельмом на глазу и плешивым боком. Вика отшатнулась, едва сдерживая ужас и отвращение.

– Лишай, лептоспироз, токсоплазмоз, боррелиоз, лимфоретикулез, парша, бешенство, глисты… – забормотала она, глядя в мертвый кошачий глаз.

– Молитву, что ль, читаешь? Читай, читай… А это кошка моя, Мурка. Ей пятнадцать годов уже. Ежели по человечьим меркам – так старше меня, верно, будет… Я так думаю – помрет скоро, уж больно плоха стала… Жалко! Хоть души у ей нет, а все равно жалко…

В распахнутое окно заглянула разбойничья физиономия – небритая, с подбитым глазом. Вика от неожиданности вскрикнула. Но мужик с разбойничьей физиономией не обратил на Вику никакого внимания.

– Ой, кто это?! – обернулась Вика к бабе Зине.

– Привет, баб Зин… – сказал мужик сиплым голосом. – Говорят, авария какая-то у леса случилась?

– Ага… – важно ответила старуха. – Вон, пострадамшая сидит, – указала она на свою гостью. – Говорит, Вика… А кто ее знает – может, Вика, может, еще кто… Я в документы не смотрела!

Мужик, насупившись, принялся разглядывать Вику – словно только сейчас ее заметил. Затем изрек:

– Да-а, сильно пострадамшая… Слышь, а стольник взаймы дашь, пострадамшая?

– У меня карточка.

– Чего? Какая еще карточка? – удивился мужик.

Вика зашарила в поисках карманов. Но карманов в этом платье не было. Сумочку Вика забыла захватить с собой. Возможно, что-то было в машине, но машина сгорела…

Только сейчас Вика осознала, что у нее с собой нет ни денег, ни документов, ни мобильного. Ничего.

– Простите, ничем не могу вам помочь, – сказала Вика мужику. – У меня карточки нет. И наличных тоже нет. Ни копейки. И документов тоже! Все сгорело… А мобильный телефон я, кажется, забыла дома…

– Ну, мобила тут ни к чему… – ухмыльнулся мужик, обнаружив наличие золотого зуба. Единственного. – Бесполезная вещь! Связи-то все равно нет.

Мужик исчез так же внезапно, как и появился. Вероятно, потерял к Вике всякий интерес.

– Я спать хочу… – прошептала Вика, вставая из-за стола.

Упала обратно на свой топчан и закрыла глаза. «Наверное, я завтра умру».

Но на следующий день она проснулась живой и довольно бодрой. Ничего не болело – лишь саднили многочисленные царапины. Даже гигантская шишка на лбу рассосалась, превратилась в небольшой бугорок…

То, что она еще жива и даже как будто невредима, даже слегка расстроило Вику. Потому что как жить дальше – она не знала.

– Доброе утро! – поздоровалась старуха. – Умыться, поди, хочешь? Это там, на улице…

Вика вышла на крыльцо, сощурила глаза – сияло яркое июньское солнце. Неподалеку стоял покосившийся рукомойник.

Некоторое время Вика сомневалась, но потом все-таки шагнула к нему. «Риск, конечно, умываться здесь, но ходить грязной тоже совсем не хочется…»

И Вика принялась осторожно отмывать лицо. Без мыла. Поскольку мыло – кусок грязно-серого едко-пахучего вещества с прилипшими к нему волосами и песком – не вызвало у нее никакого доверия. На рукомойнике висел осколок зеркала. Заглянув в него, Вика обнаружила, что ресницы и брови у нее сильно опалены, а на щеке – широкая ссадина, правда, совсем не глубокая. И багровый оплывший круг на лбу, словно оттиск чьей-то печати.

На крыльцо вышла баба Зина, держа в руках нечто аляповатое и бесформенное. Тряпку?

– Вот, нашла… Тебе, – гордо произнесла старуха, тряся это «нечто». – А что, отличная вещь, ей сносу нет! В пятьдесят девятом году покупала, на слете передовиков, в Сызрани!

– Что это? – спросила Вика.

Старуха торжественно развернула тряпку, и Вика с трудом опознала в ней платье.

– Я не могу это надеть! – вырвалось у Вики.

– Это еще почему? – удивилась баба Зина.

– Ну как… вам оно, наверное, очень дорого, как память. Как память о слете передовиков!

– Что теперь, молиться на него! – возмутилась старуха. – А тебе в этой рванине нельзя ходить – вон, телеса все наружу… А другого, окромя этого платья, у меня и нет ничего. А, халат еще есть – я в нем Зорьку иногда доить хожу! – вдруг вспомнила она.

– Нет-нет, тогда лучше платье! – испугалась Вика.

– Ну, и на ноги что-нибудь подыщем… Не пропадешь, девка!

С обувью выбор тоже был небольшой – либо гигантских размеров резиновые сапоги – кажется, именно такие надевают любители рыбной ловли, чтобы постоять с удочкой на мелководье, – либо старые галоши. Тоже, кстати, из резины!

…Через некоторое время Вика вертелась перед мутноватым старым зеркалом в доме у бабы Зины, пытаясь разглядеть себя со всех сторон. «Кажется, я похожа на клоуна. Это платье, эти черные резиновые чоботы!»

– Ужасно… – вырвалось у Вики. Она привыкла тщательно подбирать одежду и обувь, в магазины ходила, по выражению мужа – «как на работу». Читала журналы, ходила на показы новых коллекций, знала все о стилях, об истории моды… А тут пришлось нацепить на себя это!

– А по-моему, неплохо! – слегка обиделась баба Зина. – Ну-ка, покрутись… Нет, тебе идет, Виктория! Определенно, идет.

Вика издала горлом странный звук – нечто среднее между плачем и хохотом.

– Я тогда девяносто три кило весила… – любуясь гостьей, пустилась в воспоминания старуха. – Ну, когда на слет передовиков ездила. Эх, и куда вся красота девалась! Жисть моя, аль ты приснилась мне… Очень тебе мое платье к лицу.

Но Вика не разделяла ее оптимизма.

– Нет, это невозможно… – пробормотала Вика, разглядывая себя в зеркале. – В этом невозможно выйти на улицу! Пальцами будут показывать…

– Чего? Чего ты там опять шепчешь?

– Не мой размер, говорю! – крикнула Вика.

– Ишь ты, про размеры вспомнила… – сердито буркнула баба Зина. – А не нравится, так голой ходи! Не ее размер…

– Ладно, ладно, не буду! – сдалась Вика. – Все мне нравится! Я пошутила… Баб Зин, на самом деле это называется – винтаж. Ты мне дала винтажные вещи. Они сейчас дико модные. Дико!

– Сразу бы так… – подобрела баба Зина.

Эмма второй день не отходила от Андрея. О работе пришлось на время забыть – искали беглянку.

Они сидели возле телефона, все еще переживая утренний визит в морг. «Лучше бы на месте той несчастной была Вика… – думала Эмма, вспоминая тело женщины, по приметам совпадающей с приметами Вики. – Это был бы наилучший выход – для самой Вики, для Андрея… И для меня».

Зазвонил телефон.

Андрей сорвал трубку:

– Алло?

– Нашли? Ее нашли? – потянулась к нему Эмма.

– Нет, ее не нашли. Простите, это я не вам… Какой номер? А, все верно – три тройки. Три-три-три. Анна, Денис, Ульяна… – Андрей обернулся к Эмме, пояснил шепотом: – Номер машины уточняют. Что, простите? А, что было на ней надето… – Он снова повернулся к Эмме. – У меня уже из головы вылетело, что на ней было надето.

Эмма налила в стакан воды, поднесла его Андрею.

– Спасибо, Эмма… Нет, это я не вам.

– Андрей Владимирович, давайте я сама с ними поговорю!

Андрей отмахнулся, выпил воды.

– Вы меня слушаете? – снова заговорил он в трубку. – Красно-коричневое платье из этого, господи…

– Из атласа, – подсказала Эмма.

– Да, из атласа! Блестящее такое! И туфельки на шпильке, цвет затрудняюсь определить… Коричневые! Волосы светлые, длинные, убраны в такую, знаете, высокую прическу. Вру, вру! Волосы были распущенные! – закричал он. Потом послушал, что ему ответили, положил трубку на рычаг.

– Что говорят? – с беспокойством спросила Эмма.

– Говорят, перезвонят, если будут какие-то сведения… Я все путаюсь с Викиной прической: сначала у нее действительно волосы были убраны аккуратно, вверх… заколки, и все такое… Но потом она подралась с Чертковой, и от прически ничего не осталось!

У Андрея было бледное лицо, губы дрожали.

– Все в порядке, Андрей… Владимирович, – сказала Эмма и, не выдержав, положила ему руку на плечо.

– Вот только не надо вот это… – дернул плечом Андрей. – Она сбежала! В совершенно невменяемом состоянии! Ночью! На машине! Я на девяносто девять процентов уверен, что ее уже нет в живых!..

– Но в морге была не она.

– Не она! Там – не она! Но где-нибудь в канаве – она! Я чувствую – ее уже нет в живых! – повторил он исступленно.

– Вас это огорчает, Андрей Владимирович? – холодно спросила Эмма.

Андрей посмотрел на нее с изумлением:

– Глупый вопрос… – Он провел рукой по лицу, потом произнес другим, спокойным голосом: – Вот что, Эмма, – мы оба должны держать себя в руках.

– Простите, Андрей Владимирович.

– Нет, это вы меня простите, Эмма.

Они помолчали, стараясь не смотреть друг другу в глаза.

– Хорошо бы найти частного детектива, – предложила Эмма.

– А что, это мысль! – согласился Андрей. – Пожалуйста, Эмма, займитесь этим прямо сейчас.

…Вика в нерешительности стояла у деревянного строения под названием «сортир». Ей уже давно хотелось посетить данное заведение, но она оттягивала этот момент до последнего. Дольше терпеть было нельзя.

Наконец она распахнула дверь – и сразу же несколько мух полетели ей прямо в лицо. Вика отшатнулась, одной рукой отмахиваясь от мух, а другой – захлопывая дверь.

С крыльца спустилась баба Зина и спросила заинтересованно:

– Чой-то ты? Чево там такое?

Старуха заглянула внутрь деревянного строения, но ничего нового для себя не обнаружила.

– Там… там пахнет! – выдавила из себя Вика.

– Известное дело… – пожала плечами баба Зина. – Не парфумерный же магазин! Ох, и странные ж вы, городские… Ежели брезгуешь, иди за дом, в кусты.

– В кусты?!

– Ну да… – растерялась баба Зина. – А кусты тебе чем не угодили?

– Вам же здесь жить!

– Подумаешь! Авось не вляпаюсь… – буркнула старуха и засеменила прочь.

Вика едва не заплакала. О, эти простые, грубые нравы! Она всей душой отвергала происходящее. Отвергала платье, которое было на ней надето, отвергала галоши… Вода, воздух, еда – все было отравлено, пропитано болезнетворными бактериями. Отсутствовали нормальный туалет, душ, кровать, постельное белье!

А где все те милые сердцу гигиенические мелочи, которые изобрела для женщин цивилизация?! Их тут днем с огнем не найти, наверное!

Вика ощутила себя принцессой, выброшенной из царских покоев на базарную площадь. Она не знала бедности, не знала этой первобытной простоты, низводящей человека до уровня животного…

Ее прошлое блистало лилейной чистотой. С самого рождения Вика жила в неге и комфорте. Белоснежное белье на ортопедическом матрасе, антикварная фарфоровая посуда, серебряные столовые приборы, богемский хрусталь… Вода, пропущенная через фильтры, экологическая еда, купленная в дорогих супермаркетах!

Что касаемо интимных нужд, в распоряжении у Вики всегда была итальянская сантехника, выдраенная до бриллиантового блеска – ее можно было, безо всякого ущерба для здоровья, языком лизать (если, конечно, кому-то пришла бы в голову дикая мысль – облизать унитаз). Это дома. В общественных местах Вика старалась туалеты не посещать (инфекция!), но, конечно, кое-какой опыт был. В ресторанах или, например, магазинах определенного уровня пахло освежителем воздуха, ароматизированным мылом, чистящими средствами, а вот человеческим телом – редко, особенно если не заходить в туалет сразу после кого-то. Вика такого и не делала никогда. Всегда предусмотрительно просила обслуживающий персонал сделать небольшую уборку – прежде чем посетить туалетную комнату.

Здесь же у нее было два варианта – жуткий деревянный сарайчик, насквозь пропитанный миазмами, или ля натур. Природа то есть…

Ладно, если надо выбирать, то пусть уж будет она, натура!

Морщась, Вика забралась в кусты, подняла платье. На ногу тут же села страшная муха. Даже не муха, а слепень – кажется, именно так называлось это отвратительное насекомое. Вика взвизгнула, отогнала его, но затем увидела комаров – противно зудя, они кружились над другой ее ногой… Опять же какая-то мелкая мошкара, больше напоминающая пыль, обволакивала обнаженное тело!

В результате Вика оказалась вся искусанная насекомыми. Больше всего, как и следовало ожидать, пострадала нежная филейная часть.

Вечером Вика лежала на топчане бабы Зины, остервенело чесалась и думала о том, как ей жить дальше. Надо бежать из этих жутких мест – очевидно. Но вот куда? Домой? Домой ее не пустят, сразу определят в сумасшедший дом. Родственников у Вики не было, подруг – тоже. Ее семья – Андрей, и бесплатное приложение к нему – очкастая Эмма.

Пока Вика размышляла над горькой своей судьбой, напротив, на печи, лежала баба Зина и, зевая, привычно плела какую-то историю. Вообще, насколько заметила Вика, баба Зина молчать не любила.

– …лихая была девка, неуемная! Даром что ханская дочь… «Я, грит, желаю мир посмотреть!»

«Но все равно надо бежать. Отсюда тоже надо бежать, – думала Вика, не обращая внимания на старухин бубнеж. – Черт, да что же так чешется… Я завтра сесть не смогу! – Внезапно Вику окатило волной ужаса: – А что, если я заразилась? Эти кровососущие – переносчики всевозможных болезней!»

– Малярия, туляремия, лейшманиоз, филяреоз, тиф, болезнь Лайма!.. – прошептала Вика. И это был еще не весь список!

Перед глазами всплыли страницы справочника по инфекционным болезням, иллюстрированного красочными фотографиями. Она, Вика, проштудировала его от корки до корки, как и все прочие учебники. Выучила наизусть все названия и симптомы, все возможные последствия и осложнения.

Вспомнила, как ведущий их курс инфекционист – Моисей Ефимович Ровнер, коренастый пожилой мужчина с волосатыми руками, – смачно и звучно, почти с наслаждением описывал болезни, передающиеся насекомыми. Еще Моисей Ефимович очень любил вспоминать, как боролся с малярией где-то в Средней Азии.

«Ну, допустим, я сейчас не в Средней Азии!» – попыталась успокоить себя Вика. Но потом вспомнила, какой идет поток мигрантов из тех мест, и снова расстроилась.

В памяти намертво запечатлелись картинки из учебников, строчки на страницах. А занятия в анатомичке? Бр-р, до самой смерти не забыть!

«Отец был прав. Я такая впечатлительная, восприимчивая… совершенно напрасно пошла в медицину, старательно выучила все то, о чем лучше вообще не знать, увидела человеческие страдания, разложение, смерть! Может быть, именно поэтому я схожу с ума и мне везде мерещатся болезни?..»

Вика едва слышно застонала, ворочаясь на твердой постели.

«Вот взять, например, это бабу Зину! Чем она больна?»

Вика резко повернулась и сосредоточила взгляд на старухе.

– …собрал ейный папка войско, и пошли они в поход! Долго шли, до-олго… – вещала баба Зина.

Вика вдруг машинально подняла руку, ладонью провела вдоль тела бабы Зины, издалека. Старуха ее жеста даже не заметила, продолжая болтать, но вот с Викой произошло нечто странное.

Она почувствовала. Опять! Как тогда, в случае с женой Митяя!

Непонятно как, но Вика увидела старуху, словно в ладони у нее прятался миниатюрный рентгеновский аппарат. Увидела переплетения нервов и кровеносных сосудов, разноцветное сияние внутренних органов – печени, желудка, почек… Ритмичные сокращения сердца.

В почках было полно камней и песка (хотя, в общем, ничего смертельного), а поджелудочная железа у бабы Зины была какой-то затемненной и отличалась по цвету от прочих органов. Были еще какие-то мелкие неполадки, но Вика целиком и полностью сосредоточилась на поджелудочной. Та была мертвенного, темно-серого цвета.

«Безнадежно. Но рак у пожилых обычно тянется долго, без боли, без симптомов. Год, два она проживет и без всякого лечения. Это юных он пожирает в считаные дни, а баба Зина еще успеет пожить. И умрет тихо, почти не страдая».

Вика смотрела на бабу Зину, и ее раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, она знала, что она, Вика, сумасшедшая. Сколько раз самой себе ставила неправильные диагнозы! С другой стороны, Викины ощущения сейчас были настолько реальны и четки… А что, если все просто: она могла ставить другим людям диагнозы на расстоянии, а себе – нет?

Она, как уже упоминалось, во время своей учебы не раз наблюдала за работой талантливых врачей, на лету ставящих диагнозы. Но даже эти таланты не основывали свои диагнозы на мистике, не на каких-то там экстрасенсорных озарениях. У них были просто способности к медицине.

Дело в том, что некоторые симптомы буквально написаны у пациента на лице. Например, если белки глаз с красноватым оттенком – скорее всего, в печени идет острый процесс, если с желтоватым – процесс уже перешел в стадию хронического. Мешки под глазами часто свидетельствуют о слабой работе почек. Побелел носогубный треугольник – надо обратить внимание на сердечно-сосудистую систему. Побелели губы – грозный сигнал о болезни сердца. Но в большинстве случаев, чтобы поставить точный диагноз, требовалось сделать анализы, провести ультразвуковое исследование и т.п.

«Нет, этого не может быть… Я сумасшедшая. Я просто сумасшедшая. Я не могу видеть то, что творится у бабы Зины внутри, я не экстрасенс и не волшебница!»

– …войско ханскую дочь слушалось. Очень она хорошо верховодить умела! А папка дочкой любовался, нарадоваться не мог – тем более что была она у него единственной, кровиночкой родной! Других деток не смог завести.

– Баба Зина, ты о чем? – встряхнулась Вика, отгоняя от себя странные видения. – Какая еще ханская дочка? Это ты мне сказку на ночь рассказываешь, что ли?..

– Какая там сказка! – рассердилась старуха. – Так оно и было в жизни! Мне эту историю бабка рассказывала, а ей – ее бабка. Все как есть в жизни было! Давно только…

– Очень давно?

– Не то слово! Тыщу лет назад, не меньше. Так вот, повторяю по второму разу – жила эта ханская дочь в далеких степях. – Баба Зина подумала и добавила: – На берегу окияна.

– Может, моря? – грустно засмеялась Вика.

– Ну, пущай моря… Нешто я из-за таких пустяков спорить буду! – отмахнулась старуха. – Так вот, жила ханская дочь далеко. На берегу моря. И приспичило ей мир посмотреть!

– Зачем?

– Откуда ж я знаю! Приспичило, и все тут! Я ж говорю – уж больно шебутной она была девкой. Собрали они с папашей своим войско на всякий случай – и в путь. Уж такая лихая! – Баба Зина почесала нос. – А по мне, так-то оно лучше, чем в четырех стенах сиднем сидеть.

– А как ее звали? – спросила Вика, ложась на спину.

– Кого?

– Ханскую дочь.

– Откуда ж я знаю! Тыщу лет назад дело было…

– И много они с отцом успели увидеть?

– Да уж порядочно! – подумав, изрекла баба Зина. – Ежели они до наших краев сумели доскакать. – Это было сказано тоном свидетеля событий. – Но тут случилась с ханской дочкой история. Влюбилась она. В нашего, местного. Князя. Тоже не хухры-мухры человек был…

– А он? Князь этот?

– Он тоже в нее до беспамятства втрескался. Как у нас говорят – влюбился, словно рожей в сажу влепился! Но вот беда: отец ее против (за чужого кровиночку родную отдавать!), войско ихнее тоже против – им воевать вздумалось, чего зазря землю топтать (а какая война, когда противники меж собой ожениться вздумали?). Но дочка над отцом власть имела. Уговорила она его! Скрепя сердце хан согласился. Только повелел выкуп за дочку отдать. Ба-альшой!

– Князь не отдал выкупа?

– Отдал, как миленький. Я ж говорю – втрескамшись в нее был! Но тут уж наши бояре зашумели – князь почти всю казну хотел за ханскую дочь отдать.

– Как романтично… – пробормотала Вика. – Они поженились?

– Нет… – вздохнула старуха. – Убили ее, болезную. Кто – неизвестно. Тут ее и похоронили, вместе с золотом, которое с собой везла и которое князь за нее отдал отцу… Старики говорят – мно-ого золотишка-то было! А потом война началась – между пришлыми и нашими. Долго-долго война шла, не год и не два, а почитай, два века!

– Это сказка? – опять спросила Вика, потирая лоб. Вот вам и требуемое шерше ля фам, господа историки!

– Нет, не сказка! – с азартом возразила баба Зина. – Все так и было, как рассказываю! Только давно очень.

– А золото? Так и осталось с ханской дочерью лежать?

– Да. Его потом искали, но все без толку. Говорят… – Старуха понизила голос. – …Говорят, князь на золото заклятие наложил. Вроде как если найдет его кто, то тот страшной смертью и помрет.

– Зачем же люди искали его? – удивилась Вика. – Неужели проклятия не боялись?

– Боялись, еще как боялись… – согласно кивнула баба Зина. – Но край у нас бедный, земля плохо ро?дит, войны опять же, правители тоже не великого ума… Крестьянина завсегда грабили! Немного пожили хорошо, когда колхоз наш в миллионерах ходил, а потом опять все развалилось, еще хуже стало. Так вот, бедность – наказание пострашней, чем колдовские всякие проклятия. От бедности иной раз и черту душу готов заложить… Особливо когда деточки мал мала меньше по лавкам от голода плачут! Вот и искали золотишко-то, сколько помню. Да и в заклятия нынче мало кто верит… – веско добавила баба Зина.

– А ты – веришь?

– Не особо… – вздохнула старуха. – Вот тебе история про ханскую дочь из далеких степей – хошь верь, хошь нет.

– Бедная, несчастная девушка… – пробормотала Вика и закрыла глаза.

– Тут я не согласна! Глупая – да, но совсем уж не несчастная. Жисть у ей хоть и короткой, но яркой была. Любовь ей выпала – настоящая. Не всякому такое счастье выпадает.

– Очень интересная история, баб Зин. Не хуже чем история про Ромео и Джульетту! – пробормотала Вика сквозь накатывавшую на нее дрему. – Но все равно это сказка – ханская дочь, золото…

– А может, и сказка! – неожиданно легко согласилась старуха. – Но только если б не сказка, разбежались бы тут все давно… А так – верят, живут, ищут золотишко-то…

– И сейчас ищут?

– Да не… Только мальчишки, – противореча самой себе, изрекла баба Зина. Потом длинно зевнула. – Мужики уж не ищут. Но верят. Потому что, окромя этой сказки, и нет у нас ничего… – Старуха заворочалась у себя на печи, потом спросила уже другим, строгим тоном: – А ты, девка, надолго ль у меня?

– Завтра уйду, – тихо ответила Вика.

– Не, я тебя не гоню, ты не думай… Хоть вечно живи тут! Другое дело, что до станции двадцать километров пехом! Оно, конечно, Митяй тебя мог бы до станции подбросить, но у него машина, я тебе уж говорила, больно ненадежная. Как ни посмотрю – починяет он ее опять.

– Митяй – это тот, у кого жена беременная?

– Ага. Нинка. Сорок лет почти бабе – рожать вздумала!

– Ей надо в город. – Вика вдруг вспомнила о том, что почувствовала, когда увидела живот этой самой Нинки. – Тазовое предлежание – без медицинской помощи не обойтись. – «Даже если я ошибаюсь насчет предлежания, все равно не обойтись!»

– Ерунда все это… Спокон веку женщины без докторов рожали. Вот взять, например, мою бабку… – оживилась старуха и пустилась в очередной рассказ. Так, под ее бормотание, Вика и заснула.

Снов она не видела. А потом внезапно открыла глаза и обнаружила, что темнота за окном постепенно начинает рассеиваться. «Значит, уже утро!»

Вика встала, босиком прошлась по комнате. Старые настенные часы показывали начало пятого.

– Ты че не спишь? – расслабленным голосом спросила баба Зина. – Рано еще… Ложись давай!

Вика ничего не ответила. Она точно знала, что не уснет – тоска, тяжелая, давящая, вдруг навалилась на нее. Беспомощно огляделась вокруг – но глазу не за что было уцепиться.

– Баб Зин… – прошептала Вика.

– Ась? – сонно отозвалась старуха.

– А где кошка твоя?

– Мурка-то?.. – Старуха отвернулась к стене, заерзала под одеялом, вздохнула. – С вечера куда-то пропала.

– Может быть, на охоту отправилась? – сделала предположение Вика.

– Какая уж там охота… Верно, помирать ушла.

– Зачем ушла?

– Ну как… Звери-то, они понимают: смерть – это тайна. Никто ее видеть не должен. Смерть всегда прячут. Да ты спи давай! – раздраженно повысила голос старуха.

Вика села на свой топчан, поболтала босыми ногами. Минут через пять с печки донесся заливистый тонкий храп – баба Зина бессонницей явно не страдала.

Вика осторожно встала, вышла на крыльцо, обулась в свои галошки.

Утро только начиналось – густой туман плыл над садом, прохладный ветер щекотал открытую шею.

«Как здесь противно, неуютно… Вот говорят – природа, природа! Грязь и жестокость. Черная земля, которая кишит бактериями и микробами, вода непонятно какого качества, воздух, от которого болит голова и хочется чихать. Никаких условий! Я попала в ад…»

Вика села на выбеленную дождем деревянную лавку. Эта мысль – что она попала в ад, уже не выходила у нее из головы. В самом деле, если предположить, что у каждого человека есть свой ад, то Вика попала точно по адресу. Получила то, чего больше всего боялась и не любила.

Ее одели в рубище и бросили в грязь. Лишили еды и питья и – даже смешно сказать! – возможности нормально справить естественные человеческие потребности. Она не могла принять душ, у нее не было даже зубной щетки.

А если бы она заболела, то помощи не получила. В Москве у нее была возможность в любой момент позвонить в «Скорую» и получить самую высококвалифицированную помощь. А здесь? Просто чудо, как она еще жива после вчерашней аварии…

Сбылись все ее кошмары! Надо бежать из этого ада, и как можно скорей. Пусть до станции идти пешком полдня, какая разница!

«Рассуждаем логически. Допустим, я попадаю на станцию – дойду сама, или этот Митяй подвезет меня на своем драндулете. Что дальше? Куда мне ехать? Может быть, вернуться домой? А что дома? Дома известно что будет – Андрей определит меня в сумасшедший дом… Господи, я словно в трех соснах заблудилась, никак не могу найти правильную дорогу!»

И в этот самый момент, сидя в саду у бабы Зины, Вика вдруг осознала раз и навсегда: идти ей некуда. Есть только один путь…

Это было как озарение, как открытие – она столько раз была где-то рядом, но не замечала… Выход есть! Гениальный выход!

Она не будет больше мучиться и, главное, перестанет мучить других. Андрей – порядочный, хороший, добрый – освободится от нее и наконец станет счастлив. Мир без нее, без Вики, будет только лучше.

«А как хорошо, что мне перестанет лезть в голову вся эта ерунда про чужие болячки… Будет только покой, абсолютный покой!»

Вика вскочила, лихорадочно огляделась. Неподалеку, у дома, висела веревка.

– Есть!

Вика схватила веревку и, тихо смеясь, принялась искать перекладину. «Кажется, за домом растет старая береза – очень удобно…»

Вика уже была готова бежать за дом, но тут очередная мысль посетила ее голову. Будет очень нехорошо, если она подложит такую свинью бабе Зине. Чем та заслужила? Просыпается старушка утром, а в саду у нее – болтается на веревке Виктория Бортникова.

«Лучше уж как кошка бабы Зины… Уйду, и никто не узнает, где могилка моя. Растворюсь в воздухе, исчезну. А что, правильно! – возликовала Вика. – И Андрею меньше хлопот – с опознанием, милицейской нервотрепкой, похоронами, ненужными тратами… А баба Зина решит, что я просто ушла. Да, да – я ведь так ей вчера вечером и сказала – завтра уйду!»

Вика бросила веревку и побежала к калитке.

Выскочила на улицу, огляделась. Справа были дома, на заднем фоне высилась водонапорная башня, слева – лес. Туда, к лесу! Подальше от людей!

Она не шла, а бежала. Легко, едва касаясь земли. Деревня еще спала, лишь кое-где во дворах лаяли собаки, услышав ее шаги.

В первый раз за очень долгое время Вика чувствовала себя счастливой. Выход найден! И почему она не могла раньше сделать это?..

Лес был довольно близко. Но, когда Вика добежала до него, то обнаружила, что это не лес вовсе, а так, чахлая рощица. Заблудиться в ней, сгинуть в лесной чащобе – как первоначально решила для себя Вика – при всем старании не получилось бы. Настоящий лес был дальше, вон он!

Чуть в стороне, за рощей, стояла старая церковь. Вернее, ее развалины – все стены выщерблены, словно в них из орудий палили…

Вика обежала церковь, стоявшую на небольшом холме, и чуть не вскрикнула от неожиданной радости – там, внизу, было озеро. Большое! Вика потому его не заметила раньше, что оно почти все пряталось в густом утреннем тумане.

Вода… Вот что хорошо умеет хранить тайну!

Вика побежала вниз, чувствуя, как щиколотки хлещет мокрая от росы трава.

Остановилась на берегу, на кромке влажного песка, всмотрелась в воду. В темно-коричневой мгле покачивались водоросли, мелькали тени – то ли рыбешки плавали, то ли это был какой-то оптический эффект.

Смутная мгла неудержимо манила к себе Вику, зазывала неслышными голосами, обещала покой и спасение. Этот покой был во сто крат лучше жизни. Что жизнь – тяжкая, утомительная ноша, вечная борьба, бесплодные судороги…

Даже окружающий пейзаж показался отвратительным – влажный песок вперемешку с обломками почерневших веток и камней, трава с острыми кромками – она исхлестала Викины щиколотки до крови. А каким противным было набухшее рассветом небо! И этот скользкий туман…

Лишь вода являлась прибежищем и спасением!

Вика сняла галоши и медленно ступила в нее. Вода была холодной, не успевшей прогреться за июнь, но в этом холоде было нечто вроде анестезии, снимавшей мучительную боль. Вика сделала пару шагов – вода сразу достигла колен. А впереди, сквозь клочья тумана, темнело черное дно – судя по резкому наклону, глубокое.

«Минутку! Зачем я оставила на берегу галоши? Догадаются!» Вика рванула назад. Она очень не хотела, чтобы кто-то раскрыл ее тайну. «И, потом… Ну, утону я… А тело-то потом всплывет!»

В памяти мелькнуло воспоминание – она, девочкой, из-под палки читает повесть Тургенева «Муму». Всей душой протестует, но читает. Готова тысячу других книг прочитать от корки до корки, но только не таких жестоких! Гувернантка стоит рядом, строго следит за процессом – девочка не имеет права отлынивать от уроков… А то, что маленькой Вике до слез жалко несчастную собачонку и она готова изорвать книгу в клочья, – плевать.

Но вот оно и пригодилось – настал звездный час гувернантки!

Кажется, бедняга Герасим привязал к шее собаки два кирпича… Ничего, сгодятся и камни!

Вика засмеялась этой подсказке из прошлого. Теперь она знала, что следует привязать к себе камень. Но веревку она с собой не взяла, да и больших камней поблизости не наблюдалось!

Тогда Вика принялась набивать глубокие карманы бабы-Зининого платья галькой. Заполнила их доверху («О, как давит на плечи! Очень хорошо!») и снова – в воду, подняв тучу брызг, прижимая к груди галошки. Скорей, быстрей!

Бухнулась на колени, поползла вперед, купая ладони в мягком иле… Неудержимая тяжесть влекла ее вниз – надо было только зайти как можно дальше, дальше!

И в этот момент Вика услышала вдруг далекое ржание. Лошади?! Этот звук заставил ее замереть. Лошади – еще один повод сбежать из этого глупого мира… Лошади – чудовища. Сбежать от чудовищ навсегда!

Но вместо того чтобы плыть дальше, Вика замерла. Лошадиное ржание словно напомнило ей о чем-то.

«Ах да… Я же совершаю грех. Очень тяжкий грех!»

Не то чтобы эта мысль остановила Вику, отринув желание покончить жизнь, – нет. И то, что она совершает грех, тоже не особенно пугало. Но надо было еще кое-что сделать, самое последнее… И только потом с чистой совестью уйти навсегда.

Вика, поднимая тучи брызг, во второй раз выбралась на берег. Задыхаясь, выкинула из карманов гальку, нацепила на ноги резиновую обувку и зашлепала к старой церкви, стоявшей на пригорке.

Вода хлюпала в галошах, мокрый подол прилипал к ногам, волосы лезли в глаза…

С окончательно сбитым дыханием Вика подбежала к церкви, распахнула деревянные двери (они оказались не заперты), влетела внутрь и упала навзничь, на каменный пол.

– Господи, если можешь, прости меня… Я знаю – это страшный грех. Но другого выхода у меня нет! Я уже давно решила – надо исчезнуть. Навсегда… Ада я не боюсь. Мой ад – вот он, вокруг меня. Все то, чего я боюсь и ненавижу, обрушилось на меня разом… А возвращаться мне некуда, да и незачем! – скороговоркой прошептала Вика, прижавшись щекой к полу.

Она рывком подтянулась, села на колени, размашисто перекрестилась, намереваясь вскочить и снова бежать к озеру, но в этот момент вдруг какой-то грохот раздался у нее прямо над головой.

Не то чтобы Вика испугалась (она была уже в том состоянии, когда мало что может испугать), но все-таки невольный крик сорвался с ее губ:

– Ой, мамочки!

Она подняла голову и увидела, как высоко, под гулкими сводами, в полутьме, мечется стая голубей. Потом они куда-то исчезли – словно по мановению волшебной палочки.

Вика огляделась – часть стен была в строительных лесах, висели веревки, напоминающие лианы в джунглях… Пустые окна без стекол – скорее всего, голуби через них и улетели.

С потолка летела пыль…

А потом кто-то наверху прокашлялся.

– Кто там?! – в ужасе закричала Вика. Вскочила, задрав голову, оглядела стены с лесами. В этих развалинах не могло быть ни одной живой души! Ну, если только бог не решил отговорить Вику от ее поступка…

Впрочем, через мгновение все разрешилось – Вика на одном из верхних ярусов увидела мужчину в рабочем комбинезоне, с кистью в руке. У его ног стоял фонарь – тусклый огонь метался за стеклянным колпаком.

– Пардон, мадам… Я вовсе не хотел вам мешать. Вы сюда молиться пришли, а я, так сказать, сбил вам лирический настрой… – этот фатовской голос, эти банальные до пошлости слова моментально привели Вику в чувство. Бога нет, граждане… Это какой-то маляр красит здесь стены!

– Кто вы такой? И что здесь делаете? – раздраженно спросила Вика. И про себя, тихо, с ненавистью: – Дур-р-рак…

Мужчина поднял фонарь, и свет упал на его лицо.

Это был даже не мужчина, а парень – лет двадцати пяти, двадцати восьми.

– Все очень просто – я реставратор… – тем же фатовским голосом произнес парень. – Мы с Егором получили заказ от местной епархии – отреставрировать фрески.

– С каким еще Егором? – Вика снова завертела головой. Оказывается, тут и Егор какой-то есть!

– Это приятель мой. Не ищите, мадам, его здесь нет. У него на вчерашний вечер было назначено романтическое свидание… Судя по всему, оно до сих пор не закончилось. Так что сейчас работаю за двоих!

– Работаете? – раздраженно переспросила Вика. – В такую рань?

– Это деревня, мадам. Здесь всегда встают рано!

– А-а… – пробормотала Вика. Откинула с лица пряди мокрых волос, подошла ближе к стене. В самом деле, какие-то фрески… Краски были выцветшими, часть их вообще осыпалась.

– Сейчас вы видите перед собой картину Страшного суда, – тоном экскурсовода произнес парень. – А если рискнете подняться ко мне, то можете увидеть лики двенадцати апостолов – я почти закончил их реставрировать. Красота неописуемая! – добавил он уже другим тоном, хвастливо.

– А что потом?

– Когда?

– Когда вы с Егором все тут восстановите?

– Обещают батюшку прислать. Церковь вновь станет действующей – спустя столько времени-то. Раньше здесь авторемонтная мастерская была. Службы тут будут вести. Хотя…

– Хотя – что? – спросила Вика, разглядывая фрески.

– Народ тут пьющий, не до служб ему. Все разваливается, деревня умирает…

– Зачем же вы приехали сюда? Ради денег?

Парень помолчал. Потом ответил просто:

– Вообще я из местных. Родился здесь, в Овражках.

– Не похожи вы на местного…

– Нет-нет, я правда из местных! – засмеялся парень, и смех его гулким эхом заметался под сводами церкви. – В семнадцать уехал в Москву, закончил Строгановку… И вот спустя двенадцать лет я снова здесь.

– Зачем же сюда вернулись? – угрюмо спросила Вика. – Это такое жуткое место, ваши Овражки… По-моему, добровольно сюда никто не захочет вернуться!

– А вас, мадам, каким макаром сюда занесло? – опять засмеялся парень. Потом повернулся к Вике спиной и принялся кисточкой подправлять фрески. Вика вгляделась снизу – кажется, у него неплохо получалось…

– Случайно, – отчеканила Вика. – Скоро уйду… то есть уеду отсюда.

– Так и я ж тут не навсегда, на одно только лето вернулся! – Он принялся протирать кисточку тряпкой. – Надо ж когда-то возвращать долги своей малой родине! Подкиньте-ка шпатель – вон там, слева от вас…

– А что такое «шпатель»? Я даже не знаю, как он выглядит… – растерянно оглянулась Вика.

– Ну вы даете, мадам… – весело произнес парень и в следующий момент сделал то, чего Вика никак не могла ожидать. Схватившись за веревку, скользнул вниз, словно акробат в цирке.

Она и ахнуть не успела, как этот сумасшедший покачивался в воздухе прямо перед ней, лицом к лицу. Правда, вверх ногами. Волосы, довольно длинные и нечесаные, нимбом стояли надо лбом. Вернее, висли вниз, подчиняясь земному притяжению. В одной руке он по-прежнему держал кисточку.

– Вот дела… – удивленно и развязно произнес незнакомец, уставившись Вике в лицо. – А я думал, ты тетка какая-то… А ты вовсе и не тетка!

– Что-о?! – Вика едва не задохнулась от возмущения.

Парень перевернулся, встал на ноги, оглядел ее с ног до головы – так бесцеремонно, что Вике захотелось его ударить.

– Нет, но прикид, конечно, атасный! – Он потрогал оборку на ее плече. – В таком платье только ворон пугать…

Этого Вика уже не смогла вынести. Она ударила парня. Если точнее, попыталась ударить – размахнулась изо всех сил и… промахнулась. Этот циркач вовремя отскочил назад.

– Ой-ой-ой… какие мы сердитые!

– Да как вы смеете! Хам! Нахал! Деревенщина!

Парень, стоя на безопасном расстоянии, почесал себе нос испачканным в краске пальцем, а затем изрек глубокомысленно:

– Я так полагаю, барышня прибыла из Москвы? Что же наша барышня здесь позабыла?

Вика снова хотела его ударить, но он опять вовремя отскочил – как раз на тот участок пола, на который падал из окна золотой луч. Значит, солнце уже встало, машинально отметила про себя Вика…

Только теперь, в солнечном свете, Вика смогла разглядеть своего оппонента как следует. Ему действительно было около тридцати – еще свежая кожа, которая обманчиво молодила его, но щетина на щеках – жесткая и густая. Такой у юных не бывает. Невысокий, худощавый. Глаза ясные, светло-зеленые, оливковые… А и правда на оливки похожи! Вика не любила зеленого цвета, он почему-то ассоциировался у нее с ложью.

Этот тип – лживый и хитрый. Опасный. Наверное, даже безжалостный!

– Смотри, ты вся мокрая… – Он указал на пол под ее ногами. С подола изрядно натекло воды. – Прямо в одежде купалась, что ли? Как тебе наше озеро?

– Какое озеро?

– Ищеево озеро. Оно так называется.

– Ищеево… Иди ты к черту! – со злостью произнесла Вика, отступая назад, к выходу.

Парень вдруг схватил очередную веревку, оттолкнулся от пола и через мгновение вдруг оказался снова перед Викой.

Она невольно отшатнулась назад.

– Тсс… Никогда не зови черта, – шепотом произнес парень. – А то он и в самом деле придет.

Где-то сверху опять завозились голуби. Вика вздрогнула и огляделась. Она вспомнила, где находится, – да, в этом месте не стоило говорить о нечистой силе.

– Надолго к нам? – с любопытством спросил парень.

– Что? – рассеянно отозвалась Вика. – Нет. Я же еще раньше сказала – нет…

– Жалко. – Он ловко перекинул в пальцах кисточку, затем засунул ее себе за ухо.

– Почему это тебе жалко? – Вика умышленно тоже перешла на «ты».

– А я только обрадовался – вот, думаю, модель подходящая попалась…

– Модель? Я не модель! Какая я тебе модель?! – окончательно взбесилась Вика.

– Тихо, тихо… Я же художник – ты не забыла? А художника всякий может обидеть…

И он кисточкой быстро коснулся ее носа. Коснулся – и тут же взлетел на леса с помощью своих веревок.

Вика потрогала нос, увидела на пальцах белую краску. Этот тип испачкал ей краской нос!

– Ты!!! – закричала она. – Что ты себе позволяешь?..

Он только засмеялся в ответ.

Голуби стремительно сорвались с места, полетели. Вика услышала рядом с собой шлепок – это голуби прицельно метили в нее.

Она взвизгнула и выскочила вон.

…С тех пор как она была здесь, мир неузнаваемо изменился. Туман над озером растаял, потеснился к другому, дальнему берегу. Небо тоже было каким-то странным – с одной стороны темнела ночь, с другой – наступал рассвет. Словно неведомая птица раскинула над миром крылья: одно крыло было темным, другое светлым.

И еще – Вике уже не хотелось себя убивать.

То есть хотелось, еще как хотелось! Но момент был безвозвратно упущен. Она уже не могла сделать то, что полчаса назад казалось ей таким простым и легким.

– Все испортил! – едва не плача, прошептала Вика. – Он мне все, все испортил!

Она скинула галоши и быстро зашла в воду. Наклонившись, принялась тереть нос, смывая краску. Вода уже не казалась ей холодной – какой-то теплый поток снизу охватил ее ноги.

Вика подумала мгновение, а потом, не снимая платья, вдруг рухнула в воду и поплыла. Дальше вода снова показалась ей ледяной – Вика завизжала, но останавливаться и не подумала. Доплыла до середины озера и затем легла на спину, подставив лицо утренним лучам.

– Ой, батюшки! – всплеснула руками баба Зина. – Топили тебя, что ль?..

– Нет, к-купалась… – У Вики зуб на зуб не попадал.

– Чё, прям в одеже?! Ну ты даешь, девка! И так до дому шла, мокрой?

– Ага.

– Ой, шебутная… ну-ка, сымай скорей! – Баба Зина помогла Вике снять через голову платье. – Аж синяя вся! Сымай, сымай…

Она накинула Вике на плечи одеяло, потом достала из шкафчика бутылку с мутным содержимым, граненый стакан.

– Пей… Согреешься!

– Не буду.

Баба Зина с укором посмотрела на Вику. Потом произнесла печально, без всякой злобы:

– Ну и дура.

Вздохнула. Потом ушла – Вика увидела, как за окном старуха развешивает на солнце мокрое платье. Потом баба Зина принесла сверток. Развернула. Вика увидела светло-голубую плотную ткань.

– Вот, купила о прошлом годе, занавески себе хотела сшить. – Старуха села напротив Вики, разложив на коленях ткань. – Но потом невестка из города уже готовые прислала. Так что бери, пользуйся…

– Мне не нужны занавески! – воскликнула Вика.

– Я говорю – ты из них платье пошить сможешь? Носить больше неча, только юбки да кофты мои старые…

Вика взяла ткань в руки, ощутила нежную податливость материала. Потом скинула с себя одеяло, подошла к зеркалу. Приложила ткань к себе.

Голубой всегда был ее, Викиным, цветом.

– Я не умею шить… – призналась Вика.

– Что, совсем? – расстроилась баба Зина.

– Нет, меня учили когда-то рукоделию… Пожалуй, строчку могу сделать на швейной машинке! У тебя есть швейная машинка, баб Зин?

– А то! – с гордостью произнесла старуха и выкатила на середину комнаты какую-то тумбочку. Сняла кожаный футляр и из глубин тумбочки ловко, словно фокусник, вынула странный агрегат, место которому было в музее. – «Зингер»! Ей цены нет…

– Да, настоящий антиквариат! – восхищенно согласилась Вика. Заглянула вниз, полюбовалась ажурной ножной педалью, кончиками пальцев прикоснулась к блестящему, отполированному маховику. – Но, баб Зин, ткань ведь надо еще раскроить… Это самое сложное!

– Ничо, раскроим! – воинственно воскликнула старуха. – Это я умею… Как-никак в шестьдесят пятом мешки кроила для колхоза!

Вика засмеялась, хотя ей сейчас меньше всего хотелось веселиться. Но происходящее напоминало театр абсурда. Изба, «Зингер» с ножным приводом, платье из занавески… Тогда скорее уж саван!

Она, Вика, словно опускалась по ступенькам вниз, в самые глубины ада. Плохо, еще хуже, совсем-совсем плохо… Ступенькам не было числа, но, странное дело, в какой-то момент этот спуск стал Вику даже веселить.

Каким будет конечный пункт? Что ждет ее там, на самом дне?.. Какие чудовища рыщут на глубине, в темном иле, дожидаясь ее прихода? Может, стоит посмотреть?

– Я поживу у тебя какое-то время? А, баб Зин? – тихо спросила Вика.

Старуха в этот момент раскладывала ткань на столе. Не поворачивая головы, она буркнула:

– А ты и так у меня живешь… Вон, гандероб тебе справляем. Не, конечно, в магазин можно сходить, к Абдурахману. Но там все китайское, по ниткам расползается… Этот Абдурахман – выжига тот еще!

– Абдурахман? – переспросила Вика. – Джинн?

– Не то слово! Тот еще джинн… – хихикнула старуха.

Вика была уверена, что у бабы Зины ничего не получится с шитьем.

Но нет – та очень ловко разрезала ткань на куски, сколола их булавками. Старуха лукавила – она не только мешки умела шить.

– Вот, глянь сюда… Здесь делаешь вытачку, вот так – понятно? А потом ведешь прямую строчку, до самого низа. Дале – рукав…

Как ни странно, но Вика поняла.

Даже больше того – разобралась и со швейной машинкой. Поначалу очень непривычно было пользоваться механическим ножным приводом, но после небольшой тренировки Вика и его освоила.

Работа так увлекла ее, что она на время забыла о том, что находится в аду, что она не живет, а только снова дожидается того момента, когда ей станет совсем плохо, – как давеча утром, и она опять побежит к озеру, топиться.

– Не, смотри, криво как – тут ты далеко заехала… Распори да сострочи заново! – командовала баба Зина.

– А по-моему, неплохо…

– Я говорю – пори! Будет потом сидеть на тебе все сикось-накось… Тебе это надо?!

– Ну ладно, ладно… – ворчала Вика.

– Ты работай, а я пока к Зорьке сбегаю – подоить ее надо. Молока хошь?

– Не-ет!!!

– Ну и дура.

– Баб Зин, хватит ругаться! А то я от тебя сбегу, честное слово! – грозилась Вика.

На следующий день она продолжила шитье, а к обеду его закончила.

Наступил торжественный час примерки.

Баба Зина торжественно села на стул посреди комнаты.

Вика переоделась в сенях, а потом вышла походкой манекенщицы, закружилась перед старым зеркалом. Платье, которое сейчас было на Вике, не шло ни в какое сравнение с тем убогим нарядом, который выдала старуха ей в первую встречу.

– Красота! Что скажешь, а, баб Зин? – в полном восторге закричала Вика. – Не хуже, чем в ателье, получилось! И точно по фигуре…

Она снова закружилась по комнате, потом замерла и продолжила тихо, с чувством:

– Как Скарлетт О’Хара… Она тоже себе платье из занавески сшила.

– Какая еще харя? – обиделась баба Зина. – Сама ж говоришь – к лицу!

Вика засмеялась. И с удивлением осознала, что уже давно не смеялась так неудержимо и с таким удовольствием.

– Подол, подол неровно! – вдруг заметила старуха. – Вон там, сзади, еще на сантиметр подогни…

И она указала на платье перебинтованным пальцем.

– А что у тебя с пальцем? – спохватилась Вика.

– Да занозила где-то… Ерунда, пройдет! – отмахнулась старуха.

– Баб Зин, ты бы другой тряпкой его перебинтовала, почище… – с досадой заметила Вика. – Бинт есть?

– Ну тебя! Как будто в первый раз… Заживет!

Вика отвернулась к зеркалу, продолжая любоваться платьем. Вещь, сделанная своими руками, обладала какой-то магической силой. Она восхищала и восхищала, восхищала и восхищала…

– Какая же красота! – снова вырвалось у Вики.

– Ты подол, подол еще маленько подшей… – беспокоилась баба Зина.

– И так хорошо! – Вика отрицающим жестом помахала ладонью перед старухой, и вдруг холодок пробежал у нее между лопаток. Она что-то опять почувствовала. Другое. Новое. И это «новое» в организме старухи представляло бо?льшую опасность, чем медленно тлеющий остаток поджелудочной.

– Дай руку, баб Зин.

– Зачем?

– Ну дай, я тебе сказала!

– Да зачем, зачем?

– Занозу твою посмотрю.

– Чего на нее смотреть? – запыхтела недовольно старуха. – Заживет, небось… Это вы, городские, неженки, а мы тута о такой ерунде и не думаем!

– Это не ерунда! – рассердилась Вика. – Покажи руку, баб Зин!

– Еще чего! – старуха и не думала подчиняться. – Ты докторша, что ли?

– Почти. Покажи руку, – сурово потребовала Вика.

«Воспалительный процесс. Глубокий. Вот-вот начнется сепсис! – подумала Вика, отвернувшись в сторону и нетерпеливо постукивая ногой, пока баба Зина разматывала грязно-серый лоскут. – Сейчас и узнаем, мерещится мне это или нет!»

– Гляди, докторша… – протянула ей руку баба Зина. Вика метнулась к ней.

Хватило одного взгляда – ранка на указательном пальце была очень нехорошей. То, что она оказалась права, то, что интуиция ее не подвела, – поразило Вику. Она, как медик, в первый раз сумела убедиться в правильности своего диагноза. Ее предчувствия и ее знания – в первый раз совпали. Любой другой специалист наверняка согласился бы с ней – рану необходимо срочно почистить. Иначе… Люди и не от такой ерунды умирали, если упускали нужный момент!

– Тебе надо в город. К настоящему доктору. Срочно. Не дожидаясь этого вашего… фельдшера на «козлике»!

– Еще чего удумала! – перепуганно запыхтела баба Зина. – Сроду к докторам не ходила! Я капустный лист приложу, он завсегда помогает…

– Какой капустный лист?! – рассердилась Вика. – Капуста тебе не поможет! Дикость!

– Может, и дикость, но в город не поеду… Двадцать километров до станции! – напомнила старуха. – Из-за одного пальца…

– А если что-то серьезное у вас в деревне случается?

– Да сроду ничего такого не было! Ну вот, например, Прокофьевна зимой преставилась – но это от старости, возраст у ей…

– Баба Зина! – закричала Вика. – У меня просто уши вянут от всех этих глупостей! Наверняка твою Прокофьевну можно было спасти, если вовремя оказали бы медицинскую помощь!

– Спасти! – иронично скривилась старуха. – Этой Прокофьевне, между прочим, девятый десяток был. Никакой доктор не помог бы.

– Какая же ты упрямая… – Вика в отчаянии схватилась за голову. – Стоп. У этого, как его… У Митяя есть машина! Я сейчас сбегаю к нему, попрошу, чтобы он отвез нас до станции.

– Машина… Это не машина, а смех один. Пять минут ездит, а потом месяц починяется. И к чему мне в город, если ты сама – докторша, как говоришь? – хитро напомнила баба Зина.

– Да, немного разбираюсь… Но, понимаешь, тут нужна операция. Небольшая, совсем несложная, но… операция! И без нее никак не обойтись. Собирайся, баб Зин, пойдем к Митяю.

Баба Зина обиженно поджала губы.

– И не подумаю! – сварливо заявила она.

«Ну вот, о поджелудочной теперь можно уже не беспокоиться. Старуха умрет совсем от другого! И на целых два года раньше».

– Я тебя очень прошу.

– Нет. Раз ты докторша, то сама и сделай мне эту… операцию.

Вика не выдержала, сорвалась на крик:

– Какая ж ты упрямая старушенция, баб Зин! Ну где я буду ее делать? Здесь? Или, может быть, в хлеву, у Зорьки твоей?.. И, главное – чем? – Вика схватила с подоконника нож, больше напоминающий тесак – им старуха обычно разрезала буханки хлеба. – Этим?!

– А хоть бы и этим, – кротко изрекла баба Зина. – Я не возражаю. Но в город не поеду, вот что хошь со мной делай… Ежели суждено мне помереть, то я тут и помру.

Вика поняла – старуху не уговоришь. «Но, может быть, я зря подняла панику и все еще обойдется?» – с надеждой подумала Вика.

Но ее надежды не оправдались, к вечеру бабе Зине стало плохо – зазнобило, поднялась температура. Но она упорно продолжала отказываться от поездки в город.

«Гнойный очаг надо срочно вскрыть и дренировать. Если этого не сделать, старухе грозит ампутация. А если вовремя не сделать и ампутацию – летальный исход…»

И тогда Вика решилась. Сбегала в магазин к Абдурахману, взяла у того две бутылки водки и антибиотиков – в обмен на свое обручальное кольцо. Безусловно, Вике до слез было жаль расставаться с ним, но иного выхода она не видела. Сказала решительно, когда вернулась:

– Ладно… сама тебе рану прочищу. Только это больно – наркоза-то нет!

– Как нет? – подала слабый голос старуха со своей лежанки. – А что у тебя в руках?

– Дезинфекция… – растерянно ответила Вика, глядя на бутылки водки в своих руках.

– Вот-вот… Заодно и внутри у меня все продезинфицируешь!

Чувствуя себя преступницей, нарушающей Уголовный кодекс, Вика влила в бабу Зину целый стакан водки. Продезинфицировала ножи и прочее, что могло ей пригодиться.

– Господи, что я делаю… А вдруг она умрет прямо на моих руках? А вдруг… – в отчаянии прошептала Вика. – Я же не врач, я не имею права все это делать!

В теории она знала все. На практике – ничего. Но иного выхода не было.

– Ой, мороз, мороз, не морозь меня, не морозь меня и маво коня… – запела дребезжащим голосом баба Зина.

– Баб Зин, вот эту таблетку обязательно завтра выпей, слышишь? – обернулась к ней Вика. – У тебя аллергии на антибиотики нет?

– …не моро-озь меня-а-а и ма-аво коня-а!!!

«Наркоз» явно начинал действовать.

Всю ночь после операции Вика просидела возле старухи и только к утру нечаянно задремала.

Проснулась от грохота – баба Зина уронила пустое ведро.

– Ты куда? – вскочила Вика.

– Дык воды-то нет… На колодец вот хочу сходить! – простодушно поведала та, прижимая к груди забинтованную руку (настоящий медицинский бинт тоже входил в стоимость Викиного кольца). – Очень пить хоцца… После вчерашнего-то! – и она смущенно хихикнула.

– Сумасшедшая… – Вика силой уложила бабу Зину в кровать. – Тебе надо руку беречь – пусть заживет пока! А за водой я схожу.

– И Зорьку, Зорьку тож выгони – счас пастух стадо погонит! – крикнула вслед Вике баба Зина.

Коров Вика боялась. Конечно, не так сильно, как лошадей, но тем не менее… Корова могла лягнуть, боднуть, затоптать!

Зажимая нос, Вика кое-как выгнала из хлева черно-белую Зорьку.

– Иди, иди… Двигайся. Вот глупое создание! – орудуя хворостиной, точно шпагой, Вика направила Зорьку в сторону открытых ворот. Вдали уже показалось стадо – истошно мыча и поднимая тучи пыли. Вика захлопнула за коровой ворота, моля бога о том, чтобы баба Зина поскорей выздоровела.

Стадо вместе с пастухом прошествовало мимо. Пастух – опухший малый в женской цветастой панаме – послал Вике издалека воздушный поцелуй. Вика даже издалека заметила его черные ногти на руках.

Ее чуть не стошнило.

После эпопеи с Зорькой Вика, подхватив ведро, отправилась за водой. Колодец находился за домом бабы Зины, на пустыре.

– Пошли отсюда! – Вика топнула ногой на двух овец, лежавших возле колодца. Те с отвратительным блеянием неохотно отодвинулись.

Вика никогда не набирала воды из колодца. Ни-ког-да.

Она имела об этом процессе весьма смутное представление, почерпнутое исключительно из классической литературы девятнадцатого века и отечественного кинематографа.

Она подняла деревянную крышку, предварительно согнав с нее мух.

Заглянула вниз, в гулкую темноту.

Пахло сыростью. Вике очень не понравились стенки колодца. Кроме того, заметила жухлый лист, бултыхающийся на черной пленке воды.

«И это – надо пить? Такую гадость даже после кипячения употреблять опасно!» – мысленно застонала Вика.

Но делать было нечего – она схватилась за железную ручку и стала осторожно опускать вниз колодезное ведро. Но оно почему-то сорвалось и бухнулось вниз. Вика с визгом отскочила, наблюдая, как с бешеной скоростью вертится ручка…

Затем, услышав гулкий шлепок ведра о воду, Вика снова приблизилась к колодцу. Теперь ручка с трудом поддавалась ее усилием.

– Ну и тяжесть… – запыхтела Вика.

Кое-как Вика подняла ведро наверх, хотела поставить его на бортик колодца, чтобы затем перелить воду в свое ведро.

Но то, колодезное ведро почему-то вдруг дернулось, расплескивая воду, а затем снова ухнуло вниз.

– Да что ж это такое! – в отчаянии закричала Вика, с опаской глядя на бешено вращающуюся ручку. – Нет, не понимаю…

– Чего ты не понимаешь?

Вика вздрогнула и оглянулась.

Сзади стоял тот самый нахал-реставратор и, покусывая травинку, насмешливо смотрел на нее.

– Что за дурацкая манера подкрадываться! – огрызнулась она.

– Я не подкрадывался. Просто ты настолько увлеклась процессом, что не заметила моего появления.

Вика решила его игнорировать.

Она заглянула в колодец и снова принялась с усилием крутить ручку.

– Так чего ты не понимаешь – ты не сказала.

– Не понимаю… не понимаю, как… как люди здесь живут! – сквозь зубы, с натугой, пробормотала Вика.

– А что такого? Люди везде живут!

Ручка вдруг вырвалась из Викиных ладоней, и ведро в очередной раз ухнуло вниз.

– Да что это такое! – едва не плача от злости, закричала она.

– Зачем же так орать? – удивился реставратор и плечом отпихнул Вику от колодца. – Дел-то на копейку… Смотри. Крути вот так, без резких рывков, плавно. А потом раз – и на себя. Ручку не отпускай… поняла?

Он подхватил ведро, ловко перелил воду в Викино.

– Спасибо, – пробормотала она.

– Ты у БэЗэ живешь?

– У кого?

– У бабы Зины то есть.

– А, да.

– Так что ж она тебя не научила ничему? Ты ведь Любка? – Он с бесцеремонным любопытством посмотрел ей в глаза.

– Никакая я не Любка! – передернула Вика плечом. – Я – Виктория и бабе Зине – не родственница.

– Очень приятно, Виктория! А я – Никита. Как говорится, вот и познакомились…

Теперь он был не в комбинезоне, испачканном краской, а вполне прилично одет. Джинсы, чистая клетчатая рубашка, бейсболка – правда, козырьком назад… Из-под бейсболки торчали светлые спутавшиеся волосы, довольно длинные.

«Как говорится, вот и познакомились», – очередная банальность, произнесенная фатовским тоном. И эти лживые глаза зеленоватого цвета…

– Всего доброго, – сухо произнесла Вика и потащила полное ведро к дому.

– Эй, Виктория, ты куда?

– Баба Зина неважно себя чувствует. Я тороплюсь.

– БэЗэ неважно себя чувствует? – удивился Никита, шагая рядом с Викой. – Она же бронебойная старуха, никогда не хворала!

– А вот так. Теперь ей надо поберечь себя. Несколько дней, по крайней мере… Сейчас воду буду кипятить. Она хочет пить.

– Нашу воду кипятить необязательно! – сказал Никита. – У нас тут артезианская скважина. Вода – как на курорте каком-нибудь!

– Воду всегда надо кипятить, – брезгливо возразила Вика. – Кипятить и обеззараживать.

Никита пожал плечами. Он шагал рядом.

– Дай помогу… – попытался перехватить он ведро за ручку.

– Спасибо, я сама, – отстранила его Вика.

– Слушай, а чем тебе сельская жизнь так не нравится?

Вика не собиралась ему отвечать, но внезапно ее прорвало:

– А кому она может нравиться?.. К ней невозможно привыкнуть! Бессмысленное, глупое существование… Примитив! По улицам бродят какие-то гигантские тупые существа, которые мычат диким голосом и так и норовят всех затоптать… Отсутствие элементарных удобств, какие-то дурацкие сказки про золото, которые передаются из поколения в поколение…

Никита закашлялся, потом спросил слегка придушенным голосом:

– Ты не любишь сказки?

– Ты еще спроси, верю ли я в существование Деда Мороза!

– Ты не веришь в Деда Мороза?! – притворно ужаснулся он.

Вика не сочла нужным отвечать на этот вопрос и презрительно отвернулась.

– Конечно, в городе жить гораздо комфортнее… – снова начал Никита. – Все тебе на блюдечке с голубой каемочкой преподнесут! Но тут тоже есть свои прелести.

– Какие? – не выдержала Вика, возмутилась: – Какие, например?..

– Например… – Он задумался, почесал пальцем нос. – Например, в деревне больше неожиданностей!

– Гениально! Ты прав – здесь в любой момент может со мной что-то произойти… всякие неожиданности… – Она едва не поскользнулась на коровьей лепешке. – Ты это имел в виду, да?! Я и в городе могла бы сломать себе шею, с той только разницей, что поскользнулась бы не на коровьем навозе, а на банановой кожуре. Или обертке из-под чипсов. Различий нет, разница – только в деталях! – Она принялась брезгливо отряхиваться.

– Нет, я немного о другом… – улыбнулся Никита и все-таки выхватил ведро из ее рук. – В городе жизнь расписана, подчинена правилам. Дорогу переходишь на зеленый свет, на красном стоишь, работаешь с девяти до шести… бизнес-ланч, уик-энд, сдача квартального отчета, отпуск: турфирма – аэропорт – чартер – Анталия – пляж – чартер – аэропорт – и опять работа с девяти до шести. Коммунальные службы всегда наготове, стоит только кнопочки на телефоне нажать – примчатся и помогут. Продукты в супермаркете: капуста справа, колбаса слева, собачий корм на отдельной полке, в час пик – пробки на Ленинградке.

– Весь мир так живет. С пробками и бизнес-ланчем! И дорогу на красный свет перебегают только так – на правила все давно плюют.

– Правильно. Но лишь здесь, в богом забытом месте, можно расслабиться…

– А неожиданности-то – в чем?

– В том, что ты не знаешь, что ждет тебя за поворотом.

– Ну спасибо! Меня и в городе за поворотом может встретить маньяк. Или какой-нибудь лихач-водитель пойдет на таран! – с азартом возразила Вика. – Кстати, о регламенте, который тебя так возмущает: если Зорьку вовремя не подоить – она такой концерт устроит, я думаю…

– Но вкус воды из колодца…

– Ой, перестань! Пусть в Москве вода пахнет хлоркой, но зато в ней нет кишечных палочек!

– А чего ты этих палочек боишься? Что в них такого страшного?

– Как?! – Вика от возмущения чуть не задохнулась. – Кишечные палочки, это же…

– То есть ничего хуже этих палочек в мире нет?

– А холера, оспа, брюшной тиф?.. Бубонная чума?!

– Еще что?

– Тебе этого мало?..

Они подошли к рыльцу, остановились.

– Ладно, рассуждаем дальше, – продолжил Никита. – Представим такую ситуацию – человечество сделало рывок и преодолело все эпидемии, болезни, войны и голод. Ты просыпаешься утром, а за окном – тишь да благодать. Никаких опасностей, никаких проблем. А, да, забыл – люди стали абсолютно законопослушны, нет больше ни маньяков, ни лихачей, ни злостных нарушителей общественного порядка… Так вот, вопрос: будешь ли ты счастлива?

– Конечно! – с глубокой убежденностью воскликнула Вика. На миг она представила себе эту радужную картинку, и сердце даже замерло от восхищения. – Ты знаешь… Только что ты описал рай. Мой рай. Во всяком случае, я представляю себе рай именно таким!

Она так взволновалась, что на некоторое время даже забыла обо всем – где она сейчас, из-за чего тут оказалась, откуда тут этот человек с глазами цвета лжи…

– Твой рай? – повторил Никита. – Ну надо же!

– Нет, я не спорю, у каждого свой рай и свой ад… Вот твой рай – он какой?

Никита ничего не ответил. Пожал плечами, продолжая смотреть на Вику.

– Ну что, даже сформулировать не можешь? – подколола она его. «Мужлан! Наверное, твой рай – это море водки, куча еды и женщины на любой вкус!» – злорадно мелькнуло в голове. Хотя меньше всего Никита напоминал алкоголика. Но, может быть, еще не успел спиться? Интересно, в каком состоянии у него печень?

Вика, подчиняясь какому-то внезапному порыву, подняла руку и на расстоянии провела вдоль тела Никиты.

Радужно засияли печень и селезенка, бриллиантовым блеском сверкнуло сердце…

– Ты чего? – с удивлением спросил Никита. – Что сей жест означает?

– По-моему, ты очень здоровый человек, – с досадой произнесла Вика (ах, если б таким же здоровьем обладала баба Зина!).

– Как ты это определила? Вот так? – Никита повторил ее жест. – Да?

– Это шутка.

– Шутка…

– Но ты не сказал, каков же твой рай! – напомнила Вика, торопливо меняя тему.

– Может быть, скажу тебе… когда-нибудь, – медленно произнес он, разглядывая ее с каким-то странным напряжением.

– Когда-нибудь… У нас не будет этого «когда-нибудь»!

Он пожал плечами:

– Кто знает… Ладно, мне пора. Привет БэЗэ!

Никита повернулся и ушел.

Вика торопливо вошла в дом и обнаружила бабу Зину спящей. Старушка, так и не дождавшись воды, мирно похрапывала. В воздухе отчетливо витал запах перегара.

Вика, не желая ее тревожить, вышла обратно во двор, села на крыльцо, рядом с ведром.

Яркое солнце заливало сад, гудел высоко в небе самолет.

Вика от нечего делать принялась подозрительно рассматривать воду из колодца. «Эх, микроскоп бы… Сам убедился бы, сколько здесь всякой дряни плавает!» Она все еще мысленно спорила с Никитой.

А потом вдруг зачерпнула ладонью. И выпила из пригоршни! Сырую, некипяченую воду. Из колодца!

– Вот и посмотрим, что со мной будет… Вот и посмотрим, кто из нас прав! – с мстительной радостью прошептала Вика.

– Виктория! Вика! – подала голос баба Зина. – Ты иде? Иде, грю…

– Я здесь! – вскочила Вика.

Баба Зина, шаркая тапочками, пыталась встать с кровати.

– Все, невмоготу мне! – с укором обратилась к Вике старуха.

– Плохо? Тебе плохо, баб Зин?.. – испугалась Вика. – На, срочно выпей таблетку!

– Я грю, невмоготу мне тут валяться! – брюзгливо отозвалась та. – Помоги-ка… Весь огород сорняками зарос, а я тут валяюсь, будто прынцесса…

– Тебе нельзя ничего делать!

– Ну прям…

– Я буду твои сорняки выдергивать! – предложила Вика. – Ты мне только покажи, какие они.

Далее события развивались следующим образом: Вика под руководством бабы Зины изничтожала в огороде ненужную растительность.

– Там, в том углу прореди… Это не трогай, это морковка торчит! Итить твою мать… Вик, да ты совсем!

– Я, между прочим, ни разу полевыми работами не занималась! – огрызнулась Вика.

– Там вон, на той грядке еще… Тяни, тяни!

– Это же цветы! Эти, как их… васильки! – вспомнила Вика картины русских передвижников и лекции по искусствоведению (отец с малых лет заботился о всестороннем образовании дочери).

– Да васильки и есть сорняк!

Когда Вика в очередной раз разогнула спину, она увидела нескольких деревенских жителей, стоявших у забора, и с молчаливым любопытством наблюдавших за ней.

– Зин, кто это? – с любопытством спросила пожилая тетка в цветастом платке до бровей.

– Гостья моя, из Москвы, – важно объяснила баба Зина. – Вот, помогает мне… Викторией звать.

– Хорошая у тебя гостья! – одобрительно кивнула тетка. – Мою Варьку не допросишься помочь… Ей лишь бы хвостом крутить! Я ей говорю – доча, ты бы хоть совесть поимела…

Баба Зина надулась от собственной значимости – вот, мол, у нее какая гостья… Потом произнесла:

– Виктория мне операцию сделала. Она докторша… – Баба Зина подняла вверх забинтованную руку, потрясла ею в воздухе. – Теперь как новенькая!

– Баб Зин, ну что ты… – мучительно покраснела Вика.

– А чо стесняться-то! – подал голос ветхий старик. – Хвалят тебя, дак ты гордись!

Вика открыла глаза.

По темному потолку бежали золотые тени, ветер раздувал цветастую занавеску… «Где я?» – с удивлением подумала Вика. Не сразу вспомнила – она в деревне, живет у совершенно чужой, прежде незнакомой старухи. В ужасных, совершенно антисанитарных условиях.

Например, вчера она пила некипяченую воду из колодца!

Вика вскочила, ощупала живот, прислушалась к своим ощущением – не тошнит ли, не знобит, не колет ли где?

Она провела ладонью вдоль тела, пытаясь просканировать саму себя. Но не было ни цветовых пятен, ни радужных разводов, ни темных лакун – ни-че-го.

– Значит, точно… Других чувствую, а себя – нет! – расстроенно прошептала Вика. – А что мне другие… Я про себя хочу знать – здорова я или нет?!

Вроде бы закололо в правом подреберье. «Больна! Умираю!» – спохватилась Вика. Если бы она была в Москве, то непременно вызвала бы «Скорую» и потребовала сделать ей полное обследование. «Это от воды… Кишечная палочка, гельминты…» Но боль исчезла так же быстро, как и появилась.

И была ли она вообще, эта боль? Может быть, Вика, как всегда, внушила ее себе?

Трудно было признаться самой себе, что она здорова, что ее жизни ничего не угрожает. Потому что тогда (если она здорова!) надо думать о самой жизни. Что делать, кто виноват, куда идти дальше…

Вика опустила ноги вниз, натянула на себя голубое платье, сшитое из занавески, вышла во двор, умылась, кое-как расчесала волосы старой расческой, выданной бабой Зиной.

«Каким жестоким даром одарила меня природа… – печально подумала Вика. – Другим могу помочь, а себе – нет!»

Откуда-то издалека доносился звонкий, бодрый голос бабы Зины – старуха выгоняла из хлева Зорьку.

Солнце светило все жарче – похоже, наступило настоящее лето.

Вика сняла галоши, прошлась босиком по траве.

Трава была мягкой, приятно щекотала ступни. Ноги – легкие, могли бежать, хотели бежать! Желудок – пустой, почти прилипал к позвоночнику. Ни озноба, ни колотья, ни тошноты. Вода не отравила ее – следовало окончательно признать.

А раз так, то какой же это ад?

Если сама природа приняла ее, не дала погибнуть, наделила таинственной силой. Вода, воздух, земля не таили в себе никакой угрозы… Чужие люди считают ее своей.

– Вик, ты куда? – крикнула баба Зина.

– Баб Зин, я прогуляюсь! Скоро приду.

– Только не долго, я картошку на завтрак сварю…

Вика выбежала за ворота, свернула налево.

Где-то высоко в небе пела маленькая птица. «Наверное, жаворонок. У бабы Зины надо спросить!»

Поднялась по ступеням в церковь.

Внутри было полутемно, прохладно.

– Эй, реставратор, ты здесь?

Наверху что-то зашуршало, грохнуло, и через мгновение Никита по веревке слетел вниз.

– Я здесь… – удивленно ответил он и вытер ладони о комбинезон. – А что?

– Ничего.

– Тогда зачем звала?

– Не знаю, – простодушно ответила она. – Скучно, наверное, стало…

– Скучно! – передразнил он. – Я что, развлекать тебя должен?

– Да, – не задумываясь, кивнула она.

– Ну ты и нахалка! И каким же образом я должен тебя развлекать?

Вике показалось, что он слегка покраснел. Взрослый человек, а краснеет, словно мальчишка!

– Расскажи чего-нибудь. Вон там, например, что нарисовано? – Вика подняла голову.

– Там, на куполе? – задрал он голову. – Изображение Святой Троицы. Я его уже закончил реставрировать. Красотища, да?

– А там что?

– Чтобы лучше разглядеть, надо подняться. Не боишься?

– Нет.

– Ну, тогда держись… – засмеялся Никита.

Вика позволила обвязать себя веревкой. Никита проверил надежность креплений, а затем потянул за другой конец веревки – зашуршал механизм подъемника, и Вика почувствовала, как плавно скользит вверх.

– Я раньше промышленным альпинистом работал, когда учился. Между прочим, неплохо зарабатывал! – похвастался Никита.

– А-а!.. – вырвался у нее невольный крик.

– Боишься?

– Ни капельки! Только непривычно как-то. Ой… О-ой!

– Не раскачивайся. Теперь поверни голову направо… – деловито командовал снизу Никита. – Там, куда ты сейчас смотришь, изображены небесные силы, праотцы и пророки… – Он снова потянул веревку на себя. – О-па! А теперь ты видишь четырех евангелистов с их символами. Вообще, к твоему сведению, сюжеты иллюстрируют символ веры, истории из Священного писания, рассказывают о жизни двенадцати апостолов…

– Никита…

– Что?

– Никита, тут только религиозные сюжеты изображены, да? – спросила Вика, качаясь высоко под куполом. Раньше подобные аттракционы ее пугали – она всегда помнила о том, что с высоты можно свалиться и какими страшными могут быть переломы… Навидалась, пока училась в медицинском. Но теперь страха не было. Интересно, почему?

– Н-нет… Не совсем.

– А тогда – что еще?

Он опустил ее чуть ниже.

– Вон там, справа посмотри… – произнес он чуть сдавленным голосом. – Я над той стеной как раз работаю.

– Вижу какие-то фигуры… Воинов, что ли? – вгляделась она в частично облетевшие фрески.

– Древние художники вели летопись этого края. В своих рисунках они рассказывали о том, что здесь происходило когда-то, о людях, которые жили здесь…

– Серьезно? – удивилась Вика. – Надо же!

– Все, слезай… – Он быстро опустил ее вниз. – Для первого раза достаточно.

– Я не успела рассмотреть! – попыталась протестовать Вика.

– Потом! – Никита с каким-то раздражением принялся щелкать карабинами на веревках.

Он был совсем рядом, от него пахло краской, солнцем и немного – по?том. Виктория поднялась на цыпочки и ткнулась носом в его шею.

Его руки замерли у нее за спиной.

Вика, зажмурившись, вдохнула глубже. Ворот его рубашки пах дымом. Щеки – сладковатым запахом дешевого одеколона после бритья. Она исследовала Никиту, словно животное, она сама себя не узнавала.

Она, которая отказывалась сесть в одно авто рядом со Славиком, она, которая инстинктивно боялась подходить к людям, дабы не подвергать лишним испытаниям свое нежное обоняние, она, которая… Она прижималась лицом к чужому, совершенно постороннему мужчине!

Никита оцепенело замер.

А в следующее мгновение снаружи послышался шум и чьи-то веселые голоса. Двери распахнулись, и в церковь вошли двое – он и она.

Он – молодой парень, лохматый, тощий, с колечком в ноздре, в андеграундного вида одежде – каких часто можно встретить где-нибудь в Охотном Ряду с банкой пива или на Патриарших.

Она же была явно из местных, довольно симпатичная девица – если бы не слишком смелый макияж.

– Никитон, да ты, я вижу, времени зря не теряешь! – захохотал парень. – Познакомь с девушкой…

– Я тебе познакомлю! – тоже захохотала девица и погрозила Никите кулаком.

Никита освободил Вику от веревок.

– Это Вика. Вика, этот придурок – Егор, мой напарник.

– Варя! – девица изобразила нечто вроде книксена. – Слышь, это ты, что ли, в аварию третьего дня попала?

– Я, – подтвердила Вика.

– Мне о тебе мать рассказывала. Ты сейчас у бабки Зины живешь, да? А правда, ты ей руку вылечила?

– Правда, – улыбнулась Вика. – Но там ничего сложного, единственное – уже начиналось воспаление, и…

– Вот только подробностей мне не надо, я эти вещи не люблю! – замахала руками девица.

– А я люблю! – полез вперед Егор. – Вик, может, ты меня тоже посмотришь?

Егор явно дурачился.

– Отстань! – Никита оттолкнул Егора. – Вик, тебе совершенно ни к чему слушать этого типа…

– Егор, вы с Никитой занимаетесь таким благородным делом… – начала Вика.

Варя толкнула локтем Егора, прыснула:

– Слышь, ты, благородный… Ты теперь обязан жениться на мне!

Они стояли и дурачились – все вчетвером. Вика никогда не вела подобных разговоров раньше – пустых и простых. Может быть, потому, что вокруг нее почти не было людей? Раньше Викино окружение тщательно редактировал отец, исключая все лишние, ненужные и опасные, с его точки зрения, связи, потом Вика была замужем, и ей самой уже никто не нужен был, кроме Андрея. Андрея…

Воспоминание о муже мелькнуло, но закрепиться не успело: снаружи послышался крик.

– Чёй-то? Слышали? – оживилась Варя, повернувшись к Егору. – Случилось чего?

– Дикие люди! – насмешливо произнес Егор. – Город Глупов…

– Какой это город, это деревня! – напомнила Варя.

– Кажется, кого-то ищут, – пробормотал Никита, прислушавшись к воплям.

Они вышли все вчетвером из церкви.

По тропинке, переваливаясь, с трудом бежали пара теток.

– Докторша, докторша где? – донеслось до Вики.

– А хрен ее знает…

«О ком это они?» – удивленно подумала Вика.

– О, вон она! – возликовала одна из теток и остановилась, прижимая к бурно вздымающейся груди пухлые руки. – Эй, докторша, до тебя дело есть!

Тетки смотрели на Вику.

«Надо же, меня ищут!»

– Вам чего? – крикнул Никита.

– Палыч с водонапорной башни свалился! – визгливо завопила вторая тетка. – Вдребезги!

– О господи… – пробормотала Вика с беспокойством. Палыча она помнила – это был тот самый мужик, который сразу же после аварии просил у нее взаймы. Пропойца с лицом разбойника!

– Ну, чё стоишь? Бежать надо!

– Палыч с водонапорной башни свалился… – задумчиво повторила Варя. – Не иначе бухим туда полез.

– Какое тонкое замечание! – фыркнул Егор. – Если честно, то я трезвым и не видел его ни разу.

– Докторша! Ты же докторша! Пошли… – синхронно замахали руками тетки.

И Вика сорвалась с места, побежала вслед за ними.

– Только, вы знаете, я не совсем докторша… Кое-что знаю, но… – на ходу объясняла она.

– Ну, хоть кое-что! У нас вообще люди без понятия о медицине! – философски отозвалась одна из теток. – А так шибко не переживай, что не справишься, может, Палыч уже помрет к твоему приходу…

– Это точно. С водонапорной башни мужик сверзнулся! – вздохнула вторая женщина.

Вика прибавила шагу.

– Да погоди ты, не беги… Без нас дорогу, поди, не найдешь!

Минут через десять Вика вслед за тетками вошла в один из домов.

В полутемной душной комнате было полно людей, пахло спиртом и подгоревшей кашей.

На облезлой кушетке лежал Палыч и душераздирающе стонал. На коленях возле него стояла женщина средних лет – еще не старая, но уже совершенно седая, и тоскливо завывала:

– Палыч, миленький, и на кого ты нас покидаешь!

«Жена», – догадалась Вика. В углу, обнявшись, всхлипывали двое мальчишек лет восьми и десяти.

Она, Вика, в данный момент была единственной, кто мог помочь несчастному Палычу.

– Мы его принесли… в дом, в смысле… – обернулся к Вике какой-то мужик. – Может, зря? Может, нельзя его трогать было?

Вика шагнула вперед.

– Отойдите все, – тихо скомандовала она.

Еще секунду назад она чувствовала страх и растерянность, но сейчас они куда-то пропали.

Протянула вперед руки, провела ими над Палычем.

О, вот оно, знакомое многоцветие…

«Печень, почки… В ужасном состоянии, но у них тут у всех такие. Легкие… господи, сколько же он курит? А это что? Нет, тоже ничего смертельного… – размышляла Вика. – Но где же последствия падения? А, вот, вижу… Вывих плеча. Вывих плеча, и все? Да, все!»

Жители деревни, вытаращив глаза, внимательно наблюдали за Викой.

– На стол его положите. Да, на стол! – скомандовала Вика мужикам. – Осторожней, не трясите… Вот так, прямо на одеяле несите! Фу, Палыч, сколько же вы выпили?!

– Дык это… Дык я… Ой, помираю!

Жена Палыча вновь зарыдала в голос, дети в углу тоже заревели с новой силой. «И чего я им всем «выкаю»… Неудобно даже как-то!»

– Зачем ты, Палыч, пьяным на водонапорную башню полез? – сурово спросила Вика. – Делать тебе было больше нечего?

– А там насос… В третий раз за год ломается! – сипло сообщил какой-то старик. – А коровам вода нужна – руками-то много не натаскаешь ее!

«Значит, так – вывих плеча… «Вывих необходимо вправлять как можно раньше. Способ Гиппократа: сустав вправляется в положении пациента лежа. Далее накладывается гипсовая повязка по типу Дезо на один месяц…» Отличница Вика прекрасно помнила теорию. Но вот как все будет на практике?

– Все вон. Дети – вон. А вы останьтесь – за ноги его будете держать… Палыч, будет больно, слышишь? Но ты, пожалуйста, терпи!

Народ повалил из комнаты. Жена Палыча заголосила:

– Ой, и на кого ты нас си?ротами оставляешь, Палыч…

– Вон! – холодно повторила Вика. – И прекратите орать! У вашего Палыча плечо вывихнуто только. Сейчас вправлю.

Народ столпился за дверью, явно не желая расходиться.

– Помню, после войны жила у нас Марья Кисляева… – сиплым голосом начал старик. – Так вот, кости тож хорошо умела вправлять. Вот мы горя тогда не знали…

Жена Палыча принялась истово креститься.

Вика ногой захлопнула дверь.

Люди стояли молча, прислушиваясь к тому, что творится в соседней комнате.

Потом раздался дикий крик.

А еще через минуту дверь распахнулась, и из нее вышла Вика.

– Будет жить, – сказала она. – Конечно, если опять на водонапорную башню не полезет. Так, а теперь, граждане, мне нужен гипс…

Никита и Егор шли по тропинке вниз, к церкви.

Они были под большим впечатлением от увиденного.

– Да, повезло этому дураку… – улыбаясь, пробормотал Егор. – Представь себе, Никитон, – везли бы его полдня до станции, потом полдня обратно… А так ему доктора прямо на дом доставили! А она ничего так баба, да?

– Она не баба.

– Здрасте – мужик, что ли?.. – развел руками Егор.

– Она девушка.

– Это в каком смысле? – хихикнул Егор.

– В смысле возраста.

– Ой, вот не надо… Варька – да, в смысле возраста, она не старуха. А эта…

– Заткнись, – мрачно произнес Никита.

Егор резко повернулся и затряс его за плечи:

– Ты ей все рассказал, да?! Только честно!

– Да ничего я ей не говорил… – Никита стряхнул его руки.

– Ну о чем-то вы с ней говорили, ведь так?

– Отстань.

– Я же видел, как ты на нее смотрел!

– Да как, как я на нее смотрел? – Никита тоже разозлился. – Чего ты придумываешь?..

Он толкнул Егора, тот споткнулся, но все-таки сумел устоять на ногах.

– Эй, ты чего, спятил?..

– Не надо выступать.

– А кто выступает? – Егор отряхнул брюки, потом продолжил после паузы уже другим, рассудительным тоном: – Никто не должен знать. Никто не должен знать, зачем мы на самом деле здесь! Пусть эти тупые скоты думают, что ради фресок сюда приперлись…

– Они и так думают, что ради фресок! Я, между прочим, уже половину отреставрировал… – огрызнулся Никита.

– Это они! Тупые скоты! А она…

– Она не тупая! – перебил Егора Никита.

– Вот именно. Вот именно, она-то как раз – не тупая. Не такая, как твои спившиеся односельчане. Она – ушлая городская штучка… Она может догадаться. А если до Мирона дойдут слухи, что мы здесь окопались, и в первую очередь, конечно, – я, то он…

– Вика с Мироном незнакома.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю.

– Ты ее спрашивал?

– Нет.

– Ну тогда откуда ты знаешь?! – свирепо заорал Егор. – Никитон, мы не можем рисковать – ты понимаешь?

– Понимаю, – пробормотал Никита и отвернулся.

Он точно знал, что Вика не может знать о Мироне, что она наверняка даже слыхом об этом человеке не слыхивала! Такие, как Вика, живут в особом мире. Как описать его, этот мир?

Он чист и справедлив, в нем нет зла. Люди, населяющие его, хоть и сильны, но порой беспомощны, милы, смешны… Это большие дети, которых грех обижать.

Как она пыталась набрать воды из колодца, с какой наивной досадой ругала здешнюю жизнь… Забавное и милое существо. Красивое.

И очень загадочное. Пожалуй, в этой женщине была тайна – такая, что вполне могла поспорить с той, которую пытались разгадать Никита с Егором.

«Экстрасенс она, что ли?.. Но это все ерунда, я не верю в людей с паранормальными способностями – знахарей, колдунов… А Палычу она вправила плечо совсем как заправский медик! Но тогда почему я ощутил нечто странное, когда она водила вокруг меня своими руками? «Ты очень здоровый человек», – сказала она. А потом вдруг стала уверять, что это была просто шутка!»

Когда Вика водила вокруг него руками, внутри все покалывало и пощипывало, словно Никиту слегка кололи иголками, как в кабинете иглотерапии. А поскольку Никита был абсолютно невнушаемым человеком, то ощущения эти были настоящими.

Эта женщина с прозрачными глазами явно обладала какой-то силой!

«Может быть, она сможет нам с Егором помочь? С ее-то способностями… Егор дурак, он ничего не понимает!»

И Никита задумался о том деле, которое соединяло его с Егором.

Они встретились в начале этой зимы в Москве, он, Никита, – бывший деревенский мальчишка, а ныне нищий художник (коих несть числа, жаждущих славы и денег), и Егор – прожженный авантюрист, из бывших гаменов, городских уличных шпанят, не раз битый за свои сомнительные делишки, вечно нарушающий запреты.

Встретились случайно (просто оказались за одним столиком в битком набитой людьми пивнушке), случайно разговорились, разоткровенничались – так откровенничают с незнакомцами, с которыми завтра уже не встретятся. Но, вопреки всему, уже не расставались.

Потому что очень многое могло родиться из их союза, от знаний каждого.

А Вика могла стать третьей.

Вика, вдоволь накупавшись в озере, шла по пыльной деревенской улочке от озера к дому бабы Зины.

Был ранний вечер – солнце только-только начало опускаться к горизонту. «Почему, когда солнце садится, хочется плакать? Потому что я дура, наверное…»

Сзади послышался какой-то шум.

Вика оглянулась и увидела в конце улочки облако пыли, сквозь которое проглядывали мощные темные силуэты. Это пастух вел стадо коров обратно с выгона в деревню. Коровы двигались быстро, их нетерпеливое мычание казалось страшным стоном, тоскливой песней каких-то чудовищ!

С одной Зорькой Вика еще могла справиться, но вот с целым стадом…

Вика беспомощно огляделась, но бежать было некуда – вдоль улицы шли одни заборы. Врываться с воплями во двор какой-нибудь тети Шуры или бабы Кати – глупо, стыдно и неприлично… На нее и так уже все смотрят какими-то странными глазами!

Вика мгновение колебалась, а потом скользнула в один из домов, с выцветшей вывеской – «Гастроном». Это заведение гастрономом никто не считал, в лучшем случае деревенские говорили – «гастрит», но чаще называли заведение каким-нибудь непечатным словом или отзывались о нем витиеватой фразой, опять же, не годной к прямому цитированию.

Владельцем этого «Гастронома» был некто Абдурахман – приезжий из ближнего зарубежья. Вика уже несколько раз общалась с ним – в первый раз, когда меняла кольцо на водку и лекарства, потом – когда бегала за хлебом для бабы Зины.

По здравом размышлении Абдурахман ничем особым от местных жителей не отличался – разве что был немного хитрей и оборотистей, чем прочие.

Вика влетела в тесное помещение, от пола до потолка заставленное коробками и ящиками с самыми разнообразными товарами – от пряников до стирального порошка.

Звякнул колокольчик у входа, оповещая о появлении посетителя, и сразу же затрещала занавеска над другой дверью – из задней комнаты выплыл Абдурахман. Это был пожилой, невысокий мужчина, с безволосым восточным лицом, которое напоминало лицо скопца. При виде Вики Абдурахман расплылся в улыбке – от сияния золотых зубов Вика даже на миг зажмурилась.

– Ах, какая сиводня день! Какой гостья… Чего желаете, дарагой Вики… Викиторья?

Вика вздохнула и огляделась.

Коробки с тушенкой, мыло, куриные окорочка за мутным стеклом холодильника… Под самым потолком была развешана одежда – цветные халаты из ситца, футболки с развеселыми аппликациями, тренировочные штаны и даже дубленка розового цвета с золотыми пуговицами.

Вика сразу же вспомнила картины Энди Уорхола, его знаменитый томатный суп в консервной банке.

Какая жалость, что этот самый Уорхол не бывал в лавке у Абдурахмана! Уж здесь бы он много чего интересного нашел, достойного быть запечатленным на века…

А эти липкие ленты, свисающие с потолка, сплошь покрытые мухами? Нет, тут не Уорхол нужен, а сам Иероним Босх!

– Чего желаете? – любезно повторил свой вопрос Абдурахман.

– Ничего я не желаю, Абдурахман… Я… я от коров спасаюсь, – подумав, честно призналась Вика.

Абдурахман вытаращил глаза и подбежал к зарешеченному окну – как раз в этот момент стадо шло мимо, поднимая тучи пыли. Впрочем, в полуподвальном помещении были видны только мелькающие коровьи ноги.

Абдурахман снова повернулся к Вике, продолжая таращить глаза:

– Как такова пынимать?!. Коров напали на дарагой Викиторья?..

– Да ничего они не напали! – с досадой воскликнула Вика. Потом добавила осторожно: – Но могут ведь же, правда?.. У них вон какие рога! И вообще, они очень тупые создания… Кто знает, что у них в голове творится? – Вика села на какой-то ящик. – Помню, я в Испании видела корриду…

– Так то Испанья, а у нас очин, очин смирный животный! – тонким голосом произнес Абдурахман и укоризненно покачал головой. – Кроткий, как… как мама. Ви видели мой мама? Мама! – еще более тонким голосом завопил он.

Из соседней комнаты стремительно выплыла низенькая и очень толстая старушка. Усатая, в отличие от Абдурахмана. При виде Вики она расплылась в улыбке, показав золотые зубы.

– Здравствуйте… – пробормотала Вика.

Старушка кивнула, продолжая улыбаться.

Абдурахман с гордостью продолжил:

– Мой мама – Венера Ицхаковна. Мама, я тибя очин люблю! – он послал старушке воздушный поцелуй. Та закатила глаза и молча прижала руки к сердцу. – Ну все, мама, иди, иди к себе…

Венера Ицхаковна попятилась (поскольку развернуться в тесном помещении с ее комплекцией было невозможно) и незамедлительно исчезла в соседней комнате.

– У тебя замечательная мама, Абдурахман, – вежливо произнесла Вика.

– Я знаю. Так вот, дарагой Викиторья… Смотри здесь, – он повел вокруг себя рукой. – Что видишь?

– О чем ты, Абдурахман? – вздохнула Вика. Потом все-таки начала честно перечислять: – Ну, глазированные сырки я вижу… пошехонский сыр… краковскую колбасу… Вафельный торт. Детское питание в банках. Творог, сосиски… – Вика нагнулась, заглянула под стол. – Ботинки вижу мужские, очень большого размера… Сумку вижу из клеенки… Что еще? Ах да, дубленку на стене вижу, розового цвета, мэйд ин чина, наверняка…

Абдурахман буквально взвился:

– Самый настоящий Тоскана! Мамой клянусь! Никакой не чина…

– Да ладно… – махнула рукой Вика, заядлая шопингоманка.

Но Абдурахман вошел в раж:

– Я тибе сичас документ покажу, своими глазами увидишь… Серетификат… Тоскана! – от волнения его голос вновь перешел на ультразвук.

– Ну бог с тобой, пусть Тоскана… Абдурахман! Абдурахман, что означал твой вопрос?

Абдурахман мгновенно успокоился.

– Все очина просто, дарагой Вики… Дарагой Викиторья. Ибо все, ну, пачити все, что ты видишь здэсь сваим хорошеньким глазками – все от нее, – он с кротким видом кивнул в сторону окна. – От коровки, которой ты назвал тупой скотина. Вот это, это, это… – он указал пальцем на коробки и упаковки. – Все это ее кровь, ее мясо, ее шкура. Все это сделано из нее и ее детей.

Вика молча смотрела на лицо Абдурахмана, потемневшее от печали за нее, за Вику.

– Она – мать! – с пафосом воскликнул Абдурахман. – Наша мать. Без нее мы бы все погибли. Дети наши погибли! – Он для убедительности потряс коробкой с детским питанием. – Мать не может быть тупой, быть глупой… Мама!

Из соседней комнаты стремительно выплыла усатая старушка.

– Мой мама, Венера Ицхаковна. Мама, я тебя люблю! – он послал старушке воздушный поцелуй. – Мамуличика мой бесценный! Ну все, все, иди к себе…

Венера Ицхаковна незамедлительно исчезла.

Вика посмотрела Абдурахману в глаза. Потом ответила:

– Я тебя поняла, Абдурахман.

– Викиторья!

– Да? – обернулась она уже от двери.

– Мне очин неудобно… – вздохнул он. – Но профессий у меня такой! Я насчет колечика вашего… Так вот, ви свабодно ходить в мой магазин, бери что хочешь… Бесплатно!

– Хорошо, Абдурахман… – усмехнулась Вика.

«Хитрый какой… Мое кольцо дороже стоит, чем вся его лавка! – думала Вика, заходя во двор. – Бесплатно, гм… Действительно, выжига. Но что-то в нем есть, при всей его жадности. Какая-то посконная правда, истина, доступная не всем!..»

Дверь в хлев была распахнута.

Баба Зина, сидя на табурете, доила Зорьку. У старухи это получалось не совсем хорошо, поскольку снимать с руки бинт Вика пока запретила.

Некоторое время Вика стояла у входа, прислонившись к притолоке.

– Баб Зин…

– Ай?

– Баб Зин, дай мне подоить! – решительно попросила Вика. Она быстро ополоснула руки под рукомойником, шагнула вперед.

– А то, попробуй… – согласилась баба Зина, встала с табурета. – Оно ж вам, городским, как развлечение!

Зорька недовольно покосилась на Вику, переступила копытами.

– Да тихо ты! – похлопала баба Зина корову по боку. – Зорька! Жалко тебе, что ли?

– Ты хорошая, – тихо обратилась Вика к Зорьке. – Ты самая умная. Ты добрая. Тебя так мало любят… – Она почему-то вспомнила мадам Черткову, нацепившую на Клёпу бриллиантовую диадему. – Собак и то больше любят! Если собаку убьет кто-то, этого человека посадят в тюрьму. А тебя каждый день убивают! Это несправедливо, так несправедливо – забывать о тебе…

Зорька тяжело вздохнула.

Вика погладила ее вымя и принялась осторожно тянуть за соски.

– Ты вглубь, вглубь движения делай… – подсказала баба Зина. – И не бойся, сильней!

Молоко по косой брызнуло вниз. Потом еще.

– Получается! – удивилась Вика, уперевшись лбом в Зорькин бок. – Ты смотри… Я корову дою! По-настоящему!

Потом баба Зина процедила молоко, осторожно отлила его в кружку.

– Дай мне.

– Пить будешь? – поразилась старуха. – Я тебя, Вик, совсем не узнаю… Ладно, сейчас прокипячу.

– Не надо, – покачала головой Вика. – Дай так.

Она взяла обеими руками кружку, принюхалась. Запах был специфический – раньше от него Вику бы вывернуло наизнанку. Но теперь она и сама себя не узнавала.

Отпила глоток, потом еще.

– Если бы у жизни был вкус… если представить, баб Зин, что у жизни есть вкус, – можно ведь, да? То у нее, наверное, вкус молока! – между глотками говорила Вика.

– Не скажи… – покачала головой старуха. – С тобой не все согласились бы… Взять, например, мужиков наших. У ихней жизни вкус самогонки!

Вика засмеялась, молоко потекло у нее по подбородку.

– Дураки – эти мужики ваши. Господи, сколько ж дураков на свете! А уж я какая дура… – засмеялась Вика, облизнулась.

Баба Зина охотно подхватила ее смех.

– За хлебом завтра сходишь, Вик? Ты шустрая, быстрей меня бегаешь… К моему приходу почти все разобрать успевают. А я тебе прям сейчас денежку дам… – старуха полезла в карман.

– Не надо, – остановила ее руку Вика. – Абдурахман мне обещал бесплатно хлеб дать.

– Да иди ты?!

– Я серьезно.

На следующее утро Вика побежала к Абдурахману в лавку.

Но ее ждало разочарование – перед лавкой стояла толпа народу, все возмущенно шумели.

– А что случилось? – обратилась Вика к какой-то девчонке с тощими голыми ногами.

– Да вот, говорят, хлеба нет… – смущенно объяснила та.

На крыльцо вышел Абдурахман.

– Эй, Абдурашка, где хлеб? – закричали в толпе.

– Где хлеб, басурман?..

– Понаехали тут всякие, кровушку нашу пьют! – басом заорала тетка в вылинявшем халате.

Абдурахман повел глазами и взвизгнул:

– Не привезли хлеба!

– Да ты не финти…

– Почему не привезли?

– Откуда я знаю! – тонко-тонко завизжал Абдурахман. – Может, опять мост обвалилась, может, аварий какой!

Вика постояла еще минутку в толпе, потом несолоно хлебавши отправилась обратно.

– Баб Зин, ты представляешь – не привезли хлеба! – кинулась она к старухе. – То ли мост сломался, то ли авария на дороге…

– Бывает, – философски отозвалась старуха. – Но это ничо… Чё-нибудь придумаем.

«Что-нибудь придумаем» означало – испечем хлеб сами.

Вика пришла в восторг – она никогда ничего подобного не делала. Нет, конечно, кое-какие представления о кулинарии у нее были, несколько раз после замужества она даже устраивала Андрею семейный ужин – то со спагетти по-итальянски, то с яблочным парфе… Но печь обыкновенный хлеб?!

Вика с азартом бросилась помогать старухе.

Вода, мука, кусочек заветренных дрожжей из морозилки старенького холодильника…

Баба Зина влезла рукой в кастрюлю и принялась мешать. Но Вику вопросы санитарии уже не волновали.

– Дай я!

– Да за-ради бога… – уступила ей баба Зина место у стола. Села в сторонке и начала ворчать для проформы: – Умотала меня этакая жизнь! Все, осенью к сыну в город поеду! Хоть Любашу напоследок повидаю…

– Ты скучаешь о внучке?

– А то! И вообще, ничего тут нет, окромя огурцов с картошкой! Никакой радости в жизни… – Баба Зина прищурилась на Вику. – Вот ты, Вик, этих… восьминогов пробовала?

– Осьминогов? – усердно мешая тесто, отозвалась Вика. – Да, конечно… Давно только очень. Я в последнее время что-то разлюбила морепродукты.

– А еще чего пробовала? – с интересом спросила баба Зина и даже расположилась поудобней, чтобы слушать. – Ну, из этого… из ненашего?..

– То есть из экзотической кухни? Много чего… Фуа-гра, например, устрицы ела. Даже рыбу фугу однажды пробовала!

– Живут же люди! – мечтательно вздохнула баба Зина. – Замесила? Как следует? Теперь пусть в тепле постоит… Тесто должно подняться!

…К вечеру хлеб был готов.

Его достали из печи, положили на стол.

– Господи, как пахнет! – простонала Вика. – Можно, я уже отрежу?

– Да погоди, еще горячий. Пусть хоть чуток отмякнет!

– Баб Зин, я не могу терпеть! – завопила Вика.

– Режь уж, ладно…

Вика отрезала ломоть, поднесла его к лицу, вдохнула.

– Баб Зин, это чудо… Мой первый хлеб. Даже плакать хочется почему-то!

– Совсем сдурела девка… – покачала головой старуха. – Ох, чудная!

В этот момент за открытым окном кто-то прокашлялся.

– Приятного вам аппетиту… – в комнату заглянул мужчина. Вика вспомнила – его звали Митяем. Митяй, у которого старенький автомобиль и жена на сносях.

– Хлебушка, Митяй? – благодушно произнесла баба Зина. – На вот, и для Нинки еще буханку… Вы ж, молодые, и хлеб, если чего, толком спечь не сможете!

Вика отрезала еще один ломоть и поднесла его к Митяю.

Но Митяй стоял за окном молча, смотрел на протянутый хлеб и то и дело сглатывал – кадык ходуном ходил на его жилистой шее. В сумерках Митяй казался смуглым, почти чернокожим – абориген из южных стран, да и только.

– Митяй! Не спи!

– Я это… – тоскливо начал Митяй. – Аккумулятор разобрал. Барахлил он чего-то. А Нинка…

Вика с бабой Зиной тревожно уставились на Митяя. Вика вдруг вспомнила – тазовое предлежание, бедной женщине давно надо было уехать в город, в больницу!

– Короче, Нинке же еще через две недели… – словно услышав Викины мысли, продолжил Митяй. – Ну, я думал, что успею этот аккумулятор собрать… А Нинка, ну… Короче, Вик, ты ведь у нас единственная докторша!

Вика с бабой Зиной ошеломленно переглянулись.

– Я никогда не принимала роды… – с ужасом произнесла Вика.

– Ты же докторша!

– Но я… – Руки у Вики задрожали, и она инстинктивно прижала их к груди. – Баб Зин, что делать?..

– Нешто я знаю… – растерянно пробормотала старуха. – Но, окромя тебя, Нинке никто не поможет, наверно. – Потом добавила с неожиданным оптимизмом, обратившись к Митяю: – А ну как она сама разродиться сможет? Плевое ж дело! Раньше докторов вообще не было, и вот – не повымерли же люди без них!..

Митяй судорожно сглотнул.

«Не сможет! – чуть не закричала Вика. – У твоей Нинки – тазовое предлежание…» Но она вовремя сдержалась, боясь, что несчастный мужчина вот-вот грохнется в обморок – такое у него было лицо.

– Идем, Митяй. Посмотрим, что получится… – Вика вытерла руки о полотенце. – Баб Зин, я не скоро.

– Да уж думаю… – вздохнула старуха.

По дороге, торопливо шагая за Митяем, Вика думала: «Роды – процесс долгий. Особенно если в первый раз. Больше двадцати часов могут длиться! Сейчас пошлю Митяя к станции, там и телефон, там и все… Бегом он быстро добежит! Часа через три, четыре, максимум – через пять! – за Нинкой приедет машина, ее увезут в районную больницу, там ей помогут… Все обойдется, ей вовремя помогут!»

В доме у Митяя стояла странная тишина.

– Где она?

– Туда… Спальня там, – судорожно сглотнув, просипел Митяй.

– Чисто у тебя, хорошо… Настоящая городская квартира! – пробормотала Вика. – Нина! Нина, это я. Ну, как дела?..

Нина лежала в маленькой комнате, служившей спальней. Веселые обои в цветочек, игривый орнамент на занавесках, массивная кровать с завитушками, шелковый абажур… Нинкино лицо странно не гармонировало с этими легкомысленными мотивами. Оно было темным, красно-синего цвета, с зажмуренными глазами и открытым ртом. Нина молча вертела головой из стороны в сторону, не закрывая рта.

Вот почему в доме царила эта странная, тревожная тишина – на самом деле Нинка кричала. Только беззвучно.

И, как уже происходило не в первый раз, при виде человеческих страданий страх у Вики исчез, отступил.

– Так, что у нас там? – спокойно произнесла Вика, и провела ладонями над Нинкиным животом. В багровом тумане ягодицами вниз, прятался младенец, окутанный мутной пеленой плаценты. Воды уже отошли (впрочем, для того чтобы убедиться в этом, не надо было делать магических пассов – Нинка буквально плавала в луже). Кесарево ей сейчас никто не стал бы делать, поскольку ребенок уже пошел по родовому пути.

Какая станция, какая «Скорая»! Здесь и сейчас.

– Ну, как? – сглотнув, сипло спросил Митяй.

– Где у вас руки можно вымыть? – спросила Вика. – И еще, Митяй, пожалуйста – накипяти воды, принеси чистых тряпок, бинтов – что там у тебя есть… Не стой ты на месте! И йоду принеси, как можно больше.

«Тазовое предлежание возникает по нескольким причинам… Например – узкий таз, многоводие и чрезмерная подвижность плода. Впрочем, уже неважно, отчего…»

– Нина, ты доктору показывалась? Гимнастику тебе прописывали специальную?

Нина, сморщившись, рывком качнула головой вправо-влево. Нет, значит. О гимнастике, которая помогает изменить положение плода, она и слыхом не слыхивала.

Вика вымыла руки и ощупала живот роженицы – так, как и требовала каноническая медицина. И без всякого удивления поняла: ее предчувствия полностью оправдались. Дела обстояли именно так, как она видела. Факты подтвердились – ничего нового. Младенец шел ягодицами вперед.

«На тридцать шестой – тридцать седьмой неделе можно было сделать наружный поворот. Опытный врач смог бы! Хотя есть вероятность отслойки плаценты. Впрочем, об этом тоже поздно думать. А ребенок крупный!!! По всем показаниям ей бы сделали кесарево!»

– Нина, дыши глубоко, ровно. Посмотри на меня. Нина, ты должна меня слушаться! – ласково произнесла Вика. – Посмотри на меня!

Нина медленно повернула голову, открыла глаза. Глаза были совершенно бессмысленными, в них ничего не было – ни мыслей, ни чувств. Только боль.

– Смотри на меня! – повторила Вика. – Дыши медленно, глубоко… Вот так, как я показываю. Поняла? Сейчас не тужься. Я скажу тебе, когда будет можно.

«Второй период родов при тазовом предлежании состоит из четырех этапов. Рождение плода до пупка, рождение плода до нижнего угла лопаток, рождение ручек, и, последние – рождение головки. На уровне пупка головка плода прижимает пуповину к костям таза матери. Если роды начиная с этого опасного момента не закончатся в течение десяти минут, плод, то есть ребенок, гибнет от удушья. Ну, Господи, благослови».

…Поздний вечер, почти ночь. Ребенок вышел наполовину.

За окном сияла полная луна, под абажуром вились мотыльки.

– Нина, миленькая, тужься… Ну!..

Нина только беззвучно открывала рот, словно выброшенная на берег рыба.

– Тужься!

«Время… Время! Десять минут уже прошли!!!»

И в этот момент в руки Вики скользнул младенец – целиком.

«Пуповина была зажата слишком долго, господи, весь синий… Неужели поздно?!»

Вика была в ужасе. Ребенок молчал. Вика шлепнула его. Крик прочищает легкие, дает возможность дышать.

В следующий момент ребенок пискнул и начал медленно розоветь!

Только не он, а она…

В этой суматохе Вике было не до таких пустяков, как пол ребенка, но теперь можно было немного расслабиться.

– Митяй! Митяй, ну где ты там? – нетерпеливо позвала Вика, сдувая с лица прядь мокрых от пота волос. – Посмотри, кто у нас родился, а? Кто у нас такой хороший родился, на две недели раньше…

Митя на негнущихся ногах подошел ближе. Судя по обезумевшему взгляду, он мало что соображал.

Тупо уставился на орущего ребенка, лежавшего на руках Вики.

– Митяй! Кто у нас? – подала слабый голос Нина.

Митяй вздрогнул, заморгал. Он очнулся от того ужаса, в котором пребывал весь вечер.

– Ма… то есть девочка, – пробормотал он. Сглотнул. – Нинк! Девка у нас!

Жена Митяя засмеялась едва слышно:

– Бракодел! Сам же мальчика обещал, Витьку… А для девочки даже имени не придумали!

Митяй склонился над ребенком. Вика завороженно следила за его лицом – удивление, растерянность, радость… Отец. Папаша.

– Нинк, а какая же она красавица! – сглотнул Митяй. – Дочка у меня…

Он вдруг сорвался, сделал круг по комнате, затем выбежал из дома во двор.

Вика услышала его вопль, обращенный в ночь, полной луне:

– Люди!!! У меня дочка родилась!!!

В ответ залаяли, заголосили собаки.

В эту ночь Вика спала крепко, не видя никаких снов.

Она чувствовала себя такой усталой – физически и морально, – что не было у нее никаких сил на страхи и сомнения по поводу того, правильно ли она поступила, помогая Митяю с Ниной. А что, если бы с роженицей и ребенком что-нибудь случилось? Вся ответственность лежала бы на ней. На Вике!

Вика открыла глаза, потянулась.

На столе высилась гора снеди – банки, крынки, узелки, лукошко с горкой яиц, трехлитровая банка с медом, еще что-то…

А за столом с торжественным видом восседала баба Зина.

– Баб Зин, ты чего? – сонным голосом спросила Вика. – А это что? Откуда такие богатства?..

– Вот… все твое, между прочим. Этот, как его… гонорар! – с гордостью произнесла старуха.

– Какой еще гонорар?

– Который ты своим горбом заработала! От Палыча сегодня принесли, и Митяй вот только недавно ушел, я ему не дала тебя будить…

«Гонорар… Мой первый гонорар!» Вика, полная какого-то детского восторга, вскочила, оглядела стол со снедью.

– Твое… – скромно повторила баба Зина, словно подчеркивая, что она к этому богатству не имеет никакого отношения и только Вика вправе распоряжаться всем этим.

Вика села рядом с ней, слегка подтолкнула локтем:

– Как здорово… мы с тобой теперь богатые – да, баб Зин?..

Старуха усмехнулась, помолчала. Потом сказала:

– А знаешь, как Митяй с Нинкой дочку решили назвать? Угадай с одного раза!

– Как же я могу угадать? – удивилась Вика. – Я не знаю…

– Вика!

– Что?

– Я грю – Викой девчонку решили назвать!

– Правда?!

– Иди да спроси.

– Ой, какая красота… – Вика счастливо потянулась. – Так приятно! В честь меня еще никто детей не называл!

– Спасаешь ты нас, спасаешь.

– Ну, это еще неизвестно, кто кого спас! – засмеялась Вика.

Чуть позже снова пришел Митяй, благодарил. Сообщил, что дочка с женой чувствуют себя нормально. Опять благодарил.

Потом Вика отправилась к нему домой, осмотрела роженицу с маленькой Викторией, нашла их состояние вполне удовлетворительным. Не на пятерку, конечно, а так, на троечку с плюсом. Но в данных условиях большего и ждать было нельзя…

– Митяй, их все равно надо отвезти в город, показать специалистам…

– Потом. Вот окрепнут чуть…

– Митяй!

– А прикинь, Вик, как мне трясти их столько часов – по жарище, пыли… Не, рисковать не стану. Машину починю, и через недельку-другую поедем.

– Какие же вы тут все упрямые! – вздохнула Вика.

В самом деле, жара стояла невыносимая, одуряющая.

Вика отправилась на озеро, по дороге заглянула в церковь. Но там никого не было, лишь голуби вспорхнули при ее появлении и стали метаться под куполом.

На озере тоже никого не было, кроме нескольких деревенских мальчишек.

– Странно… – пробормотала Вика. – Куда Никита с Егором пропали?

Вечером Никита сам появился в доме бабы Зины.

– Привет, Вик… Слышал о твоих подвигах. Может, прогуляемся?..

Они вышли во двор, медленно побрели по улице.

– Я сегодня днем у церкви была… – сообщила Вика. – А вы где с Егором пропадали?

Никита ответил не сразу:

– Так, нигде… Шлялись по лесу, грибы искали.

– Рано еще для грибов! – удивилась Вика.

– Вот-вот… Так ни одного и не нашли.

Они пришли к озеру. Никита решил испечь картошку, развел костер.

Вика села на поваленное дерево, придвинула босые ноги к огню.

– Что, холодно? – Он снял с себя куртку, хотел накинуть ей на плечи.

– Нет-нет… Сейчас даже по ночам тепло. – Вика отвела его руки. – Просто мне огонь очень нравится. Я никогда не сидела у костра. Вот так, ночью. Не пекла картошки.

– Ни разу в жизни? – удивился Никита.

– Да.

– Ну ты даешь! – Он сел рядом, тоже стал смотреть на огонь. – Вик… Ты теперь у нас местная знаменитость. Только о тебе и говорят…

– Я не имею права заниматься медициной. У меня нет законченного образования. Вообще это подсудное дело… Не дай бог умрет кто у меня на руках!

– Нинку же ты спасла, и ее девочку…

– Это было просто чудо, – тихо произнесла Вика. – Я сама не ожидала, что у меня что-то получится! Но оставлять их без помощи было нельзя. Они не доехали бы до города. А знаешь, что самое интересное? – вдруг оживилась она.

– Что?

– Я, Никита, только другим людям диагнозы могу ставить, а себе – нет. Такой вот парадокс…

– Ты чем-то больна?

– Нет. Меня сто раз обследовали – я практически здоровый человек.

– Ну вот все правильно – ты именно поэтому и не можешь себе диагноз поставить!

– Но мне все время какая-то ерунда мерещится про себя, – призналась Вика. – То у меня здесь болит, то там…

– Это мнительность.

– Ага! – засмеялась Вика. – Идиосинкразия… Скажи честно – я похожа на сумасшедшую?

– Немного есть… – важно произнес он.

– Дурак! – засмеялась Вика и толкнула Никиту локтем. – Сам ты псих!

– Это еще почему?

– Только ненормальный может вниз головой на веревках висеть!

– Вик, это моя работа! И потом, я ж технику безопасности соблюдаю, и все такое… Ну а упаду, расшибусь – ты придешь, соберешь меня по кусочкам.

– Я не умею. Я не имею права.

– Вот заладила! Честная какая… У тебя же дар!

– Что?

– Я говорю – у тебя дар, – серьезно произнес Никита. – Ты же людей насквозь видишь, ведь так?

– Кажется, так… – нерешительно согласилась Вика.

– А это дар! Им обладают единицы! Ты феномен, Вик. Уникум! – горячо воскликнул Никита.

– Скажешь тоже…

– Ты сама, что ли, не понимаешь! Слушай, а давно это у тебя? – с любопытством спросил он.

– Нет, не очень. В последнее время только, – честно призналась Вика. – Попала в аварию, стукнулась головой, очнулась – и здрасте, каждого встречного-поперечного насквозь вижу. Очень отчетливо.

– То есть ты можешь определить, чем человек болен?

– Да.

– А… А лечишь обычным способом?

– Да. Как меня учили. Я же отличницей была, зубрилой… – усмехнулась Вика.

– Вот это самый интересный вопрос, – заерзал Никита. – Какая-то сверхъестественная сила помогает тебе ставить диагнозы, но лечишь ты обычным образом…

– А каким еще надо лечить? – удивилась Вика.

– Наложением рук. Силой духа. Раз ты видишь людей насквозь, то, вполне вероятно, у тебя есть и сила исцелять их с помощью этих… экстрасенсорных способностей. Я один раз по телевизору видел, как наложением рук лечат!

– Это шарлатаны. Вон, съезди в центр, на Каширку, где Онкоцентр… Там все столбы вокруг обклеены объявлениями – спасу, поставлю на ноги. Потомственная целительница, заслуженный колдун России и тэ пэ. А люди как мерли, так и мрут.

– А кто спорит! Шарлатанов полно, да… Но ты-то одна. Может, одна ты обладаешь даром исцелять!

– Бред какой-то… – пробормотала Вика. – Я до такого уровня опускаться не буду. Я не знахарка.

– Откуда ты знаешь! – рассердился Никита. – Ты вообще, мне кажется, про себя ничего не знаешь – какая ты, на что способна?..

– Бред! – тоже рассердилась Вика. – Если есть вывих плеча, то никакой силой духа сустав не вправишь! Если есть тазовое предлежание, то с помощью магнетизма и внушения ситуацию не изменишь! И нарыв на руке сам не вычистится – придется сначала скальпелем в нем поковыряться… Чудес нет!

– Но попробовать-то можно!

– Что именно? – надменно спросила Вика.

– Исцелить. Эх, жалко, голова у меня не болит…

– Почему же жалко?

– Мы бы поэкспериментировали! – мечтательно воскликнул Никита. – Ты бы положила мне руки на голову или пассы там какие-нибудь совершила…

– Бред, бред, бред… – с яростью забормотала Вика. Она спорила с Никитой, но в глубине душе ее уже начинало копошиться сомнение… Вот бы действительно испытать себя!

– Какая ты упрямая! – Никита разворошил тлеющую золу, веткой подгреб к себе картошку. – Будешь? Только осторожно, она горячая…

Вика схватила картофелину, но тут же выронила.

– Ай! – Она принялась дуть на пальцы.

– Я же сказал – горячая! Ну вот, теперь вся перемазалась… – Он засмеялся, глядя ей в лицо. – Погоди, не двигайся.

Он тыльной стороной ладони принялся оттирать ей щеку.

Он был совсем близко. В ярком свете полной луны и тлеющего костра его лицо казалось совсем юным, нереально красивым.

Никита, видимо, что-то уловил в ее глазах. Он медленно обнял ее, хотел поцеловать – но в последний момент Вика оттолкнула его.

– Что ты делаешь?

– Вика…

– Не надо. Не надо, пожалуйста. Это ни к чему хорошему не приведет. И вообще – ни к чему хорошему это не приведет!

– Откуда ты знаешь? – тихо спросил он. – Давай попробуем, а уж потом решим, плохо это или хорошо…

– Типично мужская логика!

Она подняла картофелину и, перебрасывая на ладони, принялась счищать с нее кожуру. «Если бы я сейчас поцеловала его, то не смогла бы остановиться. Да, это самое главное – вовремя остановиться!»

– Соль нужна?

– Давай…

Некоторое время они молчали, поедая картошку.

– Вика…

– Да?

– Ты слышала о той легенде, которая ходит в наших краях?

– О ханской дочке, что ли? Мне баба Зина рассказывала. Но это сказка – ведь так?

– Это сказка. Легенда… – кивнул Никита, глядя куда-то в сторону, в темноту. – Но легенды на пустом месте не рождаются.

– Брось! – засмеялась Вика. – Ты что, тоже из тех, кто мечтает найти золото?..

– А кто об этом не мечтает? Я с детства слышал рассказы о кладе. Время от времени кто-нибудь принимался искать его – у себя в огороде или где-нибудь в лесу…

– Нашли?

– Нет, конечно! – засмеялся Никита.

– А почему ты вдруг заговорил об этом?

Никита ответил не сразу:

– Если у тебя дар… если ты действительно обладаешь какими-то сверхспособностями, Вика… Ты могла бы попробовать.

– Что – попробовать? – ошеломленно спросила она. – Ты думаешь, я смогу найти клад?

Она вскочила, провела вокруг руками, пытаясь увидеть то, что прячется в земле. С людьми ей такой фокус удавался легко, но вот получится ли это с неживой природой?..

Она водила руками, наклонялась, пыталась сконцентрировать свое сознание – бесполезно. Ничего не получилось.

– Ну? Как? – нетерпеливо спросил Никита.

– Никак… Ничего не чувствую! Ни-че-го-шеньки! – вздохнула она.

Никита помолчал, потом произнес спокойно:

– А в общем, ерунда все эти слухи про клад… Забудь.

Начало июля.

Егор лежал в стогу сена, закрыв глаза.

Варя сидела рядом и травинкой осторожно водила по его лицу.

– Хороший мой, красивый… – восхищенно прошептала она. – Егорка, вот скажи – отчего городские мужики всегда красивей деревенских, а?.. Как наука такой феномен объясняет? Вроде тут воздух свежей, экология и все такое прочее…

Егор почесал нос, потом ответил лениво:

– Печать вырождения.

– То есть?

– Ваша деревня вырождается, Варька! – громко повторил Егор.

– Жалко… – погрустнела Варя. Потом спросила чуть смущенно: – Слушай, а я… я тоже с этой… с печатью?

Егор положил ей руку на бедро, засмеялся:

– Перестань, Варька! Ты красавица. Хоть сейчас в фотомодели!

– Да ну тебя! – Она наклонилась, поцеловала Егора в лоб. – Егорушка, принц ты мой ненаглядный… Как же я тебя люблю! А ты меня любишь?..

– Обожаю…

– Правда?

– Вот те крест! – Егор размашисто перекрестился.

В этот момент из-за поворота появился Никита – мрачный, серьезный, в своем рабочем комбинезоне.

– Какие люди! Никитон, чего не в духе?.. – Егор отвел от лица Варину руку с травинкой.

– Хорош валяться, Казанова… – буркнул Никита. – Работать пошли.

– Никита, привет! – радостно воскликнула Варя. – А завтра праздник… Придете с Егором? И Вику надо позвать…

– Какой еще праздник? – сквозь зубы произнес Никита. – День Конституции, что ли?..

Варя захохотала:

– Скажешь тоже! День Конституции мы уже отмечали… На носу Иван Купала. Седьмое июля.

– Язычники! – фыркнул Егор.

– А что такого? – обернулась к нему Варя. – Наши, деревенские, всегда его отмечают. Все равно делать-то больше нечего… Придете с Никитой? И с Викой… Придете?

– Посмотрим. – Егор деловито вскочил, отряхнулся. – Ну все, моя дева, – труба зовет!

Егор с Никитой пошли к церкви, а Варя так и осталась лежать на сене. Закрыла глаза, словно уснула.

Отойдя довольно далеко, Егор оглянулся – нет ли кого рядом. Потом сказал:

– Привязалась, словно репейник… Дитя природы!

– Мы в ответе за тех, кого приручили! – съехидничал Никита.

– Это еще неизвестно, кто кого приручил! – огрызнулся Егор. – Слушай, насчет Вики… Ты уверен, что у нее есть эти самые паранормальные способности? Может, она просто придуряется?..

– Способности у нее есть, – медленно произнес Никита. – Но… Но нам она ничем не сможет помочь. Это касается только людей, клады она искать не умеет.

– Ты проверял?

– Да.

– А она спрашивала, зачем тебе это?

– Так, болтали… Но она ни о чем не догадалась. И, вообще, похоже, фольклором не интересуется. Она горожанка, как и ты.

– Но я-то интересуюсь! – возразил Егор.

– Она женщина. А искать золото – прерогатива мужчин.

– А что женщины ищут?

– Любовь.

– Блин, какой ты умный! – засмеялся Егор. – Прерогатива…

Они зашли в небольшую каморку возле церкви, достали металлоискатель, завернутый в брезентовый чехол, лопаты, щуп и по тропинке направились к лесу.

Шли долго, отмахиваясь от комаров, продираясь сквозь кусты, перескакивая через поваленные деревья. Душно и сыро…

Остановились на небольшой поляне.

Никита достал металлоискатель, начал водить им над травой. Через пару минут металлоискатель запищал.

– Егор, здесь.

– Ты уверен? Прямо здесь? Опять какая-нибудь дрянь… – Егор воткнул в землю щуп, тот во что-то уперся. Тогда Егор поплевал на ладони и принялся копать.

– Нет, это должно быть здесь. «Пришла с востока дева – красоты неописуемой, силой немерена, словно воин, в золото одета, с блюда золотого вкушала, царева дочь. И был выкуп за нее назначен – золотом. Золота без счета – князь Светозар отцу ее обещал отдать…»

– Ты думаешь, это о ней, о ханской дочери?

– А о ком еще!

– Ну, я не знаю, может, цитата из Священного писания или еще откуда… – копая, пропыхтел Егор.

– Нет, это о ней. Вон там – восток. Наша амазонка шла с той стороны.

– Все руки в мозолях! А ты вообще… ты уверен, что правильно расшифровал запись? Ведь на той стене почти вся краска облетела.

– Егорушка, я реставратор или кто?

– Ладно, ладно, не кипятись… Если бы ты специалистом в этом деле не был, я б с тобой связываться не стал. Нашел бы кого другого…

– Церковь построили в четырнадцатом веке. Лет на сто позже реальных событий… Часть фресок посвящена истории края. Конечно, тогдашние летописцы переврали многое, исказили, но суть… А старухи, которые до сих пор рассказывают сказку о ханской дочке? Изустная память подтверждается письменными свидетельствами… – Никита замолчал. Потом продолжил: – Мы с мальчишками все детство это самое золото искали! Без всякой системы, конечно… А потом, год назад, когда в Ростовском кремле был и тамошние фрески реставрировал, вдруг понял, где собака зарыта… Вернее, наша амазонка. Разгадка в старой церкви! Надо только фрески расшифровать…

– Как ее хоть звали-то, амазонку нашу?

– Алтынай. Алтынай в переводе значит – золото.

Егор отбросил лопату в сторону и вытащил из земли ржавую консервную банку.

– Блин, вот тебе и золото! – Он выругался и отбросил банку в сторону.

Никита снова взялся за металлоискатель.

– Слышь, Никитон, а что с золотом делать будешь? – Егор закурил, прислонившись спиной к дереву. – Ну, если мы найдем его, конечно…

– Не знаю. Что-нибудь придумаю. Главное – найти.

– Нет, главное – как потратить потом денежки, на которые мы это золото поменяем.

– А ты придумал?

Егор незамедлительно и с удовольствием принялся перечислять:

– Во-первых, куплю себе приличную тачку. Внедорожник! Квартиру куплю – надоело по чужим углам скитаться…

– А Варька?

– Не смеши… Никитон, у меня миллион таких Варек будет!

– Зря. Она неплохая.

– А мне не нужна неплохая, – усмехнулся Егор. – Мне надо что-нибудь погламурнее… Это ж дикость – Ивана Купалу какого-то отмечать!

Никита отставил металлоискатель в сторону, посмотрел Егору в глаза.

– Между прочим, на Ивана Купалу клады ищут! Может, стоит поклониться этому Ивану, чтоб и нам наконец повезло?..

– Это идея! – оживился Егор. – Да-да, надо отметить!

– «…погибла дева от рук своих и чужих, и велел погребсти ее Светозар вместе с золотом, кое за нее отцу обещал отдать, и изрек: всяк, покусившийся на покой ее, проклят буде… После того началась великая битва, и не осталось ни живых, ни мертвых, кто знал, где могила ее!»

– Проклят буде… – повторил Егор. – Ну, мы современные люди, в древние проклятия не верим. Экспроприируем экспроприированное! Откуда, ты думаешь, у Светозара было золото? Небось народ грабил только так! Знаем мы этих князей… Я, между прочим, Никитон, кухаркин сын. Я нищ и свободен от предрассудков. И мне нечего терять, кроме своих цепей!

– Балабол…

Вика стояла у кустов малины.

У лица вились мошки – мелкие, самые противные. Но она уже научилась не обращать внимания на подобную ерунду. А также привыкла есть ягоды прямо с куста…

Был уже вечер – солнце только-только село за горизонт, и теплый туман клубился в кустах и вокруг.

Вика сорвала очередную ягоду и положила ее в рот. Раздавила языком о нёбо, проглотила. Потом, не в силах остановиться, запихнула в рот сразу несколько ягод…

То ли вздох, то ли шорох раздался рядом.

Вика оглянулась, но никого рядом не обнаружила. На всякий случай спросила:

– Кто здесь?

Ей никто не ответил, но туман, словно живой, поплыл выше, прямо к лицу. И опять этот отчетливый звук…

– Кто здесь?.. – уже с тревогой повторила Вика. Обернулась и едва не вскрикнула – перед ней стоял Никита.

– Ой… Ты опять подкрадываешься! – рассердилась она. Потом сорвала ягоду, жадно сунула в рот. Не до церемоний, когда так вкусно.

– А ты у нас сладкоежка, оказывается… Не боишься, что живот заболит?

Вика легкомысленно отмахнулась:

– Всю жизнь боялась… А теперь как-то наплевать!

Никита нашел крупную, яркую ягоду, поднес ее к Викиному лицу. Она из его рук съела малину, потом щекой потерлась о его ладонь.

«Как он смотрит… Дурачок, но очень милый. Мы не сможем быть вместе. У нас с ним нет будущего. А если нет будущего – зачем? Зачем начинать, зачем смотреть друг другу в глаза, говорить пылкие глупости, волноваться, смущаться, ревновать, подозревать, надеяться… почему он так смотрит?»

Но она сама не могла оторвать от него глаз. «Странное дело: смотришь – и насмотреться не можешь. Словно растворяешься в человеке. А он растворяется в тебе…»

– Виктория. Вика… Вита. Вита на латыни – жизнь, – медленно произнес Никита. – Если захочет, конечно…

Вика усилием воли стряхнула с себя наваждение и насмешливо произнесла:

– Что это с тобой?

– Слушай, Витаминка… – не сразу ответил он. – Если бы у меня оказалось много, очень много денег… ты бы уехала со мной?

– Куда уехала? – вопрос о деньгах покоробил ее.

– Да куда угодно! – нетерпеливо воскликнул он. – Куда глаза глядят!

– Интересно… ты что, предложение мне делаешь, что ли? – удивилась Вика.

– Ну, вроде того… если ты такая серьезная и привыкла каждый шаг свой просчитывать, то я… Помнишь, ты про рай спрашивала, а я тебе не ответил? Так вот: мой рай – там, где ты. Я это недавно понял.

– Вообще-то я замужем.

Его лицо совершенно не изменилось, но в глазах будто свет потух.

– Что? А почему раньше не сказала?

– Только что вспомнила… – с неохотой призналась Вика. – И, кстати, нечего меня деньгами соблазнять – мой муж далеко не бедный человек.

– Черт… – пробормотал Никита. Он невольно попятился назад, уже не в силах скрывать свою досаду. Или это не досада, а боль прячется в глубине его зрачков?

– Никогда не вспоминай о черте, не то он и в самом деле придет! – весело сказала Вика. Поймала Никиту за рукав рубашки: – А вот теперь скажи, дорогой мой: кто из нас чересчур серьезно относится к жизни?

– Ты о чем?

– Разве на мне висят цепи? Или табличка, словно в музее, – «трогать запрещено!»? Или, может быть, я такая убогая, что ради денег могу пойти за кем угодно? Или остаться – тоже ради денег?.. Что ты обо мне думаешь, а?..

Еще минуту назад Вика убеждала себя в том, что у них с Никитой не может быть будущего, что нет смысла связываться с ним, но теперь вдруг у нее в голове все перевернулось. И это потому, что он сделал всего лишь один шаг назад!

– …не ты ли сам говорил – давай сначала попробуем, а потом…

– А потом решим – плохо это или хорошо, – закончил он фразу. Потом обнял Вику, прижал к себе. – Я тебя не узнаю, моя правильная леди!

– Сама себя не узнаю! – засмеялась она, обхватив его руками. – Только что, Никита, осознала – глупо думать о будущем!

– Почему глупо?

– А потому, что его, возможно, и не будет вовсе! – с мрачной радостью призналась Вика.

– Будет, Витаминка, будет! – Он засмеялся и стал целовать ее – в щеки, в лоб, куда попало. – Ты и я! Ты и я…

«Какой дурачок! Нет, определенно, у нас с ним нет будущего… – опять мелькнуло в голове у Вики. – Но как приятно делать глупости! О боже, кто бы знал, как приятно делать глупости…»

Они целовались у кустов малины до тех пор, пока снова не раздался этот то ли шорох, то ли вздох.

– Ты слышал? – оторвавшись от Никиты, пробормотала Вика.

– Что?

– Как будто кто-то есть… Здесь, рядом!

– Ерунда… – Он снова потянулся к ней.

– Нет, ты прислушайся!

Он замер, повернувшись к Вике в профиль. Она пальцем провела по его носу, губам, подбородку.

– Ничего… – пробормотал он, закрыв глаза, полностью подчиняясь ее рукам.

– Кто-то шуршит! Вон там!

– Это ежик, наверное. Ежик в тумане! – Он не собирался отвлекаться на подобные мелочи – схватил ее за плечи и вновь принялся целовать.

– Нет, это не ежик! – возразила она. – Я слышала – будто кто-то вздохнул…

– Ага, это твой муж – прибыл вернуть тебя в лоно семьи!

Вика захохотала – она вдруг представила Андрея, крадущегося по саду бабы Зины. Андрея в его самом лучшем костюме, пошитом на заказ в Италии, запонках от Картье, швейцарских часах на запястье, ботинках из крокодиловой кожи… чего там еще? А, еще с саксофоном под мышкой! На заднем плане, пыля по дороге, тащится коровье стадо с пастухом в женской панамке…

Андрей замечает Вику, достает сотовый и начинает лихорадочно звонить Герману Марковичу Пелле, дабы посоветоваться с профессором насчет того, что Вика окончательно спятила – целуется в кустах с каким-то деревенским люмпеном!

Вика хохотала так, что не могла остановиться.

Никита хохотал вместе с ней.

«Безумие. Бред! Два дурака – он и я… Но как хорошо!»

Ничего подобного она раньше никогда не испытывала. Она чувствовала, что вот-вот вспомнит что-то главное, то, что раньше ускользало от нее. Что-то самое важное – то, что было раньше недоступным, смутным, непонятным. Сейчас оно было ближе, чем когда-либо, но по-прежнему не давалось в руки!

– Никита…

– Что?

– Никита, не здесь, нет… Никита, назначь мне свидание!

– А?.. – он наконец оторвался от Вики, посмотрел ей в лицо обезумевшими глазами.

– Никита, назначь мне свидание! – настойчиво повторила Вика.

– Хорошо… Вика… Вика, я назначаю тебе свидание! – пробормотал он и снова потянулся к ней губами.

– Нет, не так! – с досадой сказала Вика, чувствуя, что воспоминание вновь ускользает от нее – все дальше, дальше!

– А как? – Он потряс головой. – Ладно, вот так: Вика, приходи сегодня вечером к водонапорной башне. Придешь?

– Приду! – важно ответила она. – Сто лет не ходила на свидания…

Он ушел. Вернее, Вика чуть ли не силой заставила Никиту уйти.

Потом она стояла у кустов малины и долго смотрела ему вслед, вновь переживая свои ощущения во время этого разговора.

– У нас с ним нет будущего! – шепотом произнесла она. И в этот момент опять услышала этот то ли вздох, то ли шорох.

«Галлюцинации у меня, что ли!» – разозлилась Вика и совершенно бессознательно вдруг подняла руку и ладонью провела вокруг.

В первый момент она ничего не увидела – как и следовало ожидать. Уже давно поняла, что эти фокусы у нее только с людьми проходят. Но затем словно что-то мелькнуло между листвы! Вика резко повернулась в ту сторону, и ладонь ощутила легкий холодок.

Смутный, белесый, похожий на расплывшийся в воздухе туман – силуэт. Силуэт женщины с длинными волосами… Лишь на мгновение Вике удалось поймать его ладонью, а затем он исчез. Что же касается обычного, человеческого зрения, Вике так и не удалось ничего заметить. Кусты и кусты.

Обессилев от ужаса, Вика села прямо на землю.

«Действительно, галлюцинации. Зрительные и слуховые! – в отчаянии подумала она. – Андрей был прав – я сумасшедшая…»

Впрочем, уже через минуту она уверила себя, что никакого силуэта не было. Это просто туман, коварный туман! Уже не в первый раз он подводил ее – стоило, например, вспомнить аварию. И как она, Вика, умудрилась выжить?..

– Последствия от удара – это когда меня из машины выбросило наружу… – пробормотала Вика. – Временное явление. Скоро пройдет.

Ни косметики, ни салона красоты поблизости, ни гардеробной комнаты, сверху донизу забитой нарядами!

Вика расчесала волосы, слегка взбила их руками. От здешней воды они сами начали виться. Выгорели на солнце, стали еще светлей. Веснушки обсыпали нос… Щеки впали.

– Собираешься, что ль, куда? – с интересом спросила баба Зина, наблюдая за Викой.

– Да. Сегодня праздник.

– Ну сходи, сходи, – кивнула старуха. – Помню, я в молодые годы… – Вика ожидала очередного рассказа, но вместо этого баба Зина только рукой махнула да вздохнула.

…У водонапорной башни Вику уже ждал Никита.

– Ты! – Он схватил ее в охапку, закружил. Потом поставил на землю, поцеловал. Еще поцеловал. Еще и еще… В этой его горячности было что-то юношеское, даже мальчишеское… Андрей, даже в интимные моменты боявшийся показаться несолидным, таких порывистых действий никогда не совершал. «И дело даже не в том, что Андрей – такой, а Никита другой… Просто Никита не боится быть самим собой, – мелькнуло у Вики в голове. – И мне так хорошо с Никитой именно потому, что с ним я тоже могу быть самой собой!»

– Куда пойдем? – спросила Вика.

– К нашим, куда же еще…

И они отправились к озеру. По дороге то и дело останавливались, целовались, хохотали… У озера горел костер, мелькали силуэты людей, а чуть позади стоял микроавтобус: судя по серебристому отблеску и четкости линий – дорогой. У местных такого богатства сроду не было…

– Стой! – Никита схватил Вику за руку, потянул назад.

– Ты чего? – опешила она.

– Мне это не нравится… Понаехали тут! – пробормотал он. В его голосе явно сквозило беспокойство, если не страх… Но чего он мог бояться?

Они спрятались за кусты, растущие вдоль берега, подкрались поближе. Никита все время шикал и отгонял Вику назад.

Из машины доносилась залихватская музыка – что-то в стиле этно… Молодые люди – двое парней и девушка – танцевали возле костра. Еще одна девушка сидела на раскладном стуле возле микроавтобуса. Это были приезжие. Местные, которых Вика уже знала в лицо, расположились рядом, на поваленном дереве, и по очереди прикладывались к бутылке.

– Нет, все в порядке… – с облегчением пробормотал Никита.

– А что могло быть не в порядке? Что? Ну что?.. – пыталась выпытать у него Вика.

– Я так просто… Мало ли лихих людей развелось!

Из темноты вынырнули Егор с Варей.

Егор был немного навеселе:

– Никитон! Вика… А у нас гости.

– Кто?

– Две пары из Москвы… Захотелось экзотики. Ребята, познакомьтесь – это мои друзья, Никита и Виктория! – проорал он, обернувшись назад.

Приезжие были обычными молодыми людьми, охочими до приключений. Ехали они к озеру Светлояр, в соседнюю область, чтобы отметить там праздник Ивана Купалы и лишний раз поискать невидимый град Китеж, но по дороге заблудились, свернули не туда. Карту умудрились потерять.

– Смотрим – а тут такая красота неописуемая, тоже водоем есть… Как хоть называется? – в конце небольшого рассказа спросил один из приезжих парней.

– Ищеево озеро, – ответил Никита.

Местные к приезжим отнеслись вполне благодушно, была даже некая гордость – а что, у нас ничуть не хуже, чем на вашем хваленом Светлояре! И потом, судя по всему, приезжие жадинами не являлись… На бутылке, которая кочевала от одного к другому, была этикетка с лошадиной мордой – успела заметить Вика. «Опять лошадь!» – подумала с досадой.

– Тянется молодежь к старине! – весело заметил Егор. – Раньше все до лампочки было – только про Первомай знали, а теперь вот Ивана Купала отмечаем…

– Ну мы же патриоты! – взвизгнула одна из приезжих девчонок, лихо сиганула через костер.

– Считалось, что прыжки через огонь избавляют от разных напастей – болезней, дурного глаза… – произнес негромко Никита. – Старинный обычай! Не боишься? – Никита протянул Вике руку.

– Нет.

Они разбежались, прыгнули через костер. Вика ахнула – жаром слегка обдало икры. Раньше бы она никогда не позволила себе подобного, но теперь волна безрассудства захлестнула ее.

Вика отпила из бутылки шотландского виски (это после стольких людей, прикоснувшихся к горлышку своими губами!), снова сиганула через огонь. В висках стучало, от музыки бешено колотилось сердце.

– Докторша-то наша… Ишь чего творит! – засмеялась Варя.

Приезжие тоже скакали через костер, и даже местные, которые чинно пили из бутылки, поднялись и пустились в пляс, выделывая ногами живописные кренделя.

– Как на Ивана Купалу красно солнышко играло… – запел кто-то.

Во всем происходящем было какое-то безумие.

Вика, совершенно потеряв голову, бегала, прыгала, плясала, пела… На миг мелькнула мысль: «Ой, как завтра стыдно будет!» – но она тут же исчезла, растворилась в горьком дыму костра.

Потом, полностью обессилев, Вика упала в траву и, продолжая тихо хохотать, уставилась в ночное небо.

– Сколько звезд…

Ей вдруг показалось, что она смотрит не вверх, а вниз, в бесконечную, огромную бездну – даже жутко стало.

Рядом упал Никита.

– Никита…

– А?..

– Я вот думаю… Откуда я такая взялась? – завороженно спросила она.

– Ты о чем? Совсем пьяненькая, да? – Он приложился горячими губами к ее виску.

– Я не пьяненькая, я только два глотка… Я чувствую их…

– Кого? Два глотка?

– Своих предков. Да, не смейся! – рассердилась она. – Сколько их было? Миллион? От сотворения мира до моего рождения – сколько их было?

– Наверно, правда, очень много, – задумавшись, согласился Никита. – Можно посчитать. Надо вспомнить, сколько существует человечество. Затем прикинуть, что за век сменяется примерно пять поколений, и… – Он углубился в математические подсчеты.

– Никита, нет! – Она толкнула его локтем в бок. – Перестань… Я совсем о другом! О том, что я чувствую их – своих предков. В себе, в своей крови. Они все – во мне. Тысячи и миллионы… Они жили, боролись, падали, вставали, мечтали о чем-то, совершали подвиги и преступления, плакали и смеялись. Они не боялись жить. Они – те ступени, по которым поднялась я…

– Можно составить генеалогическое древо. Сейчас это очень модно! – засмеялся Никита. – До сотворения мира, конечно, не докопаешься, но на два-три века назад заглянуть можно! Представь – ты узнаешь, что твой прапрадедушка в девятнадцатом веке был офицером, был отчаянным картежником и дуэлянтом. В припадке ревности застрелил свою первую жену, но его оправдали…

– Ну, такие тонкости вряд ли сохранились в архивах… – возразила Вика, впрочем, тут же с азартом выпалила: – А твой прапрапрадедушка был помещиком, порол крестьян и разводил гончих на псарне!

– Вранье! – возмутился Никита. – В моем роду помещиков не было, только крестьяне! Мне моя бабка покойная рассказывала…

– Но что было двести, триста лет назад – она не могла знать! – закричала Вика, впрочем, ее вопли потонули в звуках музыки и криках веселящейся у костра молодежи.

– Триста лет назад мой прапрадедушка встретил твою прапрабабушку и влюбился в нее по уши…

– Дурачок! Тогда мы с тобой были бы родственниками!

– Нет, я ж не говорю – они поженились и народили кучу детей… Они встретились, влюбились, но судьба каким-то образом разлучила их. И только через много-много лет, даже через много столетий они снова встретились… – фантазировал Никита.

– Они или мы?

– Они в виде нас! Слушай, какая ты придира… буквально к каждому слову придираешься!

– А ты чепуху не говори!

Они спорили, смеялись, сердились.

Летели искры от костра – прямо в черное небо.

– Извини… – рядом с Викой присел на корточки приезжий парень – кажется, звали его Гошей.

– Да? – продолжая смеяться, отозвалась Вика.

– Я слышал, тебя назвали докторшей…

– Что случилось? – Вика моментально села. От парня совсем не пахло алкоголем, он был серьезен и даже печален.

– У Нади болит живот. Со вчерашнего дня. Не сильно, но… Она съела кучу таблеток, но ничего не помогает. И, самое главное, не хочет к доктору обращаться. Говорит, что с ее стороны свинство – портить нам праздник, что такая ночь бывает раз в году, и все такое… Но здоровье-то важнее!

Вика моментально вскочила. Надя была той самой девушкой, что сидела в кресле возле микроавтобуса. Хлопала в ладоши, подпевала, но в пляски не пускалась… Значит, ее действительно что-то беспокоило.

Вика подошла к Наде.

Та, бледная, но спокойная, наблюдала за веселящимися друзьями.

– Пойдем, я попробую понять, что с тобой происходит… – Вика помогла девушке забраться в микроавтобус. Та даже не сопротивлялась – видимо, уже кончились силы. Внутри, в машине, было тесновато, но тем не менее Надя смогла лечь на сиденья. Вика осторожно пропальпировала той живот, задала несколько вопросов – все как полагается, без всякой мистики. «Боль в правой подвздошной области, тошнота, температура не очень высокая, сухость во рту. Аппендицит… Надо в город, в больницу». Вика все еще сомневалась в своих необычных способностях.

И только потом, поставив диагноз по медицинским канонам, Вика позволила себе провести ладонью над Надиным животом. Пульсирующий червеобразный отросток грязно-серого цвета прятался среди бледно-фиолетовых извивов кишок, потихоньку набухал гноем…

Подозрения подтвердились.

Вика отозвала Гошу в сторону.

– У Нади воспаление аппендикса. Пока ничего страшного, но если в ближайшее время ее не показать врачу, то может начаться перитонит.

– Это опасно? – расстроился парень. – Вдруг до Москвы не доедем…

– Можете не гнать до Москвы, а обратиться в районную больницу.

– Но в Москве специалисты лучше…

– Операция вполне рутинная, особой виртуозности не требует, – спокойно возразила Вика. – Но если вы доверяете только столичным врачам… Так что выбирайте – или время, или качество работы! В том или другом случае придется рисковать.

– Спасибо за совет… – подавленно вздохнул парень.

Вика вернулась к Никите.

– Что там?

– Аппендицит.

– Да, вот и повеселились…

Вика села рядом с Никитой, он обнял ее за плечи. Уже молча они наблюдали за тем, как компания спешно грузится обратно в микроавтобус. Гоша сел за руль, издалека помахал рукой.

– Хорошо, что хоть Гоша этот не пил, – пробормотала Вика. – Надеюсь, в дороге с ними ничего не случится.

– Витаминка… А ты снова руками над этой девчонкой махала? – спросил Никита.

– Да. Но сначала я поговорила с ней, живот пропальпировала… – неохотно призналась Вика, у которой весь хмель из головы окончательно выветрился.

– А ты… а ты не пыталась ей помочь?

– Ты что! Хотел, чтобы я ей живот резать начала? – перепугалась Вика.

– Нет, – тихо произнес Никита. – Я про другое. Помнишь, мы говорили недавно…

– Ну уж нет! – решительно возразила Вика. – Я экспериментировать над людьми не собираюсь!

– А если они не успеют до больницы доехать?

– Успеют. Состояние еще не такое критическое. Все они успеют!

– Ладно, ладно, не сердись… – Он погладил ее по голове.

Они некоторое время сидели обнявшись. Потом их позвала Варя:

– Ребята! Гадать пошли…

Деревенские продолжали пить возле костра, горланить песни, только Варя с Егором стояли на берегу. Варя плела венок из веток.

– А это еще зачем? – с любопытством спросила Вика.

– Древний славянский обычай – в Иванов день плести венки из березовых веток и пускать их по воде…

– И я гадать хочу! – загорелась Вика.

Никита принес ей охапку березовых веток. Встал рядом и тоже принялся за работу.

Первой свой венок пустила на воду Варя. Он у нее получился очень красивый – основательный, лохматый, с вплетенными в него цветами. Еще Варя воткнула в него небольшую свечку. Зажгла – уже на воде – и слегка подтолкнула вперед.

Сначала венок побултыхался возле берега, словно раздумывая, стоит ли пускаться в столь дальний путь, а потом подводное течение подхватило его, и венок осторожно начал отплывать.

– Что это значит? Варь, что это значит?

Стоя на берегу, Варя негромко ответила:

– Если потонет – смерть, поплывет – замуж выйти, к берегу прибьет – незамужней быть.

– Дикие люди! – засмеялся Егор. – Тыща лет христианства – а им все нипочем! Одно слово – язычники. А, Никитон?.. Э, да ты туда же…

Сам Егор только наблюдал, в гадании не участвовал.

Никита опустил свой венок в воду, за ним – Вика.

Они вчетвером стояли на берегу и внимательно следили за венками.

Отражались в черной воде звезды, мерцала широкая дорожка лунного света, плясали на поверхности огоньки свечей…

– Как красиво! – восхищенно прошептала Вика. – Как же красиво, я просто не могу… да, Варь?..

– Да погоди ты! – с беспокойством отмахнулась Егорова возлюбленная. – Гляньте-ка, что творится!

В самом деле, с венками происходило что-то странное. Сначала они кружили по воде, подхваченные течением, затем поплыли в разные стороны.

Варин венок медленно, но неотвратимо стал приближаться обратно к берегу.

– Ну куда, куда! – в отчаянии закричала Варя. – Плыви давай! Ох, елки-моталки…

– Что, Варька, не берут тебя замуж? – усмехнулся Егор. – Да ерунда все это, не переживай! Тоже мне – веник по воде пустила, теперь ревмя ревет… Дурочка!

Два других венка плыли вперед, хоть и в разных направлениях. Викин плыл и плыл. С венком Никиты произошло что-то странное – он то ли утонул, то ли просто на нем свеча погасла.

– Утонул? – огорчилась Вика, вставая на цыпочки и вглядываясь в темноту. – Никита, ты видишь?..

– Еще не лучше! Венок потонул… – совсем расстроилась Варя. – Тебе, Вик, больше всех повезло.

– Что значит – повезло? Между прочим, я и так замужем!

– Да ну, ерунда все это! – засмеялся Никита. – На этот счет есть еще несколько вариантов гадания. Например, если парень поймает венок девушки, то он станет ее супругом. Или – чей венок потонет – тот замуж не выйдет!

– Никитон, а Никитон… – подтолкнул друга Егор. – А как насчет цветка папоротника?

– Точно! – оживилась Вика. – Это еще у Гоголя – «Ночь накануне Ивана Купалы»… Если найдешь цветок папоротника, то он укажет тебе на клад. Ребята, давайте клад искать!

– Детский сад какой-то… – вздохнула Варя. – Сдался мне этот клад. Мне замуж надо, а вы…

Но Вика всерьез вознамерилась найти цветок папоротника. Она пошла к лесу, Никита – за ней. Поляна с костром остались далеко позади.

– Ни разу в жизни не гадала… Забавно! – призналась Вика. – Слушай, а чего Варьке вдруг так замуж приспичило?

– Это очевидно… – пожал плечами Никита. – Ты ж видела ее мамашу!

В лесу было темно, тихо, луна спряталась за листвой.

– Осторожно, не споткнись.

– Никита, у вас тут дикие звери водятся?

– Кабаны. Я на их следы часто натыкался. Один раз, кажется, рысь видел… очень маленькую. Может, это большая кошка была? – рассуждал вслух Никита.

– А медведи? – с жадным любопытством спросила Вика.

– Нет, медведей у нас точно нет.

– Жалко…

Впереди были заросли кустов, Вика принялась бесстрашно продираться сквозь них.

Через минуту она оказалась на поляне. Светила луна. Вдруг откуда-то наполз страх.

– Никита, ты где? – Вика огляделась, затем рванула назад.

Там, среди деревьев, ее снова встретила непроглядная темнота.

– Никита!

Где-то рядом затрещали кусты, заметались какие-то тени.

Ей стало совсем жутко. А потом Вике показалось, что она слышит звук, напоминающий лошадиное всхрапывание. И еще как будто топот копыт?.. Вика вытянула руку вперед, словно пытаясь защититься от надвигающейся на нее опасности. И снова ладонью уловила этот странный силуэт… Женщина на коне!

Больше всего на свете Вика боялась даже не призраков, а лошадей.

– А-а! – заорала она и побежала.

Она ломилась сквозь кусты, спотыкалась, чуть не свалилась в какую-то яму, но продолжала бежать. Потом остановилась как вкопанная – впереди мелькнул огонек. Красный огонек?..

Вика затрясла головой, поморгала – никакого огонька не было.

Или был? Сказочный красный огонек – цветок папоротника?

– Диво дивное… – пробормотала Вика, ощущая и страх, и восторг одновременно. – Ночь чудес – не иначе!

– Вика!

Вика обернулась и побежала на голос.

– Никита… Я здесь!

Они бросились друг к другу, обнялись так крепко, словно тысячу лет не виделись.

– Никита, я видела цветок папоротника!

– Здесь? Вряд ли! Зверь какой-нибудь пробегал…

Обнявшись, они пошли назад. Из-за облаков вынырнула луна, осветила им путь.

– А клад? – упрямо спросила Вика. – Разве мы не будем искать клад?

Никита остановился, поцеловал ее.

– Вот мой клад… Ты мой клад! – произнес он с такой исступленной нежностью, что Вике даже не по себе стало.

Они вернулись к озеру. Костер потух, деревенские уже разошлись – лишь откуда-то издалека доносились пьяные голоса и собачий лай.

– Как тепло… Ты чувствуешь, как тепло?

– Да… – Вика осторожно освободилась от его объятий, подошла к берегу.

Лунная дорожка дрожала перед ней.

Вика скинула с себя одежду, медленно зашла в воду. Вода была теплой, мягкой, какой-то невесомой… Вика оттолкнулась ногами от илистого дна и поплыла вперед. Смутное воспоминание мелькнуло перед глазами – как она всего несколько недель назад решила утопиться. Вот прямо здесь! Неужели она и вправду хотела умереть?.. И как так получилось, что ад превратился в рай?..

Рай для двоих.

Прозрачные облака снова наплыли на луну – словно золотые кружева засияли на небе. Над черной водой змеились клубы тумана – казалось, что та медленно закипает.

Вика услышала плеск – это Никита прыгнул в воду. Вынырнул через несколько мгновений рядом с ней, прикоснулся губами к ее плечу.

Потом отплыл чуть назад, любуясь Викой.

– Ты похожа на русалку…

– Я и есть русалка. Я утяну тебя под воду и защекочу до смерти! – засмеялась Вика и поплыла к Никите, пытаясь ухватить его руками. Он схватил ее за запястья, притянул к себе.

Было так хорошо, что Вика сама себе не верила – неужели это все не во сне? Разве можно быть такой счастливой? Ночь, озеро, луна, этот мужчина рядом…

– До смерти? Теперь понятно, отчего мой венок утонул! – беззаботно засмеялся в ответ Никита.

– Перестань! Я просто шучу…

– А я – нет. – Он закрыл глаза. – Делай со мной что хочешь – хоть топи, хоть режь. Я уже себе не принадлежу. Я твой.

Последние фразы он произнес с печальной обреченностью.

– Глупый! – Вика даже рассердилась слегка. – Я не настолько кровожадна. И вообще… Если с тобой что-то случится, то я тебя спасу. Я же доктор!

Она потянулась к Никите. Он поцеловал ее.

– Я люблю тебя. Я тебя очень люблю… – произнес потом все так же печально. Усмехнулся: – И почему в самые счастливые моменты человек начинает думать о смерти или еще о чем-нибудь плохом… Ты заметила?

– Да. Да…

Она вдруг нырнула, под водой защекотала его. От неожиданности Никита тоже ушел с головой под воду.

С хохотом оба вынырнули и принялись дурачиться, уже забыв, о чем говорили только что.

Вика погналась за Никитой, но он сделал несколько широких взмахов руками – и через мгновение был уже далеко.

Вика поплыла за ним, но увидела чуть в стороне качающиеся на воде листья и бутоны. Это были кувшинки.

– Никита! Тут кувшинки!

Он быстро подплыл к Вике.

– Что?.. – в лунном свете было видно, как капельки воды блестят на его лице.

– Никита, кувшинки!

– Ну да, кувшинки, а что такое?

– Ты не понимаешь… – Она улыбнулась, перевернулась на спину, замерла, чувствуя, как вода медленно покачивает ее тело.

«Я никогда, никогда еще не была так счастлива. Господи, сделай так, чтобы это счастье продлилось еще немного!»

Она вышла из воды. Воздух, чуть прохладный, заставил поежиться.

Она легла на траву, закрыла глаза. Потом услышала плеск – это Никита вышел из воды вслед за ней. Вот он уже рядом, вот она чувствует его теплое дыхание на своей шее. Горячие ладони. Холодные колени… Эти переходы от холодного к теплому завораживали, вызывали нечто вроде транса. Стук сердца, разбивающий изнутри грудную клетку…

Он обнял ее так крепко, что на миг Вика почувствовала себя спрятанной ото всего мира, словно ее положили в футляр. Или нет, не так – словно броней окружили…

Теперь она могла ничего не бояться.

И Вика бесстрашно улыбнулась. Его поцелуй, словно печать на договоре – «Все будет хорошо. Я обещаю».

Теперь небо было совсем близко. Словно вышитое бисером одеяло, оно нависало над ними… Вика протянула руку вверх, засмеялась.

– Ты чего?

– Так просто…

Она по вечной своей привычке рефлексировать хотела было ужаснуться: «Надо же, я изменяю мужу!» – но фраза, всплывшая в мозгу, вдруг растаяла, исчезла, осталось только начало – надо же, надо же…

…А потом Вика медленно села, огляделась.

И увидела, как край горизонта начинает медленно окрашиваться в розовый цвет.

Никита сел рядом, обхватил ее за плечи.

– Никита, смотри…

– Что?

– Никита… Новый день начинается! – удивленно, восхищенно прошептала она.

– Вот чудо-то, правда! – засмеялся он. – Новый день!

У входа в кабинет Эмма столкнулась с высоким подтянутым мужчиной.

– Пардон… – Он посторонился. – Добрый день, Эмма.

– Добрый день.

Это был тот самый детектив, который разыскивал Викторию.

Эмма посмотрела ему вслед – четкая линия плеч, четкая походка. Да, человек действительно не один десяток лет прослужил в органах!

Эмма без стука ворвалась в кабинет.

– Ну как? – нетерпеливо спросила она. – Что-нибудь удалось выяснить?

Андрей вышел ей навстречу из-за стола. Лицо у него было взволнованное и скорбное. «Неужели нашли ее труп? Господи, господи… Ты же знаешь, я не желаю этой женщине смерти, но…» Эмма задрожала и, чтобы скрыть дрожь, крепко прижала руки к груди.

– За деньги сейчас хоть носом асфальт перекопают… – сказал Андрей. – Да, кое-что прояснилось.

– Что? – едва выдохнула Эмма. – Она жива? Нет? Ну скажи же!

– Эмма, мы сто лет назад с тобой договорились, что ты будешь обращаться ко мне на «вы»! – сухо произнес Андрей.

«Как он может… В такой момент!»

Эмма машинально оглянулась:

– Но здесь никого нет!

– Это не имеет значения – слышит нас кто-то или нет… – упрямо покачал головой Андрей. – Это вопрос принципа.

Эмма заставила себя подобраться:

– Я надеюсь, Андрей Владимирович, с Викторией Павловной все в порядке?

Андрей поморгал, потом ответил спокойно:

– Надеюсь, что да…

«Ну вот! Так я и знала! Этот ад будет длиться вечно!»

– …камеры наблюдения у поста автоинспекции зафиксировали ее машину вот в этом районе… – Андрей развернул карту, ткнул пальцем в нужное место. – Но до следующего населенного пункта она не доехала, судя по всему. Детектив, которого я нанял, считает, что Вику надо искать именно в данном промежутке – между двумя этими пунктами… – Он очертил на карте круг. – Хотя не исключено, что Вика поехала еще дальше, но это как крайний вариант, мы пока не хотим его рассматривать. Проблема в том, что просторы нашей родины слишком… просторные. Потребуется еще несколько дней, чтобы окончательно прояснить ситуацию.

Эмма склонилась над картой. Названия населенных пунктов ни о чем ей не говорили. Какое-то дикое захолустье… И так далеко от Москвы! Не ошибка ли это? Может быть, Вики давно уже нет в живых, а на ее авто катается какой-нибудь бандит?

Эмма хотела было сказать о своих подозрениях Андрею, но взглянула на его бледное лицо с темными подглазьями и промолчала.

– Вот такие новости, Эмма. Что скажешь?

– Ну, уже кое-что… Вы говорите, ситуация прояснится через несколько дней? – переспросила она.

– Да, я надеюсь.

– А… Андрей Владимирович, а что будет потом?

– Когда «потом»? – поднял он брови.

– Когда Викторию Павловну найдут? – мужественно произнесла Эмма. – Что вы намереваетесь делать?

– То же самое, что собирался делать до того. То есть до исчезновения моей супруги… Вплотную займусь Викиным здоровьем. – Он сделал небольшую паузу, потом добавил сдержанно: – Очень жалею о том, что имел глупость отложить этот вопрос на следующий день. Теперь я такой глупости не совершу. Все надо делать сразу и сейчас!

– Значит, придется поместить Викторию Павловну в… в клинику. – Эмма достала блокнот, черкнула в нем строчку.

– А у вас какие варианты, Эмма? – язвительно спросил Андрей, четко проговаривая каждую букву ее имени – Э-М-М-А.

– У меня нет никаких вариантов…

– Вы надеетесь, что я с ней разведусь, что я брошу ее, что забуду о ее существовании?.. – напирал Андрей. – Ну уж нет! Я порядочный человек. Порядочный! Я выполню свой долг, я буду нести свой крест до конца. Никто и никогда не сможет упрекнуть меня! – жестко произнес он. Повернулся к зеркалу, поправил галстук. – Прошу вас, Эмма, еще раз забронируйте место для моей супруги в той самой психиатрической клинике!

Эмма снова черкнула в блокноте.

Слезы щипали глаза, но она старалась не подавать виду.

– Вы свободны…

Эмма кивнула и вышла из кабинета.

Прошла по коридору, а затем через зал, в котором за компьютерами сидели сотрудники фирмы. На нее никто не обратил внимания.

Затем Эмма заперлась в туалетной комнате.

Плакать уже не хотелось. На сердце словно камень лежал. Даже не камень, а огромная черная глыба. Могильная плита…

Эмма до безумия любила Андрея. И не знала, как помочь ему…

– Если бы я могла, то убила бы эту тварь… – прошептала она, имея в виду, разумеется, Викторию. – Эту гадину, которая отравляет ему каждый день жизни! Убила бы, честное слово…

Держась за руки, Вика с Никитой шли по проселочной дороге. Высоко над головой пела какая-то птица.

– Это кто? – задрав голову, спросила Вика.

– Это жаворонок.

– Я так и думала.

Некоторое время они шли молча. Сухой горячий воздух обжигал лицо… И Вика вспомнила свой сон! Свой кошмар, который неотступно преследовал ее в течение нескольких лет, – и ей вдруг стало так не по себе, что мурашки по спине побежали.

– Нет, я так не могу! – в отчаянии закричала она и попыталась вырвать руку. Но Никита держал крепко. – Пусти! Ну что за глупость ты придумал… И, главное, – зачем?!

– Затем, что они прекрасны.

– Они ужасны! – завопила Вика.

Никита остановился, взял ее за плечи и сказал, глядя прямо в глаза:

– Они прекрасны, Витаминка… Если ты вдруг захочешь понять, что такое гармония, посмотри на них. И потом, чего ты боишься? Я же с тобой!

Он прижал ее к себе, взъерошил волосы на затылке. От Никиты пахло краской. Табаком. А еще – солнцем. Водой из Ищеева озера… Кувшинками – теми самыми, которые раскрыли свои бутоны на рассвете…

– Ну все, все, идем.

Скоро на горизонте замаячили деревянные постройки.

Стараясь изо всех сил сдержать страх, Вика вслед за Никитой вошла в открытые ворота.

Навстречу им вышел очень невысокий, очень худой мужчина восточной национальности. То ли осетин, то ли татарин, судя по наружности.

– Гасан, привет… Вика, это Гасан.

– Очень приятно… – промямлила Вика, пожимая сухую, жесткую, словно выпиленную из дерева ладошку Гасана.

– Много слышал, – сказал Гасан. – А ты правда людей насквозь видеть можешь?

– Ну вот! – нервно засмеялась Вика. – Что за ерунда…

– Посмотри меня.

Вика пожала плечами. Она уже взяла себе за правило: никогда первой не навязываться людям со своим знанием. Только если они сами об этом попросят…

– Хорошо. – Она ладонью провела вдоль его тела. Теплые, неяркие переливы красок… Все маленькое, сухое, компактное. Вика также взяла за правило не обращать внимания на мелкие недуги, которые есть у каждого человека. Она говорила только о главном. Или не говорила – как, например, в случае с бабой Зиной…

– У тебя что-то болит, Гасан?

– Н-нет… Не совсем, – уклончиво произнес он. – Но я хочу знать.

– Ты здоров, Гасан. Не ешь только ничего соленого, острого, кислого… Или ешь, но чуть-чуть. У тебя камешки в почках…

– О! – сказал Гасан потрясенно. – И правда, ты все видишь! Так мне доктор в Москве и сказал… Я думал – помираю, а это всего лишь почечная колика была! – обернулся он к Никите. – Никому про свои камни не говорил, а она – увидела!

Гасан смотрел с таким восхищением, с таким уважением, что Вике даже неловко стало. Она не привыкла к подобному отношению. Она – бескрылая бабочка, бледная тень при своем муже, чокнутая домохозяйка, никчемная женщина не самого юного возраста – вдруг оказалась VIP-персоной. Или, если использовать другое сравнение, Золушкой, которой неожиданно сообщили, что она на самом деле не обслуживающий персонал, а прямая наследница королей и место ей не в каморке для швабр, а в тронном зале…

Теперь она, Вика, была нужной. И это оказалось важнее денег, связей и прочего…

– Гасан, она боится лошадей. Очень.

– Да, я как-то… Они мне кажутся такими страшными! – кивнула Вика.

– Они не страшные… – покачал головой Гасан, не отрывая от Викиных рук пронзительного взгляда. – Бояться надо – это правда, но чуть-чуть… Если знать правила – все будет в порядке. Но они не страшные! Я сейчас.

Он убежал, потом вывел из конюшни вороного жеребца, вскочил, сделал стремительный круг по двору – только песок из-под копыт полетел в разные стороны. Потом Гасан принялся показывать разные фокусы на своем жеребце – заставлял того подниматься на дыбы, лягаться, скакать боком…

Потом остановил жеребца напротив Вики и Никиты, давая возможность полюбоваться им.

Жеребец косил глазом, фыркал, перебирал ногами, под атласной кожей играли мышцы.

– Это Ветер… – негромко произнес Никита. – Гасан сейчас показывает нам Ветра.

– Ветер… – пробормотала Вика.

– Да, его так зовут. Но Ветер слишком своевольный, только Гасана и признает. А сейчас Гасан приведет Рогнеду. Гасан, приведи Рогнеду, хорошо? – обратился Никита к конюшему.

Гасан коротко кивнул.

Минут через десять вернулся, ведя под уздцы белую лошадь, показавшуюся Вике громадной.

У Рогнеды была белая грива, длинные белые ресницы, и она, надо признать, выглядела довольно меланхолично.

Гасан остановил Рогнеду прямо перед Викой (она шарахнулась, спряталась за Никиту) и лукаво подмигнул.

– Что? – сказала Вика. – Зачем? Никита, что это значит?..

Теперь, когда лошадь была так близко, Вике стало совсем не по себе.

– Гасан привел Рогнеду тебе.

– Мне?!!

Гасан вложил в ладонь Вике морковь, мотнул головой в сторону лошади – угости ее, мол.

Вика с ужасом посмотрела на морковь – словно ей вручили гранату. Потом перевела взгляд на лошадиную морду, показавшуюся совсем уж огромной, непропорциональной…

Рогнеда фыркнула и потянулась к Вике. А Вика совсем оцепенела…

Рогнеда, перебирая губами, словно бормоча что-то себе под нос, попыталась взять из рук Вики морковку.

Вика вздрогнула – в первый момент ей показалась, что Рогнеда своими здоровенными зубищами, точно акула, сейчас оттяпает ей руки до локтя… Но нет – лошадь вполне деликатно принялась хрумкать морковкой. Судя по всему, есть живьем Вику она не собиралась!

– Рогнеда – как голубка… – убежденно произнес Гасан. – Ребенка не обидит! Все понимает… Не бойся! – повернулся он к Вике.

Вика, дрожа, протянула руку, коснулась морды Рогнеды. «Господи, господи, что творится… Я трогаю лошадь… Я прикасаюсь к ней!»

– Давай подсажу…

О подобном повороте событий Вика даже не подозревала.

– Кого? Меня? – ошалело воскликнула Вика. – Сесть на лошадь?!

Рогнеда фыркнула, попятилась.

– Тихо, тихо… – засмеялся Никита. – Лошади очень пугливы. Боятся громких звуков, резких движений… Я все детство бегал к Гасану сюда, знаю их. Веди себя спокойно, Витаминка!

– Ты тоже боишься меня? – удивленно прошептала Вика, обращаясь к лошади. – Такая большая – и боишься?..

– Когда садишься на лошадь, действует правило левой руки, – принялся лаконично объяснять Никита. – Левую ногу вкладываешь в стремя, правую перекидываешь… Понятно?

Вика не успела ничего ответить – в следующее мгновение Гасан подхватил ее и помог сесть на Рогнеду. Вика еще ничего не поняла, как уже сидела верхом…

– Ой… Да что ж это такое?.. – почти лежа на холке Рогнеды, пробормотала Вика. – Гасан, миленький, я сейчас упаду!

– Не упадешь, если она не захочет, – усмехнулся в ответ коварный Гасан.

– Вот именно! – шепотом паниковала Вика, свято помня о том, что лошади боятся громких звуков. – А если захочет?.. Кто знает, что у нее в голове творится?..

Гасан только засмеялся в ответ. И повел Рогнеду под уздцы.

– Витаминка, спину держи! Что ж ты прям завалилась… Плечи расправлены, поясница прогнута немного вперед. Голову прямо держи!

– Ничего, сейчас освоится…

– Ой… ой, мамочки!.. – шептала Вика.

Гасан довольно долго водил Рогнеду под уздцы, объясняя Вике, как управлять лошадью.

– Поняла? Ничего сложного… ну все, отпускаю.

– Куда? Куда отпускаешь?

– Вика, не заваливайся!

Вика сидела на Рогнеде, с трудом удерживая равновесие. Сама. Одна. Гасан был чуть в стороне – смотрел, улыбался.

– Ну, вперед… Смелей! Что такое шенкеля, знаешь?..

Вика слегка ударила пятками Рогнеду в бока. И та пошла!

Вика заставила ее повернуться направо – и та повернулась, сонно кивая мордой вверх-вниз!

– Гасан, у меня получается, да? Гасан, миленький, а как сделать так, чтобы она еще быстрее поскакала, а?..

– Быстрей не надо, так ходи… Потом быстрей будешь делать!

– Ой… ой-ой-ой! Никита, я красиво держусь?

Никита, сияя, поднял большой палец вверх.

Затем Гасан помог Вике слезть с Рогнеды.

Вика на негнущихся ногах бросилась к Никите:

– У меня получилось, да? У меня получилось!

Она была вне себя от возбуждения, ее колотило. Ну как же – она сумела оседлать свой страх, свой вечный кошмар…

– Я не сомневался, что у тебя получится! – Никита чмокнул Вику в щеку. – Ты прирожденная наездница!

– Все ты врешь! – засмеялась Вика. – Я висела на Рогнеде, словно мешок с сеном! Но все равно – это так здорово! Гасан, голубчик, спасибо! – Она обняла Гасана – тот был ниже ее на полголовы. Наклонилась, поцеловала его в обе щеки. Потом не выдержала – и в губы.

Гасан окаменел.

– Вика, Вика… Я ревную! – потянул ее за руку Никита.

– Спасибо, Гасан, спасибо еще раз!

– Ну все, Гасан, мы пошли…

Гасан так и остался стоять с выражением крайнего удивления и изумления на лице. Потом осторожно провел языком по губам, словно проверяя их наличие.

…Никита и Вика шли по лугу, на котором паслись лошади, лениво помахивая хвостами.

Все было точно так же, как в Викином сне. Все, до мелочей!

Луг, лес с обеих сторон, лошади… Так же синело небо, звенел от полуденного зноя воздух. Но только не было страха. Его совсем не было.

– Зачем ты его поцеловала?

– Никита, он такой милый!

– Господи, Вик, он уже лет десять как вдовец! Кроме лошадей своих, никого не видит… И тут такая красавица… Прямо в губы… Да он теперь спать не сможет… Я серьезно! Ты видела его лицо?

– Ну и что? Подумаешь! – захохотала Вика. – Приятно же лишний раз почувствовать себя живым человеком, а не мумией какой-то…

– Я ревную!

– Ты? Меня? Серьезно?

– Еще как серьезно!

– Что, правда? – хохоча, Вика остановилась, заглянула Никите в глаза.

– Правда, – тихо ответил Никита. И посмотрел так, что Вике даже не по себе стало. Никто и никогда не смотрел на нее с такой страстью, жадностью и самоотречением.

И это было так здорово!

Вика обняла Никиту, поцеловала его.

– Смотри, туча…

Она оглянулась – в самом деле, свинцово-черная туча наползала с запада, закрывая солнце. Лошади были уже далеко, где-то на горизонте.

Резкий порыв ветра разметал волосы.

– Сейчас ливанет. Бежим!

Первая тяжелая капля упала Вике на нос.

– Ай… Бежим!

Вика и Никита схватились за руки и побежали по лугу. Глухо заворчал гром – и брызнул дождь. Нет, не дождь, а самый настоящий ливень, плотной белой пеленой вмиг окутавший пространство.

Никита поднял лицо:

– Вот это да…

Вика тоже подняла голову, замедлила бег. Подставила ладони дождю.

Сквозь тучи неожиданно сверкнуло солнце. Потоки воды – и солнце…

– Это грибной дождь… Теплый какой! – Вика закружилась на месте, уже совершенно мокрая.

И в эту самую секунду она окончательно поняла. Вспомнила.

То самое, главное.

Что постоянно мельтешило где-то там, на заднем плане, в уголках сознания, до чего Вика никак не могла добраться. Искала-искала, мучилась-мучилась – и вот, поймала. Ухватила. Держала в руках – словно краешек радуги…

Никита побежал вперед, оглянулся:

– Ну что же ты, Витаминка?

Вика сделала шаг. Потом еще. Потом побежала.

– Я жива!

– Что? – шум дождя заглушал слова.

– Я жива-а-а!

Вика бежала вниз по колено в мокрой траве и вопила во весь голос:

– Люди, я жива! Я жива-а!

Никита догнал ее, заскакал рядом:

– Да я тоже, в общем-то, не мертвый… – Волосы его прилипли к голове, глаза блестели, он тоже радовался дождю.

– Ты не понимаешь… – возбужденно прокричала Вика. – Это так здорово – дождь, солнце, листья, трава, лошади… Любовь! – Она откинула назад намокшие волосы. – Я все это чувствую… Я чувствую. Я живая!!!

– Я все понимаю! Я тоже живой! Люди, и я – живой! – тоже завопил Никита.

Взявшись за руки, они бежали по лугу и орали во весь голос.

– Черт, ну и ливень… – пробормотал мужчина, пытаясь прикурить. На нем было нечто вроде плащ-палатки, но она почти не спасала: дождь падал сплошной стеной, влажная морось пробиралась во все складки, в прорезиненной ткани было душно, жарко и очень противно.

Это был охранник.

Его главной задачей был постоянный контроль местности, чтобы никто не подобрался, не подкрался, не разнюхал, чем они тут занимаются.

Мужчина (при рождении мать назвала его Николаем) умом понимал, что никаких чужих-посторонних тут быть не может. Ни представителей власти, ни батальонов МВД, ни прочих силовых структур.

Не может, и все тут! С какой тоски их бы сюда занесло?..

Дачников тоже нет – эти все ближе к большим городам жмутся, невыгодно им так далеко на огороды ездить. Есть только аборигены, спившиеся оборванцы, но их за людей можно не считать. И вообще их можно не опасаться. Они, как животные, инстинктивно чувствовали, что можно делать, а что нельзя. Куда можно ломиться, а куда – нет.

Если бы появился кто из местных, он бы задницей почувствовал, что здесь серьезные люди занимаются серьезным делом, и мигом бы ретировался. Спившиеся, тупые, но с инстинктами у них все в порядке!

Так что, по большому счету, охраннику Николаю в этой глухомани волноваться было не о чем.

Стой себе, кутайся в плащ-палатку, покуривай отсыревшую папироску и в ус не дуй. Чужие не придут, своих бояться нечего.

Даже если представить самый крайний, самый невероятный вариант – появление участкового на раздолбанном мотоцикле, и то переживать не из-за чего. Сунул блюстителю порядка купюру, похлопал по плечу, и он, милый, с благодарностью отчалит. Поедет дальше, будет расхитителей социалистической… пардон, капиталистической собственности ловить. Тех, кто коровники по бревнам растаскивает…

Словом, Николаю, по здравом размышлении, волноваться было не о чем.

Но он был слишком хорошим охранником. Вопрос профессиональной чести, так сказать… Служил не за копейки, да и такому человеку служил, что нельзя было даже на минуту расслабиться.

А вдруг?

Николай докурил, зорко поглядывая по сторонам, затем вдавил окурок в мягкую черную землю и пошел вдоль своего периметра. Внутри периметра – поляна, на поляне, под широким навесом, – босс, серьезным делом занимается. С другой стороны за порядком следит напарник.

Рядом с навесом – палатка, в ней ребята отдыхают. Счастливые… Хотя, с другой стороны, когда работать им час придет – не позавидуешь. Когда много платят, много и спрашивают.

Земля чавкала под ногами, сапоги утопали в ней глубоко, по самую щиколотку. Места здесь противные – одни болота вокруг. А уж комарья…

Сквозь мокрую листву блестели стволы деревьев.

Лягушка скакнула вперед.

Николай отбросил ее мыском сапога – неприятная тварь.

Вдруг показалось, что там, за серебристой пеленой, что-то мелькнуло. Какое-то движение!

Он мгновенно напрягся, сделал вид, что снова собирается закурить, а сам краем глаза стал следить. Шелестел нудно дождь, зудели под листьями комары…

Скорее всего, показалось.

Он зашагал дальше и скоро оказался в самой близкой к навесу точке.

Николаю с его позиции было видно, как работает босс.

Стояли столы, на них – куча аппаратуры, гудела неподалеку переносная электростанция. Стрекотал принтер, из которого медленно выползал бумажный лист.

Рядом с боссом суетился Доцент. Его все так называли. Смешной, плешивый, в дурацких очках. И, что самое интересное, он действительно был доцентом. Смирнов Петр Кириллович, доцент и кандидат. Этих самых… археологических наук.

– Вот посмотрите сюда, Мирон… – наигранно солидным голосом произнес Доцент и ткнул пальчиком в экран. – Вот видите – здесь, здесь и здесь…

– Да вижу, не слепой, – спокойно ответил босс, Мирон то есть. Он и выглядел настоящим боссом – седой, полный, серьезный, в дорогом спортивном костюме. – Ну и что?

– Явно искусственные возвышенности. Если искать курган, то начинать надо именно с этих трех точек.

– М-да… Не слишком удобное место, – без всякого энтузиазма произнес Мирон. – Как копать-то будем… А что радары показывают?

Доцент быстро сунул под нос боссу распечатку.

Мирон склонился над ней, нахмурился.

Николай убедился в том, что с этой стороны все спокойно, махнул издалека напарнику и медленно зашагал назад, утопая по щиколотку в вязкой земле.

Большая поляна.

Лагерь. Навес. Палатка. Джипы – капотами друг к другу, словно два огромных животных обнюхивают друг друга. Еще какая-то техника – не разглядеть, поскольку сверху наброшен брезент камуфлирующей расцветки. Двое громил ходят по кругу, один смолит без остановки…

Егор, пригнувшись, пополз вперед – очень хотелось понять, кто эти люди, чего им тут надо. Еще когда он увидел на дороге глубокие следы шин, то понял – кто-то серьезный прибыл в их края.

Можно было, конечно, предположить, что это очередные отдыхающие, решившие полюбоваться красотами Ищеева озера… Но нет, отпечатки шин вели в лес – туда, куда ни один нормальный человек не поедет. Жарить шашлыки в глухом лесу, среди комарья?!

Может, это бандюганы, решившие расправиться с кем-то неугодным? Самое место для этого… Пулю в затылок, тело в землю – никто никогда не отыщет его!

Без остановки лил дождь. Кроссовки скользили на мокрой траве. Чертыхаясь, Егор пошел по следу шин и наконец наткнулся на лагерь.

…Егор достал из рюкзака бинокль (настоящий «Карл Цейсс», между прочим! Кучу денег за него отвалил…), навел на резкость.

И сразу увидел Мирона.

Тот с каким-то очкастым шибздиком сидел у открытого ноутбука: что-то серьезно обсуждали, тыча пальцами в экран.

«Мирон… Так и знал! Все пропало… Куда мы с Никитоном против Мирона! – горестно подумал Егор. – Теперь все насмарку – это лето, возня с фресками… Покупка нового металлоискателя… И время, и деньги – все насмарку!»

Егор, пригнувшись, подполз еще ближе.

Охранник – ближний, тот самый, который смолил без перерыва, – кажется, даже не подозревал, что за ним следят. Зевал, курил, отмахивался от комаров, кутался в тяжелый плащ…

Егор снова навел бинокль на Мирона, пытаясь прочитать по губам, что тот говорит. Дождь заливал за воротник, но Егор мужественно терпел. «Приду в деревню, скажу – ну все, Никитон, пора сматывать удочки, здесь Мирон обосновался. Не до жиру – быть бы живу, так сказать…»

Егор почесал подбородок, заросший щетиной. «А личико-то у Мирона кислое, недовольное… Не нравятся ему эти места, не верит он в то, что сумеет здесь найти золото! Ну как они отсюда свалят?» – с надеждой подумал Егор.

Принялся снова изучать в бинокль физиономию Мирона. «Так и есть – свалят они отсюда… Не надо нам с Никитоном раньше времени паниковать! Переждем, отсидимся у Варьки на сеновале, и все будет в шоколаде…»

Егор осторожно попятился назад, и вдруг кроссовкой наткнулся на какое-то препятствие. Коряга, что ли?..

Егор оглянулся и тихо ахнул – напротив стоял тот самый громила с сигаретой в зубах и нехорошо скалился. Откуда он тут взялся?!

Громила поднес ко рту рацию:

– Внимание, мы не одни…

Егор напрягся и прыгнул в сторону.

Громила подался вперед, почти цапнул Егора за плечо – Егор даже почувствовал волну воздуха возле лица, вызванного резким движением громилы… Но охранник был в тяжелых сапожищах, закутан в плащ, да и вообще выглядел слишком громоздким, неповоротливым в отличие от Егора – маленького, юркого, в легонькой ветровочке…

Словом, Егор сумел вывернуться и помчался в лес, сигая с кочки на кочку. Пару раз поскользнулся на скользкой от дождя траве, но ничего, обошлось.

Где-то сзади топал громила, негромко и даже как будто добродушно матерясь.

– Врешь, не возьмешь… – яростно прошептал Егор.

Впереди был глинистый, размытый склон. Егор скатился с него на своих двоих, словно с ледяной горки, перепрыгнул через небольшой ручей и оказался в небольшом овраге, вернее – яме, дно которой было заполнено водой – мутной, перемешанной с листьями и ветками.

Егор бухнулся в воду, вжался боком в склон и затаил дыхание. Пусть этот боров ищет… Ни за что не найдет!

К этому времени дождь почти прекратился, теперь моросил потихоньку, нудно…

На край ямы прыгнула лягушка. Раздула свои щеки и квакнула. Потом еще квакнула. И еще.

Она ужасно действовала на нервы Егору.

Он снизу махнул на нее рукой (главное, не высовываться) и произнес шепотом:

– Цыц!..

Лягушка квакнула в последний раз и исчезла.

В этот момент со склона посыпалась земля, и Егор, сидя по шее в воде, увидел нависший над краем ямы мысок сапога.

«Твою мать!» – мысленно возопил Егор и вжался в склон, все еще надеясь, что пронесет.

Но не пронесло.

В ту же секунду он почувствовал, что кто-то вытаскивает его за шиворот из ямы, и оказался лицом к лицу с громилой.

– Куда это мы так торопимся? – удивленно и даже обиженно пропел громила. Словно во сне, Егор увидел огромный кулак, целящийся ему прямо в переносицу.

А потом почувствовал сокрушающий удар и словно в небытие провалился…

…Очнулся не сразу. В голове гудело, собственного лица не чувствовал.

Открыв глаза, Егор увидел над собой кроны деревьев, сквозь которые поблескивало солнце, услышал пение птиц. Дождь кончился, значит…

А потом над Егором склонилось чье-то лицо, очень знакомое.

– Какие люди… Доброго здоровьица вам, Егор… Как там по отчеству?

«Это Мирон… – проплыла вялая мысль. – Меня поймали. Я у Мирона!»

– Егорович… – проскрипел в ответ Егор.

– Егор Егорович. Что ж, простенько и со вкусом, – удовлетворенно кивнул Мирон.

Рядом с Мироном появился громила – тот самый, и произнес с холодной насмешкой:

– Следил за нами, падла… Я его сразу заметил, Мирон!

– Я и не думал следить… – поспешно возразил Егор. – Я… я просто по лесу гулял! Гулял себе, никого не трогал, а тут этот… – Он кивнул в сторону громилы-охранника и тут же застонал от боли. Да, здорово его этот тип приложил!

Громила вытащил из нагрудного кармана Егора бинокль.

– Ага, с «цейссом» по кустам шастал!

– С кем?

– Ты мне дурочку-то не валяй… С биноклем, говорю, шастал!

– Да, а что? – заерзал Егор. – Может, я натуралист! Наблюдаю, так сказать, за жизнью дикой природы!

– Щас ты увидишь, насколько она дикая… – добродушно рассмеялся громила, но в этом добродушии было что-то нехорошее. Так смеются садисты, которые не знают границы между добром и злом.

– Коля, Коля, спокойно! – Мирон успокаивающе похлопал своего охранника по плечу. – Это же Егор Кашин, охотник за черепами!.. Неужели ты его не узнал?

В этот момент появился еще один персонаж – тот плешивый дядька в очках, до того беседовавший с Мироном у ноутбука. По виду – из ученых. «Конечно, Мирон без специалистов не работает!» – сообразил Егор.

– Какими еще черепами? – удивленно спросил плешивый.

– Эх, господин доцент, совсем вы жизни не знаете! – укоризненно воскликнул Мирон. – Охотники за черепами, черные копатели, черные археологи… – он легонько пнул Егора ногой. – Как только таких субъектов не называют!

– А, вот оно что! – усмехнулся плешивый доцент.

Мирону поднесли раскладной стул, и он с внушительным видом уселся.

– Я в прошлом году с господином Кашиным под Новгородом познакомился… – принялся обстоятельно рассказывать Мирон. – Он там черепами солдат вермахта приторговывал. Черепами – буквально!

– Фи, как не стыдно, молодой человек! – возмутился доцент. – Ничего святого… Смерть надо уважать! И вообще, от этих черных археологов сильно страдает наука! – с неожиданным запалом воскликнул он. – Они своими бездарными раскопками нарушают культурный слой, нужный для датировки найденных вещей! – Он вдруг смутился и вжал голову в плечи, кинув быстрый взгляд на Мирона.

Но, судя по всему, Мирон был настроен весьма спокойно. Это придало Егору храбрости.

– Не любишь конкурентов, да, Мирон? – нахально выкрикнул он.

Но громила изо всех сил пнул Егора сапогом в бок. Стало так больно, что Егор едва не задохнулся. «Елки зеленые, этот урод мне сейчас все ребра переломает! И какого хрена меня сюда понесло… Сидел бы сейчас с Варькой на сеновале, горя не знал!» – с запоздалым раскаянием подумал Егор.

– О-ой, больно же…

– Тихо, тихо, Коля, держи себя в руках! – укоризненно покачал головой Мирон. Потом повернулся к Егору и с удовольствием пояснил: – Коля у нас очень чувствительная, тонкая натура… Его нельзя провоцировать! – Мирон вытер платочком полное, очень гладкое лицо. – Так что мы в этих краях делаем, господин Кашин, позвольте вас второй раз спросить?

Егор молчал.

«Сказать? Нет, нельзя… Такой куш сорвется! А если не сказать…»

Додумать свою мысль Егор не успел – громила по имени Николай снова ударил его мыском сапога – теперь в другой бок.

– О… о-ойй…

Повисла пауза.

– Коля.

Громила снова ударил Егора.

– Больно же… – наконец, не сразу сумев набрать в легкие воздуха, завизжал Егор, катаясь по земле. – Не надо! Мирон, прикажи ему…

Снова удар, теперь в лицо.

– Ай, мама! – захлебываясь в крови, не выдержал, сломался, заплакал Егор. – Ладно, ладно, я все скажу!

Мирон сделал громиле знак, и тот незамедлительно отступил назад.

– Ну-с, я вас внимательно слушаю, Егор Егорович.

– Я здесь не один, если уж на то пошло… – забормотал Егор, всхлипывая, пуская носом кровавые пузыри. – Я с Никитоном!

– Кто такой?

– Никитон? Никитон, это… здешний. Вернее, был здешним – поэтому вроде как, с одной стороны – городской, нормальный, а с другой – знает тут все как пять пальцев…

– Что ищете? – вздохнул Мирон.

Егор затаился. Потом выдохнул шепотом:

– Золото…

Ни один мускул на лице Мирона не дрогнул.

– Золото? Как интересно… Откуда же тут может быть золото? Здесь, кроме навоза коровьего, и нет ничего…

– Золото татаро-монгол. Ну, которые в Средние века… – пробормотал Егор почти неслышно, окончательно прощаясь со своей мечтой.

– А, ты о той старой легенде! – рассмеялся Мирон. – Неужели есть люди, которые в нее еще верят? – Он обернулся к плешивому: – Скажите ему, господин доцент, что это абсолютно ненаучно! Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.

Плешивый прокашлялся. Потом заблеял, то и дело поглядывая на Мирона:

– Собственно… Ну да, это абсолютно ненаучно!

Мирон на стуле развернулся, склонился над Егором:

– Слышишь, Егор, что умный дядя говорит? – произнес он нравоучительно. – Нет тут никакого золота! А посему катись-ка ты отсюда как можно дальше. Чтобы я ни тебя, ни этого твоего… Никитона здесь больше не видел. Понял? Коля, проводи молодого человека. И объясни по дороге доступным языком, что будет, если он хоть на минутку в этих краях задержится…

Сильные руки подхватили Егора, встряхнули, поставили его на ноги.

Егор еще не верил своему счастью. Надо же, так просто отделался! А Мирон мог утопить его в болоте…

Но зато – прощай мечты о золоте! Теперь Мирон будет хозяйничать в здешних лесах. Пожалуй, найдет клад – с такой-то техникой, со столькими-то людьми…

И надо действительно мотать отсюда. Второй раз Мирон не пощадит, не отпустит так легко – это Егор прекрасно понимал.

– Ну, пошли, что ли? – снова встряхнул его громила по имени Николай.

– Пошли… – разбитыми губами прошептал в ответ Егор. – Я правда это… Я правда уеду. Мы уедем! Честное слово!

– Верим-верим! – отечески кивнул Мирон. – Скатертью дорожка.

Вика сидела на лесах, болтая ногой и повернувшись одним боком к Никите.

Тот, закусив губу, тщательно прорисовывал контур чьей-то фигуры.

– Это кто, Никита?

– Евангелист Лука… Их четыре, знаешь?

– Да, четыре, признанных церковью… – кивнула Вика. – Лука, Матфей, Марк и Иоанн.

– Умница. Погоди-ка…

Никита, уцепившись за веревку, легко спустился на пол, загремел ведрами, стоявшими в углу церкви.

Вику каждый раз поражали эти акробатические номера – замирало сердце, становилось не по себе, но Никита страха не знал.

– Ну вот, шпаклевка кончилась! – с досадой произнес он. – Сейчас схожу к Абдурахману – может, у него есть… Ты слезать-то будешь?..

Вика ничего не успела ответить – хлопнули двери, и в церковь ворвался Егор.

В первый момент Вика его даже не узнала. Весь в крови, одежда рваная…

Не замечая Вики, сидевшей на лесах, Егор закричал гнусаво, прижимая к носу какую-то тряпку:

– Никитон… Никитон, беда. Здесь Мирон… Он тоже золото ищет, прикинь!

– Какой Мирон? Какое золото? – воскликнула Вика. Егор поднял голову и уставился на нее злыми, испуганными глазами, под каждым – по огромному фиолетовому синяку.

Она шустро спустилась по приставной лестнице, подскочила к Егору. Вика хоть и взяла себе за правило никогда не лезть первой к людям со своей помощью, но тут случай был экстренный…

– Ты упал? Тебя что, били? – ахнула она, разглядывая Егора вблизи. – Погоди, не дергай головой… Я проверю, не сломана ли носовая перегородка!

Она протянула руки к его лицу, но Егор резко отбросил их.

– Да иди ты со своей перегородкой!.. – заорал он с такой ненавистью, что Вика невольно шарахнулась назад. Потом повернулся к Никите: – Никитон, ты слышишь – мы в полном дерьме, Мирон все знает!

– Кто такой Мирон? – пробормотала Вика.

Никита некоторое время молчал. Потом подошел к Вике:

– Вика… Вика, я должен был тебе сразу все сказать. Дело в том, что…

Егор затряс Никиту за плечи:

– Заткнись! Еще не хватало сюда посторонних приплетать! – Потом прошипел: – Вика, это наше с Никитоном дело, так что будь любезна…

– Сам заткнись! – заорал Никита на Егора. – Здесь нет посторонних! Не смей с ней так разговаривать…

– Нечего мне указывать! Мы в полном дерьме, как хочу, так и разговариваю…

– А на фига ты к Мирону полез, дурья башка?!

– На фига? Это он меня поймал, между прочим!

Вика посмотрела на Никиту с Егором, орущих друг на друга, затем пожала плечами и вышла из церкви.

Ей было не по себе. Она поняла следующее: Никиту с Егором объединяет какое-то дело. Тайна! Кажется, вовсе не связанная с реставрацией фресок… А еще есть Мирон – очень нехороший человек, который способен избить до полусмерти. И третье – Никита с самого начала не собирался посвящать Вику в свою тайну.

– А, собственно, разве он обязан был это делать? – пробормотала Вика, шагая по дороге. – Кто я ему? Ну, допустим, он ко мне хорошо относится… Но он не должен выворачивать душу только потому, что спит со мной!

Кто-то схватил ее за руку, развернул. Это был Никита – он догнал ее.

– Что тебе? – сдержанно спросила Вика.

– Эта старая история… – задыхаясь, сказал Никита. – Из детства… – смутная улыбка появилась у него на губах и тут же исчезла. – Ты помнишь сказку? Легенду то есть?

Вика в ответ тоже попыталась улыбнуться:

– О ханской дочери? Той самой, в которую влюбился русский князь Светозар? О той, которую предательски убили, а потом началась великая битва?

– Да. Мы с Егором решили найти ее. Вернее, золото, вместе с которым ее похоронили, – бесстрастно произнес Егор, глядя Вике прямо в глаза.

– Ты же сам мне говорил, что это только красивая легенда, и ничего больше… Что этого никогда не было, что это старушечьи сказки и вообще полная ерунда! – растерянно пробормотала Вика.

Никита взял ее за руку, приложил ладонь к своему сердцу.

– А если не ерунда? Ты извини, Витаминка, что я тогда морочил тебе голову, но…

– Я все понимаю, Никита, – ласково ответила она. – И не надо мне ничего объяснять, тем более что это только ваши с Егором дела…

Она дернулась, но Никита не хотел ее отпускать.

– Нет! Стой… Я должен тебе все объяснить.

– Почему?

– Потому что ты мне не чужая… – Он обнял ее, изо всех сил прижал к себе. Вика обреченно приникла к нему, даже не пытаясь вырваться.

– Мальчики играют в Тома Сойера… – тихо пробормотала она. – Мальчики ищут клад! В этом ничего плохого нет, это дико романтично… Они такие милые авантюристы! Одно только непонятно – кто такой Мирон? И главное – зачем понадобилось так избивать Егора? Хотя тоже понятно… – поправила себя Вика. – Есть еще другой мальчик, который тоже хочет найти клад!

– Мирон – не мальчик, – возразил Никита. – Это серьезный мужик. У него очень серьезные клиенты. Он давно занимается поиском древностей, антиквариатом… А мы с Егоркой так, дилетанты. Особенно я.

Вика вздохнула:

– Значит, никакие вы не реставраторы?

– Нет, я-то как раз реставратор! И фресками всерьез занимаюсь! Но… Понимаешь, если бы мы тут с Егором просто так болтались, то возникли бы всякие вопросы…

– Понимаю. Фрески – это только прикрытие. Наверное, роман со мной – тоже прикрытие, да?

Никита оттолкнул ее, ответил зло:

– Не говори чепухи, Витаминка!

– Золото, золото… – пробормотала Вика, пятясь. – И что ты с ним будешь делать? – Она помолчала. – Грабить мертвых – нехорошо.

– Вот какая ты правильная! – совсем взбесился Никита. – А изменять мужу – хорошо?! Кто из нас без греха, если уж на то пошло??..

Вика почувствовала, как у нее все внутри холодеет. И, тоже вне себя от бешенства, она залепила Никите пощечину.

Никита схватился за щеку, посмотрел на Вику своими глазами оливкового цвета. Глазами цвета лжи.

А потом они одновременно развернулись и пошли в разные стороны.

После дождя все небо было затянуто облаками. Густой туман стоял в траве, над Ищеевым озером, прятал дальние дома, гасил все звуки… Деревня словно вымерла – никому не хотелось выходить из дома в такую погоду, в этот сырой душный морок.

Опустилась ночь, и стало совсем темно, хоть глаз выколи – ни звезд, ни луны на небе…

Никита с Егором заперлись в старой церкви, сочтя ее вполне надежной защитой. Эти стены, продержавшиеся не одно столетие, эти тяжелые двери, обитые металлом… Хоть штурмом их бери!

Они сначала дремали, а потом, когда время перевалило за полночь, зажгли керосиновую лампу и склонились над картой. Самой обычной картой автомобилиста, кстати сказать.

Егор был хмур, мрачен, отеки на его лице так и не спали, он при каждом движении морщился и хватался за бока, матерно поминая «эту тварь, Миронова прихвостня».

– Сволочь! Тебе повезло, Никитон, что ты с ним не встречался…

– Ладно, проехали, – буркнул Никита и повернул карту к себе. – Покажи, где ты на них наткнулся?

– Вот здесь. Ой, блин, как больно-то… Не, этот выродок мне точно нос сломал!

– Значит, на том берегу Ищеева озера… – задумался Никита. – Далековато!

– Ага, далеко. А оборудование у Мирона – обзавидоваться можно! – внезапно оживился Егор. – Приборов всяких, техника там… Никитон!

– Да слышу я… – Никита все время отвлекался на мысли о Вике.

– Короче, мы в пролете. Они первые золото найдут. Если оно в принципе существует, конечно… Радары у них, которые рельеф местности показывают, и еще… – никак не мог успокоиться Егор.

Никита заставил себя встряхнуться и произнес четко:

– Не боись. Там, где они золото ищут, его точно нет.

– Что? Ты о чем?

Никита повернул карту к Егору.

– Золото должно быть здесь. На Юрьевской топи. Вот здесь. – Он указал место. – Совсем в другой стороне. Места глухие, там сроду никто не ходил. Сколько помню – вечно там коровы пропадали!

– Откуда?.. – шепотом спросил Егор. От волнения он даже забыл про свои болячки. – С чего ты взял?

– Знаю, и все, – твердо произнес Никита. – Сам подумай – кто пойдет на болото?.. Проще свой огород перекопать!

– А, это как в том анекдоте, где пьяный ищет свои часы под фонарем – поскольку там светлей!

Некоторое время они молча смотрели друг на друга.

Первым очнулся Егор:

– Слушай, Никитон… А ведь у нас есть в запасе еще день, даже два… День-два форы – это много! Пока еще Мирон с того берега свалит!

– Ты о чем? Сам же в Москву уезжать завтра собирался…

– Никуда я не поеду! – находясь в диком возбуждении, прошептал Егор. – Слушай, Никитон… Мирон, конечно, мужчина серьезный и вполне порешить нас может… Но мы почти ничем не рискуем! Понимаешь?! Это мы первыми золото найдем, мы!

Никита внимательно и серьезно посмотрел на Егора.

– Мы можем отложить все дела до осени. Пусть Мирон тут копается, все равно ничего он не найдет!

– Фигушки! До осени ждать! Слушай, Никитон, мы найдем золото, и ты поедешь со своей принцессой куда-нибудь на Мальдивы… Шубу ей подаришь, брюлики там… Она будет просто счастлива, твоя Вика!

– Ты думаешь?

– Господи, Никитон, да что я, баб не знаю!

– Ай, какой красота, какой красота – мамой клянусь! – тонким голосом пел Абдурахман, кружась вокруг Вики в тесной комнатке. – Мама! Мама, вы где?

Из соседней комнаты выплыла Венера Ицхаковна, вытирая голову полотенцем.

– Мама, посмотрите… Скажите честыно – идет Викиторьи это пылатье или нет?

– Вах! – завопила Венера Ицхаковна, показав все свои золотые зубы, и схватилась за голову, изображая всем своим видом крайнюю степень изумления и восхищения.

Дело в том, что Абдурахман уговорил Вику осмотреть его мать – та жаловалась на небольшую глухоту.

Вика сотворила чудо – она излечила Венеру Ицхаковну. Закапала той в ушные раковины перекись водорода, подождала немного, а потом с помощью детской клизмы промыла уши, избавив тем самым старушку от застарелых серных пробок. Но сама Венера Ицхаковна восприняла это как чудо, да и ее сынок впал в эйфорию.

Подарил Вике платье (не из китайских запасов, а какое-то особенное, очень хорошее) и вдобавок – легкие, очень женственные сандалии.

Заставил Вику примерить – оказалось все впору.

– Спасибо, спасибо, дорогой Викиторья… Мама, ты меня слышишь? О, он меня слышит, хотя я шепотом говорит! Он меня слышит! Спасибо, спасибо!

– Абдурахман, это такие пустяки…

– Нет! Это не пустяки! Это мой родной мама!

Венера Ицхаковна сладко улыбнулась, показав золотые зубы.

– Ну все, мама, идите к себе. Ах, Викиторья, как я вам былагодарен, как былагодарен!

Лишь минут через пятнадцать, отбившись наконец от Абдурахмана с его неумеренными восторгами, Вика смогла вырваться из лавки.

Дошла до переулка, но не успела свернуть за угол – впереди раздалось рычание мотора. Она прижалась к деревянному забору, поскольку дорога была узкой.

Мимо нее, неимоверно пыля, промчался огромный черный внедорожник с тонированными стеклами.

Время от времени через деревню проезжали машины, и довольно приличные (взять, например, тех туристов с Ищеева озера!), но в этом мощном авто, больше напоминающем танк, было что-то зловещее. «Порядочные люди на таких машинах не ездят!» – мелькнула ироничная мысль.

Вика свернула за угол, но потом словно какая сила заставила ее вернуться. Она выглянула в проулок и обнаружила, что черный внедорожник стоит напротив магазинчика Абдурахмана.

А вот и сам Абдурахман – униженно кланяясь и сверкая золотыми зубами, топчется на порожке, объясняет что-то мрачному громиле в полувоенной экипировке.

Сцена эта происходила довольно далеко, и посему слов слышно не было. Вика видела только испуганное, раболепное лицо Абдурахмана и бесстрастную морду громилы, как будто отлитую из металла.

Громила покачал головой, чугунные губы едва шевельнулись.

Абдурахман зачастил, притоптывая, замахал рукой, указывая направление.

«Дорогу, что ли, спрашивает?»

Но Абдурахман указывал в сторону церкви. А потом поднялся на цыпочки и стал тыкать в сторону леса.

«Наверное, отдыхающие… Решили полюбоваться красотами природы!» – подумала Вика, но беспокойство не отпускало ее. Громила ни в коей мере не напоминал отдыхающего. И зачем-то интересовался старой церковью.

Тем не менее Вика вернулась в дом к бабе Зине, разложила на столе покупки – все, что, помимо платья и сандалий, вручил ей Абдурахман.

Старуха хлопотала у печки, обещая такие сырники, которые Вика «сроду не пробовала».

– Очень вкусно пахнет… – рассеянно пробормотала Вика, встав у открытого окна.

– Творожок из молока Зорькиного, а молоко у моей Зорьки… Ну, ты знаешь, с городским не сравнить…

Там, во дворе, качали ветвями яблони, жужжали шмели, перелетая с цветка на цветок, откуда-то издалека доносился пронзительный голос Варькиной матери – та, наверное, по обыкновению, честила свою непутевую дочку. И в картинке, и в звуке было заключено то дремотное, летнее, деревенское благолепие, которое навевало сон…

Баба Зина тем временем пустилась в воспоминания:

– …так вот, тогда же, в шестьдесят четвертом, допился наш председатель до чертиков, согнал народ на собрание и заявил, что будем всем колхозом не кукурузу, а эти… бананы сажать!

– Бананы?

– Ну да… Будто семена у него есть, сам Патрис Лумумба ему их прислал! – хихикнула баба Зина. – А ему бабы и говорят, председателю нашему…

«Они Никиту с Егором искали, – проплыла в Викиной голове мысль. – «Серьезный мужчина Мирон» – вот кто владелец этого авто! И он искал Никиту!»

Вика вздрогнула – и очнулась.

– Баб Зин, потом расскажешь… Мне надо… Словом, я скоро вернусь!

– А сырники-то? Из мировецкого творога?

– Потом!

– Говорила тебе – не след селедку молоком запивать… Учились бы на чужом опыте! – последнее, что услышала Вика, выскакивая из избы.

…В церкви никого не было. Голуби тревожно метались под куполом, на полу была разлита краска – лужица цветы охры напоминала кровь. Вике стало совсем не по себе.

Она вернулась в деревню, побежала вдоль заборов. За одним из них ковырялась в грядках Варя – растрепанная, в аляповатом сарафане, с опухшим, совершенно ненакрашенным лицом. Вика в первый момент даже не узнала ее – обычно девушка даже в огород не выходила без боевой раскраски.

– Варь, ты, что ли? – притормозила Вика.

– Я… – неохотно отозвалась Варя. Поднялась с корточек, отряхнула руки.

– Варь, ты… Ты Никиту с Егором сегодня видела?

Варя насупилась, потыкала мыском резиновых галош о землю. На лице была вселенская тоска… Вика терпеливо ждала ответа.

– Чего я им, надсмотрщик… – после долгой, полной драматизма паузы буркнула Варя. – Где хотят, там и гуляют. Егор передо мной еще ни разу не отчитывался… Вся деревня уж знает, что они клад ищут. Малахольные!

– Значит, они в лес опять ушли? – с надеждой спросила Вика.

Варя снова насупилась. Потом зачем-то выдернула из земли совершенно приличную морковь и отбросила ее в сторону – туда, где уже высилась целая копна сорной травы.

– Варя!

– Какой лес… – забубнила Варя. – Мужик за ними приехал к церкви. Я там рядышком в это время была, на пригорке сидела. Морда – во… – Она растопырила руки.

– У кого?

– У мужика этого, у кого… Вышли они все из церкви уже втроем, в машину сели – черную такую, уж не меньше микроавтобуса – это точно… Куда, чего… Ни словечка мне, будто я никто ему совсем! Вчера спрашиваю: «Егорушка, кто тебя побил? Кто? Ты скажи, я этому гаду дом спалю!» Молчит. Ни словечка мне! Я вот давеча говорю ему еще…

– Погоди! – отмахнулась Вика. – Значит, Егор и Никита уехали с каким-то мордатым мужиком, а куда – неизвестно?

– Ну да, а я тебе о чем толкую! – рассердилась Варя. – Так вот, давеча заявляю ему: «Мать мне голову оторвет, ежели я ей в подоле…»

Из окна выглянула Варькина мать – мрачнее тучи, голова повязана платком. Увидела Вику за забором, закричала пронзительно:

– Вик, ты видела дуру? Они, значит, с Егоркой шуры-муры эти… А мать расхлебывай! Тьфу! – Она плюнула и захлопнула окно.

– Чего это она? – опешила Вика.

– Бабкой не хочет становиться – вот чего! – плачущим голосом произнесла Варя.

– А-а… – улыбнулась Вика. Несмотря на неопределенность происходящего, эта новость не могла не радовать.

– Чего лыбишься-то? – уже в голос зарыдала Варя. – Помогла бы мне, как докторша…

– В каком смысле?

– В каком, в каком…

– Дура ты, Варька! – рассердилась Вика. – Рожай!

– Вик, а ты мамашу мою видела?! Родишь с ней! Слушай, Вик… – неуверенно пробормотала Варя. – А я правда, это… в положении?

Вика вытянула через забор руку, провела вдоль Варькиного живота на расстоянии.

Ослепительный, слегка пульсирующий сгусток внизу живота, еще совсем маленький, цвета розового золота.

– Да, – тихо сказала Вика.

– Ой ты, господи… Значит, точно! – заскулила Варя. – Слышь, а кто – мальчик, девочка?

– Не знаю. Вижу только, что есть. И цвет его вижу.

– Цвет?! Негр, что ли? – вытаращила глаза Варя. – Да я, окромя Егорки…

– Ты не поняла! Это обычный ребенок! – поспешила Вика успокоить девушку. – Просто я все вижу в цвете.

– Да? И какой же у него цвет?

– Золотой.

– И-ишь ты… Золото-ой! – потрясенно прошептала Варя и глубоко задумалась.

Вика посмотрела на нее, а потом побежала обратно. Она уже не сомневалась в том, что за Егором и Никитой приехал тот самый загадочный Мирон. Только вот чего ждать от этого визита – неизвестно…

За последним забором прогуливался Палыч, с рукой на перевязи.

– Вик, привет! – радостно заорал он.

– Привет, Палыч…

– Вик, а я это… В полном порядке! – для убедительности Палыч пошевелил пальцами. – И не болит ничего!

– Молодец, Палыч! Так держать! – махнула ему Вика и побежала дальше, к лесу.

На глинистой дороге, еще не успевшей высохнуть после вчерашнего дождя, четко отпечатывались шины.

Вика, точно заправский следопыт, бежала за ними вдоль леса.

Потом дорога сузилась, зашелестела примятая трава. Вика бежала уже наугад, и чем дальше, тем сильнее терзала ее тревога.

Примятые, вдавленные в землю кусты. Что здесь произошло? Не сразу Вика догадалась, что машина в этом месте свернула непосредственно в лес.

Никита сидел на траве со связанными сзади руками, затылком прислонившись к дереву. Слегка саднило левую скулу.

Охранник Мирона, Николай, все-таки приложил его – уже после, в машине.

…А началось все так: неожиданно вошел в церковь какой-то здоровенный мужик и без всякого предисловия хмуро спросил:

– Сами пойдете или как?

За спиной громилы стоял огромный черный внедорожник. На заднем фоне были видны пригорок и сидящая на нем Варька в позе сестрицы Аленушки (той, что на картине Васнецова).

– Сами, – тихо ответил Егор, машинально прикрыв ладонью распухший нос. Прятаться и закрывать ворота было уж поздно.

Никита сразу все понял, кто прибыл по их с Егоркой душу. Быстро Мирон сориентировался, выходит…

– Тогда прошу. Только учтите, без фокусов, – хмыкнул громила и словно невзначай отвел полу жилета назад. Под мышкой у него был пистолет в кобуре. – Шаг влево, шаг вправо… А то еще кто из мирных жителей пострадает невзначай. Шальная пуля, так сказать…

Никита посмотрел на Егора, и они без слов поняли друг друга. Варька тут ни при чем!

– Вещички тоже берем! – громила указал на брезентовый мешок, в котором лежал металлоискатель.

Вот так они с Егором оказались в авто Мирона. Добровольно-принудительно, так сказать…

Дверца захлопнулась, внедорожник мягко качнуло, и к ним повернулся с переднего сиденья немолодой мужчина барской наружности:

– Ну здравствуйте, мальчики…

– Здравствуй, Мирон! – тихо ответил Егор.

– А это кто с тобой рядом? Наверное, тот самый Никитон, да?

Никита ничего не ответил. Он оглянулся – сквозь тонированные стекла было видно, что они уже довольно далеко отъехали от церкви и от Варьки на пригорке.

– Егор, давай… – выдохнул Никита и одной рукой попытался открыть дверь, а другой прицелился в чугунную морду.

Но ничего сделать не успел, поскольку именно в тот момент громила заехал ему в скулу своим кулачищем. Этот человек при всей своей внешней неуклюжести и громоздкости был фантастически ловок.

– Коля, Коля, тише! – укоризненно покачал головой Мирон. – Ты мне весь салон испачкаешь… Не торопись.

Это было последнее, что слышал Никита.

…Очнулся он уже в лагере, связанный. Рядом сидел Егор, тоже со связанными руками, с таким несчастным видом, что Никита не выдержал и улыбнулся.

Неподалеку валялся их металлоискатель, вытряхнутый из мешка.

– Влипли мы, Никитон, по самое не хочу… – вздохнул Егор.

Неподалеку что-то гудело и урчало.

Никита заерзал, повернул голову и увидел мини-экскаватор, который старательно копал яму. Вокруг ямы стояли рабочие в комбинезонах, старательно разгребали лопатами землю, которую подбрасывал им экскаватор.

– Все равно они тут ничего не найдут! – злорадно просипел Никита. – Пусть копают…

– Нам-то от этого не легче! – снова вздохнул Егор. – Мне знаешь, что кажется, Никитон?

– Что?

– Что Мирон потом прикажет нас в эту яму бросить и земелькой присыпать…

За спинами рабочих скакал плешивый мужчина в очках, внимательно рассматривал то, что подавали ему рабочие.

– И техника у Мирона, и наука на подхвате, – шепотом сообщил Егор. – Видишь того, в очках? Тот самый доцент!

Доцент в это время внимательно рассматривал какую-то железку.

– Хлам! Не то! – недовольно поморщился он и, не глядя, отбросил железку в сторону.

В сторону пленников.

Егор затих, потом осторожно попытался дотянуться ногой до железки. По форме та напоминала консервную крышку с острым краем.

В это время из принтера, стоявшего на столе под тентом, шумно полезли листы бумаги. Доцент принялся изучать их, потом обернулся к яме и крикнул экскаваторщику:

– Жора, на пять метров надо копать, не меньше! Только после пяти метров начинается культурный слой…

– Хорошо, Петр Кириллович!

– Все равно ничего не найдут! – повторил Никита. Потом увидел Мирона – тот шел в их сторону. – Егорка, внимание! Мирон…

Егор замер, оставив свои попытки дотянуться до железки.

Мирон подошел к пленникам, встал перед ними, покачиваясь с мыска на пятку.

– Та-ак-с… – промурлыкал он. – Я же предупреждал тебя, Егорушка? Ведь предупреждал? Негоже перебегать дорогу людям, которые занимаются серьезным делом! И ты туда же… – Он отечески потрепал Никиту по затылку. Никита дернул головой, но Мирон словно не заметил этого движения. – Ну куда вы против меня, ребята? – Он сделал широкий жест рукой. – У меня же снаряжение соответственное, радары, спутниковая навигация, техника, люди… А вы с этой пищалкой!

Мирон пнул ногой металлоискатель. Егор и Никита слушали Мирона, опустив головы.

– …потом, не забывайте, у меня связи, у меня договоренности с нашими и зарубежными партнерами, все культурно-прилично… Сами подумайте, что бы вы с золотом стали делать, даже если бы и нашли его? А, Егор Егорович?.. Опять на рынок бы поперся? – обратился Мирон непосредственно к Егору. – Из-под полы торговать? Смешно… Да вас бы повязали в один момент!

– Не ваше дело! – поднял голову Никита.

Мирон обернулся теперь уже к нему:

– Эх, молодой человек… Вроде приличный, не дурак… Кому доверились? – Он мотнул головой в сторону Егора. – Этому? Да я этому гражданину и мусор не доверил бы до свалки донести! Потому что его под первым же попавшимся кустом и бросил бы… Еще хорошо, что под кустом, а то и посреди дороги оставил бы, как есть. Он и вас бросил бы… Кинул, с золотишком-то! Да-да. Гарантированно…

Никита зажмурился и вспомнил Вику.

То есть он и не забывал о ней никогда, но сейчас она представилась Никите вдруг так ясно, так четко, что у него сжалось сердце.

«Я ее обидел, дурак! Если Мирон действительно решит укокошить нас, то… Она так и не узнает, как я люблю ее! – растерянно, совсем по-детски подумал он. – То есть я говорил ей, что люблю… Но мало, мало говорил! По-моему, она так и не поняла ничего…»

Никита своим рациональным мужским умом быстренько попытался прикинуть, сколько потребовалось бы времени, чтобы доказать любимой женщине свою любовь.

Во-первых, просыпаться каждое утро и целовать ее глаза. Во-вторых, обнимать ее при каждой возможности – утром, вечером, днем… Говорить всякие нежные слова. В-третьих, делать то, что нравится, и не делать того, что ей не нравится (очень сложно!). В-четвертых, обеспечивать, поддерживать и прочее…

Нет, нет, все не то! – в отчаянии осознал Никита, перебрав в голове всевозможные штампы и банальности из серии «Как доказать женщине свою любовь».

На самом деле они время от времени будут ругаться и спорить. Она будет плакать из-за него. Он будет злиться на нее. И даже иногда они будут ненавидеть друг друга. Но… но как невыносимо, до головокружения, им потом захочется обнять друг друга и совершить ритуал вышеперечисленных банальностей (поцеловать, обнять, сказать, сделать).

Никита неожиданно осознал: для того чтобы доказать Вике свою любовь, ему понадобится целая жизнь. Годы и десятилетия. Может быть, только тогда он сумеет немножечко доказать ей хоть что-то, а она сумеет немножечко поверить ему. Но и то не факт!

Одна надежда на то, что существует еще загробная жизнь, и то место, где встречаются души. Поскольку там он сможет продолжить свои доказательства.

До бесконечности.

«Мою любовь, широкую, как море, вместить не смогут жизни берега…» – вспомнились строчки чьих-то стихов. Никита никогда стихов не читал, не писал, да и вообще с мужским прямодушием презирал их, но Вике надо было хотя бы один раз в жизни прочитать стихи. Плюс ко всему прочему. Надо.

Никита открыл глаза – и увидел Вику.

Потряс головой, но она не исчезла.

Вику под руку вел Николай – аккуратно, но крепко держа ее своей лапищей за предплечье.

Каждый раз, видя ее, Никита поражался Викиной красоте. Каждый раз.

Вот и сейчас он мысленно ахнул, увидев ее глаза, волосы, ноги, руки, шею, плечи… ну и прочее, и все внутри сжалось от какой-то сладкой боли. И только потом сообразил – его Вика в стане врагов.

Его Вика – у Мирона! И этот урод с чугунной рожей, Николай, рядом с ней!

Никита застонал и попытался разорвать веревки, которыми был связан.

Вика у Мирона!!!

– Мирон, ты только посмотри! – радостно заржал громила. – Ты посмотри, кого я тебе привел! Верней, сама притопала…

– Руки… руки убери, дурак! – сердито сказала Вика и головой попыталась ударить громилу Николая. Но, разумеется, ничего не получилось – только стукнулась о чугунный бицепс охранника. – Ой, мамочки…

Мирон всплеснул руками:

– Какая милая барышня!

– Если вы ее хоть пальцем… – с яростью заорал Никита, но не успел закончить – Вика тоже увидела его.

– Никита! – закричала она. – О, Никита-а…

В его имя она вложила и радость, и ужас, и еще много чего. Эти перехлестывающие через край эмоции позволили Мирону сделать правильный вывод.

– Они знакомы… – обернулся он к доценту, который поверх распечаток с брюзгливым недовольством уставился на вновь прибывшую. – Голову даю на отсечение, многоуважаемый Петр Кириллович, – они знакомы! – Мирон еще раз перевел взгляд с Вики на Никиту. – Если я хоть сколько-то понимаю в жизни, господин доцент, то они не просто знакомы, а их еще связывают весьма романтические отношения!

– Невозможно работать! – раздраженно проблеял доцент. – Столько посторонних на площадке…

Мирон словно не расслышал его.

Он подошел к Вике, осторожно взял ее за подбородок.

– Какая прелесть… Откуда здесь такое?

– Сволочь… – злобно огрызнулась Вика.

Громила моментально ее встряхнул.

– Не твое дело, сволочь! – Она едва не плакала, но тем не менее утихомириваться не собиралась. – Чтоб ты сдох!

– Ай-ай-ай… – укоризненно вздохнул Мирон. – Разве вы не знаете, дорогая моя, что романтическим героиням не полагается ругаться? Так как вас все-таки зовут?

– Викторией ее зовут! – хрипло выкрикнул Егор.

Никита пнул его ногой, но Егору, судя по всему, было уже все равно.

– …она из Москвы! Непростая штучка, между прочим!

– Заткнись! – прошипел Никита.

– Сам заткнись! – в ответ прошипел Егор. – Пусть озадачится…

Мирон и в самом деле как будто «озадачился» – смотрел на Вику со все возрастающей тревогой и сомнением.

– Вот что, Коля… Свяжи-ка ты ей лапки, посади вон там, с этими… А я пока подумаю, что делать, – сказал он и ушел в палатку.

Через минуту Вика уже сидела рядом с Никитой, со связанными руками и ногами.

– Чтобы тихо тут! – буркнул громила и, закурив, ушел.

Никита заерзал и придвинулся к Вике поближе.

– Никита, Никита, я сразу поняла, что вы в плену у этого Мирона… – возбужденно зашептала она. – Нет, но какие беспредельщики!

– Тихо, – перебил ее Никита. – Слушай: «Мою любовь, широкую, как море…» Нет, не так!

– Ты чего? – вытаращила она глаза.

– Пожалуйста, помолчи! Я должен успеть…

– Что – успеть?

– Прочитать тебе стихи – вот что. Это очень важно, понимаешь?.. Слушай… «Слеза дрожит в твоем ревнивом взоре – о, не грусти, ты все мне дорога! Но я любить могу лишь на просторе – мою любовь, широкую как море, вместить не могут жизни берега…» – по второму кругу начал Никита.

Егор, усмехнувшись, отвернулся. Но в данный момент Никите было наплевать, что его декламацию еще кто-то слушает. Главное – успеть выполнить хотя бы один пункт из обязательной программы.

Чтобы Вика поняла.

И, кажется, она поняла – слушала молча, глядела сумасшедшими глазами, в которых стояли слезы и одновременно плескался смех.

– Никита, миленький… – Она дотянулась губами до его щеки. – Никита!

Никита исхитрился так повернуться, что сам смог поцеловать ее.

– Я тебя люблю… Я бы тебе еще почитал, но я больше стихов не знаю…

– Зато я знаю, – скучным голосом встрял Егор. – Вот, например: «Идет, бычок, качается, вздыхает на ходу: ой-ой, доска кончается, сейчас я упаду!» – И добавил уже другим тоном: – Ребята, сейчас не время.

Глаза у Вики потухли.

Они с Никитой сидели и просто смотрели друг на друга. Потом она положила ему голову на плечо.

Сколько прошло времени – Никита не знал. Сзади гудел экскаватор, перекрикивались рабочие, брюзгливо выговаривал кому-то доцент Петр Кириллович.

А потом пришел громила и увел Вику.

– Куда?! – заорал Никита.

– Не выступай… – буркнул громила. – Мирон с ней хочет поговорить.

– Куда, я сказал?!

– Да заткнись ты…

…Вике все еще было не по себе, но, оглядев изнутри палатку, заставленную всевозможной аппаратурой, и обнаружив ко всему прочему раскладной стол, на котором был сервирован ужин на две персоны, она постепенно начала успокаиваться.

– Коля, развяжи барышне руки… Милочка, вы ведь не убежите? – добродушно усмехнулся Мирон.

– Нет.

– Ну и прекрасно… Я знаю, что вы не хотите покидать своего Тристана. Да и ночь скоро будет на дворе – ни к чему прекрасной Изольде метаться по ночному лесу – не дай бог волки загрызут…

Вика потерла затекшие руки и села на один из раскладных стульев.

Мирон расположился напротив.

– Бутерброды, пирожные… – по-домашнему произнес он. – Пейте чай, Виктория! Может быть, чего покрепче? – и рассмеялся добродушно. – Хотя чего я вру – никаких горячительных напитков у меня нет.

– Почему? – невольно спросила Вика.

Мирон доверительно улыбнулся:

– Во время работы – никакого спиртного! Это закон.

– Для всех?

– Абсолютно. Кого поймаю – выгоню, без выходного пособия.

Вика налила себе в чашку чая, откусила от бутерброда. Она делала все это, стараясь незаметно оглядеть палатку.

«Если схватить вон ту деревяшку и треснуть ею Мирону по башке, а потом… Нет, надо опрокинуть стол, и, пока Мирон приходит в себя…» Но Викины идеи, почерпнутые из голливудского кинематографа, были абсолютно бесперспективны. Во-первых, ее собеседник – мужчина хоть и немолодой, но довольно крепкий на вид. Во-вторых, снаружи прогуливался охранник – жуткий тип, который поймал ее в лесу. Он бы ни за что не позволил Вике развернуться… Профессионал, сразу видно!

«Вот бы оружие найти!» – свирепо подумала Вика. А вслух произнесла:

– Это киднепинг, между прочим!

– Да бог с вами, милочка, какие страшные слова вы говорите! – замахал руками Мирон. – Киднепинг… Где вы здесь видите киндоров? Одни только взрослые люди. Да и я тихий, мирный человек, не злодей какой-то там. Работа, конечно, у меня непростая. Сами видите – условия те еще… – Он прихлопнул комара на щеке. – Благодарности от людей – ноль…

– Тогда немедленно отпустите меня. Меня и Никиту с Егором! – перебила его Вика.

Мирон вздохнул сокрушенно:

– Да отпущу я вас, куда деваться… – Он отпил из чашки. – Не убивать же, в самом деле? Вот поговорю немного… Мне ведь, кроме как поговорить с интересным человеком, ничего и не надо больше.

Вика вдруг совершенно перестала его бояться. Напротив нее сидел немолодой человек, который улыбался устало и даже добродушно… «Он преступник, но не бандит! – с надеждой подумала она. – Если с ним по-хитрому…»

– Откуда вы знаете, что я интересная?.. – усмехнулась она.

– Слухами земля полнится. Здешний лавочник проболтался.

– Абдурахман?

– Нет, имени его не запомнил… так вот, лавочник в короткой беседе успел упомянуть, что в деревне остановилась красавица из Москвы, настоящая волшебница, которая наложением рук может исцелить кого угодно. Я, как вас увидел, моя фея, сразу понял, что это он о вас говорил… Вы ведь правда обладаете даром целительства?

– И да и нет… – пожала плечами Вика. – Диагноз могу поставить – это точно. А насчет наложения рук – вранье…

– Ну, я так и подумал, что вранье, – кивнул Мирон. – Я в чудеса не верю. И вообще, суеверия, мистика всякая – для дураков. Если у человека не хватает мозгов понять этот мир, проследить цепочку причинно-следственных связей – он обращается к хиромантам, колдунам, астрологам… Отношения в семье не клеятся – значит, знаки Зодиака виноваты. Болезнь напала – карма такая. Муж к другой ушел – приворожила, разлучница! – Мирон засмеялся, потом лицо его снова приняло печально-добродушное выражение. – А о том не хотят думать, что отношения надо строить, о здоровье своем заранее беспокоиться… И всегда помнить о наследственности! Если отец желудком страдал, то и ты, скорее всего, той же хворью маяться будешь, а карма тут ни при чем! А если муж бросил – сама, дура, виновата. Надо было за собой следить! Красивой надо быть, интересной…

Он вдруг споткнулся на полуслове, хитро прищурился.

– А мне диагноз можете поставить, Фата Моргана?

– Проверить хотите?

– Хочу.

– Вы ж сами сказали, что чудес для вас не существует!

– Ну и что… Во всяком деле могут быть исключения. А если вы – та единственная, которая обладает настоящим даром!

– Встаньте из-за стола. Вот так. Руки опустите вниз…

Мирон беспрекословно, даже с готовностью выполнил ее приказ.

Вика провела ладонью вдоль его тела. Потом еще раз.

– Как? Увидели что? – с любопытством спросил Мирон, снова садясь за стол. Поднес к губам чашку.

– Увидела, – спокойно кивнула Вика. – Вы не мужчина.

Мирон поперхнулся, закашлялся.

– Это в каком смысле, фея? – сквозь кашель спросил он.

В палатку заглянул охранник Николай, мазнул по Вике настороженным взглядом, но Мирон махнул рукой, и охранник моментально исчез.

– Ваша предстательная железа…

– Ладно-ладно, молчите! – быстро перебил ее Мирон. – Я понял – вы та еще пройдоха. У любого мужчины моего возраста подобные проблемы. И не надо быть семи пядей во лбу… Вы просто очень хороший психолог, милочка.

– Мой психолог считает меня сумасшедшей, – улыбнулась Вике. То, что Мирон так рассердился, не могло не позабавить ее.

– Верить всем докторам… – сердито буркнул Мирон. – У феи есть психолог? Гоните его к чертям.

– Но вообще вы очень здоровый человек, – упрямо продолжила Вика. – У вас только одна проблема, а в остальном…

– Молчите! Это тоже психологические штучки… Вы могли догадаться, поскольку я слежу за собой – не пью, неплохо выгляжу для своего возраста…

– Сами же спросили! – обиделась Вика. – Я, между прочим, не навязывалась…

– О, эти женщины! Им только дай повод!

Их разговор уже напоминал вполне дружескую перебранку, хоть и в раздраженно-насмешливом ключе. Вика даже на миг забыла, что она здесь – пленница. А потом вдруг вспомнила разбитое лицо Егора и словно протрезвела.

– А вы лицемер, Мирон… Волк в овечьей шкуре!

Тот отмахнулся:

– Что вы, моя Сивилла, это слишком лестно для меня… Волк! Я не волк, а так… зайчик-побегайчик. Ищу подножный корм, никого не беспокою.

– Разве? – нахмурилась Вика, наполняясь ненавистью к человеку, сидевшему напротив нее. – А могилы раскапывать – это вам как?

Добродушное выражение вмиг исчезло с его лица.

– Я не раскапываю могилы, как вы изволили выразиться, дорогуша, я специализируюсь на кладах, – ледяным тоном произнес Мирон. Потом продолжил: – Уважаемая Виктория, а ваш Никита… с его дружком… Чем они занимаются? Забыли?

– Я не одобряю того, что делает Никита. И вовсе он мне не дружок! Мы с ним… просто знакомые!

– Ну да, ну да… А что вы, уважаемая, например, знаете о Егоре?

Вика ничего не ответила.

– Егор Кашин – известный тамбаролли… – лениво произнес Мирон.

– Кто? – испугалась Вика.

– Тамбаролли – расхитители могил. Я ищу клады, а он – трупы. Снимает с них драгоценности, продает черепа… И в этом наше с ним отличие. Между прочим, тамбаролли – древнейшая профессия! – с энтузиазмом продолжил Мирон. – Взять, например, Египет. Что там творилось три тысячи лет назад! Фараона только-только успели мумифицировать и запихнуть в его пирамиду, как являлись тамбаролли. И плевать им было на проклятия, начертанные на стенах гробницы!

Вика слушала его и пыталась примерить слова Мирона к Никите.

«Нет, Никита не такой… Егор – не знаю, а вот Никита вряд ли является расхитителем могил. Он не понимает, что творит! Хотя это не является для него оправданием… Мужику тридцать лет, а он так и не разобрался, что хорошо, а что плохо…» Нежность к Никите мешалась с раздражением, она ненавидела его и любила.

– …или взять, например, теперешнюю Южную Америку, – продолжал вдохновенно Мирон. – Там этих тамбаролли – как собак нерезаных! А почему? Экономика на спаде, население бедствует… Вот и вскрывают они индейские могилы, сокровища ищут – своим деткам на хлеб…

– Ваши дети тоже голодают, Мирон? – перебила его Вика.

– Обижаете! – надул тот губы. Потом изрек с непередаваемым достоинством: – Мой старший сын заканчивает Гарвард, младший – пойдет осенью в седьмой класс, отличник, гордость гимназии – я его по заграницам не стал отпускать, оставил себе…

– Они знают, чем вы занимаетесь?

– В общих чертах, – со сдержанным достоинством ответил Мирон. – В очень смягченном варианте.

– Представляю, как они будут себя чувствовать, когда поймут, что жили на деньги, украденные у мертвых! – усмехнулась Вика.

– Я попросил вас, милая, не сравнивать меня с Егором Кашиным и этим вашим… Никитой, – обиделся Мирон. – Какая вы недобрая, моя Сивилла! Я с вами по-хорошему, а вы…

– Да ничем вы, Мирон, от Егора Кашина не отличаетесь! – Вику несло, и она уже не могла остановиться. – Тоже грабите мертвых, только с большим размахом! А закон? – напомнила она. – По закону вы обязаны сдать все найденные ценности государству! Вы ведь свои сокровища не в музей сдаете, так?!

– Ваше государство… Ваше государство грабит народ с еще большим размахом! – У Мирона побелели губы.

– А вы – судья? Самый умный, что ли? Ну и шли бы в президенты!

– Вы, фифа городская… – Мирона затрясло. – Баба, она и есть баба! Сама подумай – зачем мертвым деньги, зачем?.. Ну лежит где-то рядом эта амазонка восточная на золоте – что, она живее от этого станет? Счастливее? Да ей давно уже все до лампочки! А у нее откуда золото? Уж небось не своим горбом заработала… Честного золота не бывает!

Мирон выскочил из-за стола, схватил Вику за плечи.

– А музеи чем от пола до потолка забиты? – прошипел он ей прямо в лицо. – А как ученые исторические события воссоздают? Исключительно по костям!!!

Он отшвырнул от себя Вику.

– Коля! Коля, уведи эту дуру с глаз моих!

В ту же секунду в палатке появился охранник – словно из воздуха материализовался. Скрутил Вику железными руками.

– Пустите… Не имеете права! – тщетно пыталась вырваться Вика.

– Я? Не имею права? – с ненавистью произнес Мирон. – Да я здесь царь и бог, дорогуша!

– Не царь, а царек, не бог, а дьявол… – упорствовала Вика.

– Все, ты меня достала! – Мирон одним движением перевернул чайный столик. – Завтра тебя закопают в яму. Ту самую… – Он кивнул головой в сторону, указывая туда, где все еще гудел экскаватор. – Тебя и твоих дружков. Живьем! Ты слышала?.. Живьем!!!

– Садист! Фашист – вот ты кто! – Вика попыталась укусить охранника, но тот так выкрутил ей руку, что на миг она потеряла от боли сознание.

…Очнулась на том же месте, связанная, под деревом. В летнем сумраке надсадно гудели комары, пахло сырой землей. Все еще гудел экскаватор.

– Ты как? – Никита, вывернувшись, наклонился к ней.

– Он нас убьет, – тихо произнесла Вика, в ужасе от того, что натворила.

– Так я и знал! – где-то рядом, в темноте, плачущим голосом воскликнул Егор.

– Я вела себя как дура… – пробормотала Вика. – Надо было молчать, поддакивать… А я взялась спорить с этим Мироном! О, какая же я дура! Все испортила! Но я не могла остановиться, я должна была ему все сказать…

– Что ты ему сказала? Что? – застонал Егор.

– Правду. Что он обыкновенный грабитель. Ничтожество с манией величия… – пробормотала Вика.

– Зачем? Кто тебя за язык тянул? Он же собирался отпустить нас! И тебя, дуру, в первую очередь! – бесновался Егор.

Экскаватор затих, над поляной вспыхнул неяркий свет. Вика увидела бледное лицо Никиты. Егор – с перекошенным от ужаса лицом, связанный, сидел неподалеку и трясся.

– Кто тебя за язык тянул, а?.. – стонущим голосом повторил Егор и, словно обессилев, упал на траву.

Вика молчала. Она и в самом деле не понимала, что же такое сейчас произошло. Она, обычно пугливая и осторожная, никогда не позволяла себе подобных эскапад. Раньше она жила по принципам – «если на тебя напали, отдай все» и «нельзя провоцировать тех, кто может нанести тебе вред».

Однажды (давно, года два назад) когда выходила из машины у торгового центра: к ней подскочил некто вертлявый, низкорослый – уличный грабитель. «Отдай сумочку, сука!» – «Пожалуйста-пожалуйста!» – Вика поспешно вложила ему в руки свою сумку, свято полагая, что жизнь дороже. Кажется, нападавший прятал что-то в рукаве. Возможно, нож!

А потом долго мучилась, вспоминая эту унизительную сцену. Плакала на кушетке психоаналитика. Мир был страшен. Полон грабителей, злодеев и убийц. Сопротивляться было нельзя. Можно было только сдаться на милость ублюдка! Герман Маркович похвалил – она поступила правильно. Жизнь дороже!

Но теперь она хотела воевать. Защищаться. Потому что поняла – унижение страшнее смерти. Такая жалкая жизнь, как раньше, не нужна.

Только одна мысль терзала теперь Вику – теперь из-за нее пострадают Никита с Егором!

– Вика…

– Что?

– Вика, ты молодец.

– Ты о чем? – Она в изумлении уставилась на Никиту.

– Ему кто-то должен был это сказать… Мирону.

– Что ты такое говоришь?! – истошно зашептал Егор, подняв голову. – Мирона нельзя дразнить! Ты не знаешь Мирона… О, какие вы все дураки! С кем я связался, мама дорогая, с кем я связался…

– Если Мирон – такой серьезный мужик, то его уже ничем не прошибешь! – яростно возразил Никита. – Он в любом случае нас у…устранит, если считает это нужным!

– Нельзя было его дразнить! Зачем она его дразнила?! Теперь он нас точно кокнет!

– Ну кто-то должен был ему сказать, что он ничтожество! – упорствовал Никита. – Если бы ему это почаще говорили, он бы не чувствовал себя так безнаказанно…

– Кто-то должен! – передразнил Егор. – Должен, да… Только я в этот момент должен находиться на безопасном расстоянии!

– Если Мирон поймет, что мы его не боимся, то он… – начал Никита, но Егор не дал ему закончить:

– Заткнись! Ой, мама дорогая, меня прямо тошнит от вашей тупости…

В лагере все давно затихло. Мирон, задумавшись, сидел в палатке перед открытым экраном ноутбука, на котором мерцали игральные карты, – раскладывал пасьянс.

Сейчас, после приступа ярости, он чувствовал себя удивительно спокойным.

«Закапывать людей живьем – это действительно фашизм какой-то… – размышлял он, перекладывая карты с помощью «мышки». – Нет, я не буду их закапывать. Но они мне очень мешают, эти гробокопатели… Сколько от одного Егора Кашина неприятностей! В который раз он мне дорогу перебегает… А эта женщина? Обладает она паранормальными способностями или действительно неплохой психолог? Откуда она могла знать о моей проблеме? Нет, нет, она ничего не знала, она просто хотела уязвить меня, сделать мне как можно больней… Типично женская черта!» – пытался убедить себя Мирон.

В первый раз за долгие годы ему должно было крупно повезти. Раньше тоже везло, но сейчас наклевывалось нечто грандиозное.

Он задействовал лучших специалистов, он приобрел безумно дорогую технику, для того чтобы найти сокровища.

Началось все с того, что он услышал однажды о старой легенде – якобы где-то возле Ищеева озера похоронили ханскую дочь, невесть каким образом попавшую в эти края. Вместе с золотом ее отца и выкупом, который за нее давал русский князь. Словом, история о любви и смерти… Мирон не сразу в нее поверил – уж больно красивой она была, эта история. Жизнь гораздо банальней и проще – хоть сейчас, хоть семь веков назад!

Тем более что курган с захоронением искали все эти семь веков, но так и не нашли.

Но он привык все проверять. Обратился к архивам, летописям, ученым… И выяснил, что легенда вполне могла иметь под собой реальную основу.

А раз так, то надо найти курган.

Он есть. Просто его искали не там!

В палатку вошел доцент.

– Не спите, Мирон? – прокашлявшись, спросил ученый муж солидным голосом.

– Как видите… А что?

– Мирон, мы не там ищем, – быстро произнес доцент, словно озвучивая мысли Мирона. – Я еще раз изучил рельеф местности… Скорее всего, курган с захоронением должен находиться где-то неподалеку от озера, вот здесь… – Он развернул карту перед Мироном, ткнул пальцем в Юрьевскую топь.

– Ну, вам видней, профессор! – лучезарно улыбнулся Мирон.

– Гм… я не профессор, я доцент.

– Ах, простите, запамятовал… Вам видней, Петр Кириллович. Значит, считаете, надо перебазироваться? – Мирон повертел перед собой карту. – В конце концов, это вам денежки за знания платят. Или не платят. Если слишком долго нет результата…

«Гм, Юрьевская топь… Гиблое место. Понятно, что сокровища так и не нашли! Кому охота рисковать жизнью… Похоже, наш доцент прав. А что это значит? А это значит, что я уже на финишной прямой!» Сердце у Мирона дрогнуло.

Если до этого момента Мирон благодушествовал, то сейчас он с какой-то звериной жадностью вдруг решил – надо убрать троицу. Нет, не в землю их живьем закапывать, но… Как-нибудь по-хитрому от них избавиться. Например, силой влить в них самопальной водки… Сейчас в деревнях только так мрут от этого дела! Никто не подкопается, ни намека на уголовщину…

«Нет-нет, я не буду думать об этом! – мгновенно спохватился он. – Пусть Николай думает! Это вообще не в моей компетенции…»

«И черта этого лысого я бы тоже потом убрал! – спокойно подумал Мирон, глядя на доцента. – Хотя нет, это уже лишнее… Этот не разболтает. У нашего Петра Кирилловича – ре-пу-та-ция в ученом мире. Очень уж он ею дорожит!»

– Все, Петр Кириллович? Тогда позовите ко мне Николая…

Горел фонарь – неярко, но достаточно для того, чтобы вся поляна просматривалась. Охранник Николай стоял метрах в тридцати от пленников, курил, отмахиваясь от комаров, и, кажется, клевал носом…

– Никита… Никита, попробуй ты до той железки дотянуться! – прошептал едва слышно Егор. – Пока этот дуболом в сторону смотрит!

Никита кивнул. Перекатился в сторону, мыском ботинка выковырнул из рыхлой земли железяку с острым краем. Вика, затаив дыхание, не сводила глаз с охранника.

Из палатки Мирона вылез доцент.

– Коля! Тебя начальник зовет…

Охранник бросил сигарету и нырнул под полог.

Воспользовавшись моментом, Никита перекатился еще раз, подхватил железку связанными сзади руками, затем перекатился поближе к Вике.

– Ты чего? Она одна не справится! – прошипел Егор. – Меня сначала развяжи!

Никита на мгновение замер, словно раздумывая, потом перекатился к Егору и на ощупь принялся пилить у того веревки на руках.

– Осторожно… ты мне руки сейчас отрежешь!

– Не видно ж ничего… Я нечаянно!

Наконец Никита перепилил веревку на руках Никиты.

– Теперь ты сам!

– Не указывай! – буркнул Егор и принялся железякой остервенело рвать веревку у себя на ногах.

– Скорей же! – застонала Вика, наблюдая за вторым охранником – довольно вялым типом, но который в любой момент мог поднять шум.

Егор освободил ноги и по-пластунски пополз к кустам. Очень шустро.

– Куда?! – поразилась Вика.

– Егор, а мы? – прошептал Никита. – Егор, помоги… пст! Егор!

– Ребята, вы уж как-нибудь сами! – шепотом крикнул в ответ Егор уже из кустов. Кусты качнулись, и Егор исчез за ними окончательно.

– Вот свинья… – растерянно сказал Никита.

– Погоди, я сейчас! – Вика перекатилась и схватила железяку, брошенную Егором. Начала быстро-быстро пилить веревку на руках Никиты. «Мы все успеем. Мы все спасемся! Никто нас живьем в землю не станет закапывать!» – лихорадочно думала она.

Никита сел, принялся резать веревку у себя на ногах.

– Есть!

Он принялся освобождать Вику. И в этот момент второй охранник повернул в их сторону голову, вздрогнул, а затем заполошно засвистел.

– Колян!.. Сюда! – заорал он.

Дальнейшие события промелькнули перед Викой словно во сне.

– Ку-да?.. – негромко произнес Николай, выскользнув из палатки. Надо отдать ему должное – сориентировался он моментально. – Серый, слева обходи. Не уйдут!

Никита все возился с Викиными веревками.

– Беги… – прошептала она. – Пожалуйста! Позовешь кого-нибудь…

– Сейчас!

– Беги же!

Но Никита не хотел покидать Вику. Он рывком ее поднял, потащил за собой, но в следующее мгновение громила сбил его с ног. Вика кубарем покатилась по земле. Сзади раздавалось пыхтение, звуки ударов, матерился второй охранник.

– Что такое?

– Да вот, Мирон, сбежать хотели!

– А третий где? Где Кашин, я спрашиваю?!

Вику дернуло и поволокло по земле. Она слегка приоткрыла глаза и увидела рядом Никиту. Он лежал на земле, опять связанный.

– Кашина ловите! Серый, ты у меня за все ответишь… Куда смотрел?! За что тебе деньги платят?

– Никита… – шепотом позвала Вика.

– А? – не сразу отозвался тот.

– Ты почему не побежал?

– Почему-почему…

– Никита!

– А?

– Как ты думаешь, если Егору удастся удрать, он позовет кого-нибудь к нам на помощь?

Никита ничего не ответил. Он лежал рядом и молчал. Вика придвинулась поближе, прижалась щекой к его плечу.

– Никита, я тебя ненавижу… – прошептала она, плача.

– А уж я как себя ненавижу! – тихо ответил он.

– Андрей Владимирович, вас! – сказала Эмма в переговорное устройство. Звонил детектив, и, судя по особому металлу в голосе, с какими-то известиями. Обычно этот человек вел себя сдержанней.

«Неужели нашел эту сумасшедшую? – с беспокойством подумала Эмма, переключая кнопки на переговорном устройстве. – Живую или нет? Живую или нет… Я должна знать!»

Она некоторое время сидела в оцепенении, а затем вскочила и без стука ворвалась в кабинет к Андрею.

Тот, положив трубку, быстро дописывал что-то в ежедневнике. Затем, вырвав страничку, сунул ее во внутренний карман пиджака и заметался по кабинету.

– Где мой портфель? А, ладно, к черту его… Где телефон? Эмма, чего вы смотрите, где мой телефон?!

– Вот… – Эмма подняла с пола сотовый. – Упал, наверное. Андрей Владимирович… Ее нашли, да?

– Кого? – Андрей сунул телефон в карман. – А где ключи от машины?

– Я о вашей супруге… Викторию Павловну нашли? Зачем вам ключи? – бормотала Эмма, следуя тенью за своим шефом. – Андрей Владимирович, вы куда-то собрались ехать? Славика вызвать?

Андрей махнул рукой и, не ответив, выбежал из кабинета.

Эмма упала на стул. От волнения ее трясло. Она волновалась за Андрея, только за него… На все остальное ей было наплевать.

«Надо этому детективу перезвонить… Какие новости он сообщил Андрею? Наверняка нашел Вику! – подумала Эмма. – Андрей сейчас в таком состоянии, ничего не соображает… Но потом ему точно понадобится моя помощь!»

Эмма уже собралась звонить детективу, но тут взгляд ее упал на ежедневник.

На пустой страничке рельефно отпечатывались следы предыдущей записи. Андрей в минуты волнения слишком сильно нажимал на ручку – такая у него была особенность.

Некоторое время Эмма смотрела на эти рельефные следы, потом взяла карандаш, и заштриховала страницу.

Это был адрес. Детектив продиктовал Андрею адрес. Где находилась Вика – не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться об этом. Другой вопрос – живая или мертвая…

«Господи, ну и даль! Туда полдня ехать, не меньше! – ужаснулась Эмма, разглядывая белесые строчки. – Неужели Андрей собрался ехать туда один? Без меня, без Славика…»

Эмма посмотрела на часы – 20.47.

Андрей всегда задерживался на работе, ну и Эмма тоже… Она никуда никогда не спешила, вот и сейчас ее совершенно не тянуло домой. Она жила только тогда, когда Андрей был рядом. Когда она хоть чем-то могла помочь ему.

«Если он собрался ехать в эти Овражки, – она еще раз сверилась с записью в ежедневнике (именно так, Овражки, черт их побери, какая даль!), – …то вряд ли успеет вернуться до завтрашнего утра, – принялась размышлять Эмма. – А наутро у него встреча с очень важным клиентом. Потом встреча с депутатом из Думы. А в два часа дня – переговоры с этим шведом, Ольсеном…»

Эмма могла не хуже Андрея переговорить и встретиться. Пожалуй, даже лучше – она была в курсе всего, что происходило на работе. Собственно, это она и решала – с кем Андрею встретиться и о чем договориться, какой контракт стоит заключить, а какой – нет…

Но она была персональной помощницей, обычной секретаршей! Без присутствия Андрея, хотя бы формального, она не могла ничего сделать!

Эмма выхватила свой сотовый и принялась звонить Андрею. Без всякого результата – он забыл его включить, судя по всему…

– Что же делать?.. – расстроенно пробормотала Эмма. Позвонила в гараж – Андрей уже уехал. Один, без Славика. Почему без Славика?.. Ах да – дражайшая Виктория Павловна терпеть не могла Славика. Значит, она жива – моментально сделала вывод Эмма.

Андрей будет один на один со своей сумасшедшей супругой! Что же делать, что же делать…

И тогда Эмма принялась решать проблему сама. По крайней мере, надо отменить все завтрашние дела! Дозвонилась до персонального помощника очень важного клиента и отменила завтрашнюю встречу. Затем набрала личный номер депутата:

– Олег Иосифович? Боюсь, Андрей Владимирович не сможет с вами завтра пообедать… Что? Ну вы знаете ситуацию. Да. Да. Вы правы – он святой человек. Ну что поделать, такая судьба. Да. Да. Нашлась. Ой, не спрашивайте… Спасибо… Нет, он справится сам. Да. Святой. Да, передам. Всего доброго…

Далее наступил черед Ольсена.

Чертова шведа в его конторе уже и след простыл. Вика позвонила в гостиницу. Шведа там не было. Вика набрала номер консула. Консул был не в курсе. Вика набрала номер здешней подруги Ольсена, той еще дамочки – из тех, которые раньше на Тверской стояли…

– Ирочка, добрый вечер, это Эмма… Господин Ольсен у вас? Нет? А где? Это очень срочно… Где?

Бывшая жрица любви сообщила, что «этот гад опять свалил с друзьями в пивную». Какую пивную? «Откуда я знаю? Где-то в центре, на Солянке, что ли…»

Эмма взяла телефонный справочник и обзвонила все пивные на Солянке. Ольсена нигде не было. Наугад Эмма набрала номер закрытого клуба, попросила подозвать «господина Ольсена» – и на тебе, получилось!

– Господин Ольсен? Добрый вечер, это Эмма. Спешу сообщить, что Андрей Владимирович не сможет с вами встретиться завтра. Да-да, не сможет!

На заднем фоне играла музыка, гремела посуда, кто-то звучно матерился на английском (вероятно, друзья господина Ольсена), сам господин Ольсен говорил слегка заплетающимся языком, но был еще вполне вменяем. Он поблагодарил Эмму за звонок и сообщил, что будет планировать свой завтрашний день «с учетом корре… корректировок!».

– Пьяная свинья, – пробормотала брезгливо Эмма, кладя трубку. Ольсена она никогда не любила. Нормальный человек не должен пить каждый день!

Часы показывали половину десятого вечера. Эмма с чистой совестью могла отправляться домой.

Дома ее ждали ванна, чашка чая с ванильным сухариком, диван и томик Диккенса… В общем, обычный вечер.

Эмма развернула листок из ежедневника. Еще раз перечитала запись. И решительно поднялась из кресла:

– Где он, там и я…

…Она села в свой дамский автомобильчик, еще раз изучила карту. И поехала – туда, в Овражки. А диван с Диккенсом обойдутся!

На выезде из Москвы были огромные пробки – люди ехали на дачи. Вечер пятницы – что ж, этого можно было ожидать…

Эмма еще раз набрала номер Андрея, но его сотовый по-прежнему не отвечал. Она ехала в Овражки на свой страх и риск, не зная, как отнесется к этому ее обожаемый шеф. Она даже не могла быть уверена в том, что Андрей сейчас ехал именно в эти Овражки! Он ведь так и не сказал ей ничего…

Эмма столь сильно любила его, что готова была ради него пожертвовать своей жизнью. Он был святой. Он был – как Христос. Да, да – как Христос, не меньше!

Он нес свой крест, поднимаясь на Голгофу (крест – то бишь растреклятую Викторию Павловну). Он никому не хотел передавать свою ношу. Пусть. Но в ее, Эммы, силах, подставить одно плечо и хотя бы часть ноши взять на себя.

– Люблю… – пробормотала Эмма сухими губами, глядя вперед. В пыльном дымном мареве стояла вереница машин – до горизонта, не меньше. Где-то среди них было авто Андрея.

…Часа через два ситуация значительно улучшилась. Пробки рассосались, дорога стала более-менее свободной. Летний вечер плавно перешел в ночь, и небо окрасилось в синевато-зеленый цвет – такой яркий, что напоминал краски японского мультфильма.

Время от времени сверяясь с картой, Эмма мчалась вперед.

Остановилась только один раз – у придорожного кафе, чтобы выпить кофе.

«Надо же, как далеко эта дрянь уехала… Но ничего, теперь ей вправят мозги – в сумасшедшем-то доме!» – думала Эмма, всем сердцем сострадая Андрею.

Под утро она заплутала среди сельских дорог, но потом как-то вывернулась, нашла нужную.

Совсем рассвело.

Впереди, на обочине, показался столб – покосившийся, с невнятной надписью. Эмма подъехала ближе, притормозила, и сердце ее забилось быстрей.

– Ов-раж-ки… – прочитала она вслух.

Неподалеку, заросший бурьяном, почерневший, виднелся остов какого-то автомобиля. Эмма скользнула по нему равнодушным взглядом и снова нажала на газ.

Едва рассвело, Мирон приказал сворачивать лагерь. Надо было перебазироваться на Юрьевскую топь.

– Коля… – Мирон дал знак своему охраннику. Коля кивнул и с бутылкой водки (вернее, технического спирта, питие которого не совмещалось с жизнью) отправился в сторону пленников. Накануне вечером они решили, что это действительно наилучший способ избавиться от ненужных свидетелей. Все просто и красиво. А Кашин тоже никуда от них не уйдет…

– Мирон! – вдруг выбежал второй охранник, Сергей, Серый. – Мирон, у нас опять гости!

Охранник выглядел встревоженным.

– Кто? – спросил Мирон и издалека дал отмашку Николаю – погоди, мол, потом свое дело сделаешь, не при свидетелях…

В этот момент на поляну выехал автомобиль – хоть и заляпанный по самые окна грязью, но весьма приличный. Новенький, представительского класса.

Все замерли – и Мирон, и охранники, и рабочие… И доцент Петр Кириллович. Тот вообще здорово струхнул, судя по его перекосившейся интеллигентской физиономии!

Николай с Сергеем приготовились, заслонили Мирона, готовые в любой момент выхватить оружие.

Из машины вылез довольно молодой полноватый мужчина, вытер лицо галстуком.

– Доброе утро! – доброжелательно произнес он, мельком оглядев группу людей, затем вытянул шею и точно обратился к Мирону, стоящему на заднем плане. – Я прошу прощение за беспокойство… Уф, ну и дорога! Ваш транспорт, пожалуй, лучше будет! – он неожиданно засмеялся, указав на черный внедорожник Мирона, стоявший неподалеку.

– Да, дороги здесь… – тоже засмеялся Мирон, моментально сориентировавшись – от приезжего вреда не будет. Дал знак охранникам – не мешайте, братцы, дайте с гостем поговорить…

– Бортников, Андрей. Супругу свою сбежавшую ищу…

– Мирон, – пожал ему руку хозяин. – Прошу в мой дворец – его еще снести не успели…

«Приличный человек. Не из последних, – размышлял Мирон. – Но и не из первых… Жену ищет! Хе-хе, небось супруг нашей Фаты Морганы!»

И Мирон возблагодарил бога, что с пленниками еще ничего не успели сделать. Пусть новый гость и не из первых, но… мало ли как мог отреагировать, узнав о преждевременной кончине супруги! И вообще, с ним можно договориться. Умный человек этот господин Бортников, сразу видно!

– Прошу… я как раз завтракал.

– От чашечки кофе не откажусь! – устало вздохнул гость, опускаясь в раскладное кресло. – Спасибо…

Мирон передал ему чашку кофе.

– Как же вы, Андрей, умудрились супругу потерять?

– А вот так. Сбежала она от меня.

– Ай-ай-ай…

– Вчера только узнал, где может находиться. Сразу поехал. Нашел эти самые Овражки… Ну а уж потом деревенские указали, куда дальше идти. Видели, как она направлялась в лес, знали, что вы в лесу… Все знали, все видели, – спокойно вещал гость, прихлебывая кофе. – Она ведь у вас, Вика?

Секунду Мирон колебался:

– У нас… Жива, здорова. Но уж очень беспокойная дамочка…

– Знаю.

«Очень умный человек, – с удовольствием подумал Мирон. – Такой спокойный, рассудительный… Пожалуй, мы с ним договоримся. Проблем не будет!»

– Знаете? Тогда как же…

– Повторяю – сбежала. Буквально из сумасшедшего дома, – спокойно, даже как-то буднично кивнул господин Бортников.

– Та-та-та-та… Значит, она не придумывала! – потрясенно пробормотал Мирон. – А то что-то там про докторов, про психиатров… про паранормальные способности…

– Что? Да, очень паранормальные, – согласился рассеянно гость. – Пожалуйста, еще кофе.

– Да сколько угодно! Коля! Коля, будь любезен, еще кофейник нам принеси…

В палатку вошел Николай с кофейником на подносе.

– Коля, голубчик, как там наши гости?

– Нормально, – вяло ответил Николай. – Спят.

Он поставил кофейник на раскладной стол и вышел.

– Спят? Гости? – вскинул глаза господин Бортников. – Почему же во множественном числе?

– Как, разве деревенские жители вам не сказали? – деликатно прокашлялся Мирон.

– О чем? Нет, они сказали, что Вика временно проживала у некой старушки, бабушки Зинаиды… – забормотал приезжий. – Что еще? А, про старика-реставратора говорили что-то… Старик ушел в лес, Вика пошла искать беднягу…

– Почему же – старик? – удивился Мирон. – Вы, Андрей, наверное, подумали, что в наших забытых богом деревнях одни старики остались? Этот реставратор – далеко не старик!

В лице приезжего что-то дрогнуло.

«Отлично! Он ревнует! – с удовольствием подумал Мирон. – И, кажется, все складывается очень удачно… Как говорят в дешевых фильмах, приступим к плану «Б». Никого не убиваем. Отдаем сумасшедшую ее супругу, очень приятному мужчине. Вместе с супругой сплавляем и молодого любовника супруги. Треугольник, так сказать… Каждый замкнут друг на друге. Им уже не до меня, не до золота, ни до чего… Ах, насколько просты люди! А я отправлю Николая искать Кашина. У Кашина один интерес – золото. Или нет… пусть будет план «В»! На всех плюем, едем с господином доцентом на Юрьевскую топь, быстренько копаем в нужном месте, находим золото, уезжаем. Все! И пусть не говорят злые люди, что я фашист и сволочь. Я очень порядочный, добрый человек!»

– Где Вика? – приезжий отставил от себя чашку. – Я хочу поскорее отправить ее в… ну, в общем, ей нужна срочная госпитализация.

– Никаких проблем. Коля! – В палатку зашел охранник. – Коля, голубчик, приведи к нам… ну, ты все понял, да? И побыстрее. – Охранник исчез. Мирон снова обернулся к гостю. – Уважаемый Андрей… надеюсь, вы меня поймете. Ваша супруга… гм… пришлось ее немного связать. Потому что…

– Не надо, – быстро перебил приезжий. – Я все понимаю. Даже больше того – боюсь, мне придется попросить у вас те же веревки… Если она откажется со мной ехать.

– Зачем же так! – испуганно всплеснул руками Мирон. – Надеюсь, ваша супруга проявит благоразумие!

– Ха!

Они помолчали.

– Господин Бортников… – снова деликатно подал голос Мирон. – Если вас интересует, чем я тут занимаюсь, и вообще… я прошу не особо верить вашей супруге и ее, так сказать, другу…

– Не интересует, – все так же быстро произнес приезжий. – У вас свой бизнес, у меня – свой. Мы не конкуренты.

«Умничка какой! – едва не прослезился Мирон. – Один минус – послал ему бог женушку без мозгов…»

Они вышли из палатки.

Посреди поляны стояли Вика и реставратор Никита. Вика глядела хмуро, потирала себе запястья.

– Андрей?! – вытаращила Вика глаза.

Господин Бортников в это время переводил взгляд с Вики на реставратора.

Затем передернул плечами, словно его комар укусил, и быстро подошел к жене.

– Вика! – Он обнял ее. – Вот ты где, моя лягушка-путешественница! Ты знаешь, я себе просто места не находил… – Обернулся к Мирону: – Спасибо, что приютили ее! Я уж без нее теперь никуда…

Лицо Фаты Морганы по-прежнему хранило изумленное выражение. Реставратор тоже неважно выглядел, надо сказать.

– Вика, в машину.

– Я не…

– Вика.

– Доброго пути! – помахал ладонью Мирон. – Да, и молодого человека с собой захватите, пожалуйста!

Сначала они ехали молча. Машину трясло на ухабах.

Вика сидела на переднем сиденье, рядом с Андреем, и время от времени ловила в зеркале заднего вида лицо Никиты – мрачное, удивленное, печальное. Очень чумазое.

«Да я и сама не лучше выгляжу!»

– Андрей, как ты меня нашел? – наконец нашла она в себе силы произнести.

– А вот так. Ты моя жена – не забыла? – спокойно произнес он.

«Да, я его жена!» – с трудом осознала Вика. И муж, и прошлое – до недавнего времени казались ей сном. Но теперь выяснилось – на самом деле она спала сейчас и проснулась только минуту назад.

…Ночь была теплой, только к утру слегка похолодало. Они провели ее на земле, прижавшись друг к другу, счастливые и несчастные одновременно… Она была готова к смерти – а вместо этого ее отпустили к мужу. Все это как-то не укладывалось в голове!

Они выехали за пределы леса, остановились посреди дороги. Вдали виднелось Ищеево озеро, чуть выше – церковь. От яркого утреннего солнца ломило глаза.

Андрей остановил машину. Обернулся к Никите и произнес отстраненно-холодно:

– Приехали. Всего доброго.

Никита кивнул. Быстро вылез из машины, обогнул ее и протянул руку к передней дверце – чтобы помочь выйти Вике.

Андрей нажал на кнопку блокировки. Дверца не открылась. Никита постучал по стеклу, поймал взгляд Андрея и кивнул на Вику – выпусти ее, мол.

Вика, находившаяся в каком-то трансе, тоже попыталась открыть дверцу изнутри. Краешком сознания она отметила, что снова находится в том неопределенно-заторможенном состоянии, в котором находилась до своего бегства из Москвы. Она словно барахталась в вязкой тине и никак не могла выбраться на твердый берег. Хотела, даже жаждала – изо всех сил! – но не могла…

– Андрей… – пробормотала Вика. – Андрей, выпусти меня, пожалуйста.

Вместо ответа Андрей нажал на газ, и машина сорвалась с места.

Никита некоторое время бежал за машиной, потом отстал.

Вика тупо смотрела назад – как исчезают Овражки, как фигура ее возлюбленного превращается в маленькую точку, а затем исчезает вовсе.

И когда она перестала видеть Никиту, то очнулась. Словно воздух исчез. Она не могла дышать. Без него, без Никиты…

– А… Андрей! – в ужасе закричала Вика, прижав ладони к горлу. – Андрей, куда ты?!

– Домой, куда же еще, – сухо ответил муж.

– Зачем – домой? – Вика запаниковала еще больше. – Нет… Нет! Я… я не могу! Я даже с бабой Зиной не попрощалась! – перепугалась она еще больше.

– Этого только не хватало… – страдальчески вздохнул Андрей. – Ты знаешь, сколько у меня дел? Кстати, если это тебя хоть немного порадует… Я теперь – единоличный владелец компании.

– А Чертков? – машинально спросила Вика.

– Чертков в пролете.

Вика тупо заморгала глазами. Эти фамилии из прошлого, эти проблемы из прошлого… Какое ей теперь до этого дело?

– Андрей, поворачивай.

– И не подумаю.

– …твою мать, поворачивай, я сказала! – страшным голосом заорала Вика. И поскольку супруг не желал ей подчиняться, она схватилась обеими руками за руль и крутанула его. Машину занесло.

– Ты совсем спятила…

Вика только чудом не разбила лоб в вихляющей в разные стороны машине. Та наклонилась и одним колесом зависла над канавой.

– Не шевелись! Господи, господи, сейчас мы перевернемся…

– Да иди ты… – Вика разблокировала двери и перелезла через мужа к другой дверце.

Выскочила на пыльную, неровную дорогу и побежала назад.

– «…когда Глагола творческая сила толпы миров воззвала из ночи, любовь их все, как солнце, озарила, и лишь на землю к нам ее светила нисходят порознь редкие лучи. И, порознь их отыскивая жадно, мы ловим отблеск вечной красоты; нам вестью лес о ней шумит отрадной, о ней поток гремит струею хладной, и говорят, качаяся, цветы…» – бормотала она себе под нос. Те самые стихи, которые услышала вчера от Никиты. – Любовь…

– Я в шоке… – вслух произнес Андрей. – Я в шоке, да.

Он осторожно дал задний ход, кое-как выехал на дорогу, вытер со лба пот. Его трясло от ужаса… И как только они не свалились в эту канаву!

Некоторое время он сидел неподвижно, пытаясь прийти в себя. Затем оглянулся – Вика была уже довольно далеко.

Она оглянулась, потом нырнула вниз, в высокую траву, затем очень шустро оказалась уже за растущими вдоль дороги кустами…

Андрей достал сотовый телефон, принялся прыгающими пальцами нажимать кнопки. Без всякого результата… «Черт, я же забыл включить его!»

Он включил телефон. Время загрузки показалось ему вечностью. Затем в трубке раздались долгие гудки, и наконец знакомый голос прогудел успокаивающе:

– Алло. Я слушаю.

– Герман Маркович! – прошептал Андрей и едва не разрыдался. – Господи…

– Андрей Владимирович, что случилось?

– Я нашел Вику!

– Очень плохо слышно… Вы нашли Викторию Павловну? Замечательно.

– Это не замечательно, это ужасно! Она в совершенно невменяемом состоянии.

– Буйствует? – осторожно спросил психотерапевт.

– Да! Настоящая буйнопомешанная! И, представьте себе, даже матом ругается! А она никогда, никогда… Я никогда от нее таких слов не слышал!

– Что ж, я предупреждал вас. Скорее всего, это так называемая копролалия, то есть неудержимое желание нецензурно браниться и говорить отвратительные вещи, о которых нормальный человек даже подумать боится! Копролалия часто возникает на фоне маниакального состояния… Я считаю, Виктории Павловне стало еще хуже, да. Нужна срочная госпитализация.

– Я знаю! Но как это сделать? Она чуть не разбила машину – начала за руль хвататься, орать диким голосом… Она снова сбежала!

– Вы знаете куда?

– Примерно… Герман Маркович, у нее здесь есть любовник! Деревенщина, маргинал какой-то! Я просто не представляю, чтобы Вика, такая тонкая, воспитанная…

– Андрей Владимирович, успокойтесь, – прогудел Пелле. – Она не понимает, что творит. Это, по сути, не она… У пациентов, страдающих психическими расстройствами, наблюдается повышенная сексуальность, они способны к поступкам, преступающим рамки морали! Вам надо набраться терпения и…

Андрей тем временем развернул машину, собираясь ехать вслед за беглянкой. И в этот момент связь оборвалась.

– Тьфу ты… – тщетно Андрей нажимал на кнопки, на экране продолжала мерцать издевательская надпись: «Нет связи». – Ну и дыра!

Андрей отшвырнул от себя телефон и медленно, трясясь на ухабах, повел машину в сторону Овражков.

Эмма ехала по деревенской улице, брезгливо разглядывая убогие домишки за заборами. На обочине стояла рыжая корова и медленно, вдумчиво жевала. Пробежали козы. Затем пыльная курица попыталась перескочить дорогу – Эмма едва не задавила ее, но вовремя успела притормозить.

Напротив, опершись о забор, стоял мужчина неопределенного возраста с подвязанной рукой, в жуткой клетчатой рубахе, жутких штанах и жутких сапогах, с жуткой кепкой на голове и курил жуткую сигарету – из тех, что без фильтра. Обычно такие курят в фильмах про войну…

Эмма опустила стекло вниз.

– Здравствуйте! – вежливо произнесла она, памятуя о том, что в деревнях всегда принято здороваться.

– И вам не хворать! – осклабился мужик, показав улыбку, очень далекую от идеальной.

– Понимаете, я ищу одного человека… женщину… ну, и мужчину тоже… он должен был тут проезжать… – тщательно подбирая слова, начала Эмма. – Или нет, мне сначала надо найти ее…

– Как звать-то?

– Кого?

– Женщину!

– А-а… Виктория Павловна Бортникова.

– Не, не в курсе… – Мужик сплюнул, потом внезапно его лицо озарилось новой улыбкой, все так же далекой от идеала. – А, так вы о Вике! О нашей Вике, докторше!

– Докторше? – наморщила лоб Эмма. «Наверное, селянин что-то путает… Точно, мы говорим о разных Виках!» – вдруг озарило ее. – Нет-нет, та Вика – не докторша, она… Как бы это сказать… довольно-таки странная женщина. Ой, погодите… – Эмма вспомнила, что у нее есть фотография Виктории, порылась в «бардачке» и предъявила фото селянину.

– Она! Вика наша! – возликовал селянин, глядя на фото с такой любовью, что Эмме нехорошо стало. Хотя кто его знает – может, этой убогой самое место среди других убогих! – А я Палыч! Палыч я! Она ж, Вика, меня с того света возвернула! Я ж, понимашь, с водонапорной башни сверзнулся, а она, Викуся наша…

И селянин пустился в долгий и довольно невнятный рассказ. Эмма слушала его, вытаращив глаза.

«Наверное, он пьян! – неожиданно догадалась Эмма. – Точно! Он пьян, и у него белая горячка! Надо найти кого-то более вменяемого!» – решила она. Кое-как отвязалась от мужика и поехала дальше.

А дальше была пустая площадь, вроде базарной, на которой стояла одна-единственная машина – такой древней конструкции, что Эмма ее и определить-то затруднилась.

Из-под капота раритетной машины шел дым, и рядом хлопотал мужчина. «Уж этот-то точно на пропойцу не похож! – возликовала Эмма. – За руль пьяным нельзя!»

Эмма вышла из своего авто и завязала беседу с мужчиной.

И скоро узнала, что автолюбителя зовут Митяем, что у него есть супруга Нина и новорожденная дочь Виктория (упоминая о дочери, автолюбитель впал в состояние, близкое к экстатическому).

– Дочура мировецкая, ну просто – ми-ро-вецкая! А глазки прям как у меня… – И, не давая Эмме слова вставить, резво перешел к гинекологическим проблемам жены Нины, очень подробно поведав о том, почему у них так долго не было детей. Они бы и дочурку Вику потеряли, если бы не одна святая, святая женщина!

Эмма знала только одного святого – Андрея, и потому ко всем прочим относилась с большим подозрением.

– Какая женщина?

– Виктория Павловна! – мужчина по имени Митяй сглотнул и молитвенно возвел глаза к небу.

– Вот эта? – Эмма сунула ему под нос фото.

– Да! Она! – Митяй вырвал из ее рук фото и поцеловал его. Так обычно целуют иконы. – Она роды у Нинки принимала…

«О господи, с ума они тут посходили все, что ли?» – с тоской подумала Эмма.

Кое-как отвязалась от Митяя. Поехала дальше и увидела местный магазин. На пороге стоял мужчина восточного вида и лузгал семечки. Он явно был хозяином лавки и выглядел вполне адекватным. Уж такой-то точно не станет впадать в экстатический восторг! Торговцы всегда реалистично относятся к жизни.

Эмма обратилась к нему. Это был действительно хозяин лавки, звали его Абдурахманом. При упоминании о Вике он вдруг заорал:

– Какой женчин! Необнаковенный! Мой мама спас! Мой мама почти не слышаль… Мама! Мама!!!

Из окна вылезла усатая физиономия, улыбнулась, сверкнув золотыми зубами.

– Мой мама, Венера Ицхаковна! – с гордостью сообщил местный бизнесмен. – Мама, они нашу дорогую Викиторью ищут! Ой, кто его только не ищет… Он всем, всем нужен! Прямо нарасхват нужен! Ну все, мама, идите к себе…

Из его путаного рассказа Эмма поняла, что Вика вылечила и эту усатую старуху. «Ах да, кажется, она училась в медицинском! – вдруг вспомнила Эмма. – Это многое объясняет! А эти глупые люди потому так благодарны, что просто Вике не удалось залечить их до смерти!»

Еще Эмма узнала, что Вика живет у некоей бабы Зины и старуха ее любит, словно родную внучку.

Эмма поблагодарила Абдурахмана и снова села в свою машину. Из всего вышесказанного она поняла – сумасшедшая жена Андрея взбаламутила всю деревню. Просто чудо, что никто не умер от ее «лечения»!

И Эмма поехала к бабе Зине.

Если там была Вика, значит, там должен быть и Андрей.

Вика Никиту не нашла. Он исчез, словно под землю провалился! И тогда она отправилась к бабе Зине. Старуха возилась в коровнике, и потому Вика беспрепятственно вошла в дом, села у окна.

Демоны сомнения терзали ее.

«Ну, хорошо, я останусь… И что тогда? – думала Вика. – Здесь спокойно, здесь меня все любят. Но не могу же я, в самом деле, прожить здесь до конца дней своих? Или могу? Могу ли я остаться с Никитой? А Андрей?»

Вика нашарила рядом свое платье, сшитое из занавески, – баба Зина постирала его, высушила, погладила, повесила на спинку стула. От этой заботливости хотелось плакать…

Вика скорчилась, обхватила голову руками. Два мира – прошлый и нынешний – боролись в ней.

Вдруг она услышала рядом шорох. Оглянулась и увидела в окне… Эмму.

– Вы?

– Я, – тихо ответила Эмма. Затем персональная помощница мужа подтянулась на руках и принялась лезть в окно. В своем офисном костюме, туфлях-лодочках, с пучком и очках…

– Зачем же вы в окно лезете, Эмма? – изумленно спросила Вика. – Вон там – дверь!

– Ах, буду я еще дверь эту искать… – Эмма спрыгнула на пол, поправила юбку.

– У вас затяжка на чулке… – машинально заметила Вика.

– Это ерунда. – Эмма остановилась перед Викой и принялась пристально рассматривать ее сквозь очки. – Он здесь, да?

– Кто?

– Андрей Владимирович – вот кто!

– А, Андрей… Я не знаю.

– Значит, он не нашел вас, Виктория Павловна? – испугалась Эмма. – А где же он тогда?

– Нет, он нашел меня, – ответила Вика. – Нашел, а потом… а потом я от него сбежала. Он вас вызвал, да?

– Нет, я приехала сюда по собственной инициативе… – Эмма задумалась. – А давно вы от него сбежали?

– Только что.

– Значит, он скоро сюда вернется! – немедленно сделала вывод персональная помощница. – Он без вас не уедет.

Эмма прошлась по комнате, с каким-то диким любопытством оглядывая все вокруг. Потом резко повернулась:

– Виктория Павловна, а что вы сидите? Собирайтесь… Сейчас Андрей Владимирович приедет. Или, если хотите, поехали со мной. Да, так даже лучше будет, если вы со мной сядете! – энергично воскликнула Эмма.

– Я никуда с вами не поеду. Ни с вами, ни с Андреем.

Эмма побледнела, крылья ее маленького аккуратного носа начали раздуваться:

– Позвольте… Что же, вы решили остаться тут навсегда?

– Не ваше дело, – подумав, изрекла Вика.

– Как это – не мое? – поразилась Эмма. – Виктория Павловна, опомнитесь… Вам надо в Москву, и точка!

– Зачем?

– Затем, что вам нужно лечиться!

– Разве я чем-то больна? – с иронией спросила Вика.

– Да! – уже вне себя заорала Эмма. – Вы сумасшедшая! Вы опасны для окружающих! Герман Маркович Пелле…

– Герман Маркович – старый дурак, – злорадно фыркнула Вика. – Засуньте его себе в задницу, вашего Германа Марковича… Чтоб ему пусто было!

На Эмму было страшно смотреть. Она побледнела, потом покраснела, затем начала синеть и трястись.

– По-моему, это вам, многоуважаемая Эмма, требуется доктор! – любезно сообщила Вика.

Лицо Эммы приобрело уже фиолетовый оттенок. Затем она снова начала бледнеть и прошипела:

– Мало я с вами нянчилась, Виктория Павловна… Имейте же совесть!

– Что? – возмутилась Вика. – Я должна быть благодарна вам за то, дорогая Эмма, что вы шпионили за мной, что вы… что вы на протяжении нескольких лет не давали мне жить… Вы мне надоели! – тоже сорвалась она. – Вы у меня в печенках уже сидите! В дурдом хотите меня запихнуть? – Она вскочила, остановилась перед Эммой и отчеканила: – Не выйдет.

И еще помахала пальцем перед носом Эммы.

– Тварь… – неслышно выдохнула Эмма и вцепилась Вике в волосы.

Вика решила в долгу не оставаться и тоже принялась потрошить Эммин пучок – так, что только шпильки в разные стороны полетели.

Яростно сцепившись, плевали в лицо друг друга такие слова, какие никогда еще не слетали с их нежных губок. И Вика (меланхолично-депрессивное создание, печальный ангел, унылая блеклая дева – раньше) чувствовала, как обжигающая ярость прочищает внутри ее какие-то забытые, давным-давно заросшие, забитые густым илом каналы… Она была живой, она чувствовала, она была способна ненавидеть, способна любить!

– Неблагодарная тварь…

– Щучья морда! Лакированная душа! Мокрица офисная! Зануда, зануда, зануда!!! – Вика повалила Эмму на пол, упала сама и, полулежа, остервенело пинала ту босой ногой.

Эмма вдруг скрючилась, перестала сопротивляться и тихо заскулила. Не от боли, а от унижения. Но Вика моментально опомнилась. Села, на всякий случай провела над Эммой руками. Еще раз.

– Что вы делаете, Виктория Павловна? – тихо, сквозь слезы, выдавила из себя Эмма.

– Проверяю, все ли с вами в порядке… – встревоженно ответила Вика. – Нет, слава богу, все цело. А это что? – Ладонь Вики замерла над Эмминой грудью.

– Что?

– Узелок. Маленький. Вот здесь, справа. Миллиметр, два, от силы… Голубоватого цвета. Я его чувствую – он как голубая точка.

Эмма с ужасом смотрела на Вику.

– Виктория Павловна… Поехали в Москву, правда… Вам там помогут. Поехали, а?

– Глупая, глупая Эмма… – уже без всякой злобы, спокойно произнесла Вика. – На маммографию, срочно. К специалисту! Если операцию сделать в ближайшее время, то ничего удалять не придется. Опухоль доброкачественная, но из тех, которые могут перерождаться. Процесс в самом начале. Все будет хорошо, все – если заняться этим сейчас. Ты останешься здоровой и красивой.

– Вы совсем спятили… – вздохнула Эмма прерывисто. Подумав, добавила осторожно: – Какая маммография, у меня даже не болит ничего!

– Я же говорю – процесс в самом начале. Ты все успеешь, ты все сможешь. Ты ничего не потеряешь. Опухоль – голубая, но вот когда, не дай бог, она станет темно-синего цвета…

Эмма изумленно рассматривала Вику.

– Виктория Павловна… Вик… Вика… – наконец произнесла она каким-то странным голосом, заикаясь. – А ты… Что, болезни умеешь руками определять? С каких это пор? А эти люди, здесь, в деревне… ты тоже им помогла?

– Я не знаю, что со мной, – тихо ответила Вика. – Я не знаю – дар это или проклятие… Но если я могу хоть кому-то помочь – я помогу. Верь мне. Найди специалиста. Хорошего.

Эмма села, откинула назад упавшие на лицо волосы.

– Я совсем вас не узнаю, Виктория… Ты… Вы какая-то другая. Да, правда! – тихо произнесла Эмма. – Как будто… как будто и не сумасшедшая вовсе.

– Смени обстановку. Делай то, что хочешь. Тебе тоже станет лучше.

– Вы меня прямо зомбируете, Виктория Павловна… – осторожно рассмеялась Эмма. – Но если так… Я бы хотела с вами поговорить. По-человечески.

– Говори.

– Викто… Вика. Вика, я люблю твоего мужа.

– Андрея? Его все любят.

– Нет, ты не поняла… Я люблю его.

Сердце у Вики невольно сжалось.

– Так вы любовники с ним, что ли? – мрачно спросила она.

– Боже, какая пошлость… Любовники! Словечко из дешевых мелодрам… Мы с ним любили друг друга. Очень. Очень-очень… До тех пор, Вика, пока Андрей не встретил тебя.

Вика во все глаза смотрела на Эмму и даже не знала, как ей реагировать на подобные откровения.

– Если честно… – торопливо продолжила Эмма, – …если честно, то у тебя нет повода ревновать ко мне мужа. Все, что между нами было, было до тебя…

– А почему я этого не знала? – удивленно спросила Вика. – Впрочем, неважно. – Она взяла Эмму за руку и улыбнулась почти дружески. – Что ты хочешь от меня, Эмма?

– Я хочу, чтобы ты ушла от Андрея, – ответила спокойно Эмма, не вырывая руки. – Сама. Если не сама, то он век этот крест нести будет…

– Я согласна. Я и без твоих просьб собиралась это сделать.

– Андрей – очень хороший! – порывисто воскликнула Эмма.

– Да, – подумав, неуверенно согласилась Вика. – Но я с ним почему-то несчастлива. И он со мной.

– Да, да! – энергично закивала Эмма.

Издалека послышался какой-то шум.

Вика выглянула в окно, увидела знакомый автомобиль, медленно едущий по пыльной дороге.

– Андрей едет… – быстро обернулась она к Эмме. – Иди к нему.

– А ты?

– А я его видеть не могу! – откровенно призналась Вика. – Пусть он хоть сто раз хороший… Пусть уж любит более достойную. Иди-иди… Да! И скажи ему, что я остаюсь. Пусть не ищет меня! – закричала Вика Эмме вслед. – Я знаю, где тут спрятаться… В леса уйду жить, на болота!

Эмма выбежала на дорогу. Машина Андрея остановилась, он вышел из нее.

– Господи, Эмма… Вы здесь? – ошеломленно произнес он. – Я, кажется, не давал никаких распоряжений… Впрочем, ладно, вы очень кстати!

– Андрей, нам надо поговорить, – сказала она спокойно.

– После. Где Вика? Вы ее видели? Мне объяснили, как найти дом старухи, у которой она живет… Это где-то здесь.

– Я говорила с ней. Она решила уйти от тебя. И ты должен принять ее решение…

– Пожалуйста, без этих дамских глупостей… – поморщился Андрей, поправляя на себе галстук – словно тот душил его. – И не Андрей, а Андрей Владимирович, как мы давным-давно договорились.

У него был усталый, замученный вид. Красные от бессонницы глаза, под ними – темные круги, сизая щетина на круглых щеках. Но таким он нравился Эмме еще больше. Родной… Он был для нее – родной.

И, не в силах сдержаться, она шагнула вперед, обняла его. Ей это было строго-настрого запрещено…

– Эмма! – он расцепил ее руки, быстро оттолкнул. – Что ты себе позволяешь!

– Миленький… миленький мой, любименький… – улыбаясь, прошептала она. – У нас есть шанс начать все сначала.

– У кого это – «у нас»? – вытаращил глаза Андрей.

– У тебя и у меня.

– Эмма, вы бредите. Наверное, здесь воздух такой… – Андрей невольно принюхался, – …что у людей крышу сносит. Я по милости моей разлюбезной женушки чуть в кювет не ухнул, а теперь вы…

– Она сказала, что хочет остаться.

– Кто, Вика? – раздраженно переспросил Андрей. – Нашли кого слушать! Она и не то скоро скажет! Я сумел дозвониться Герману Марковичу, он проконсультировал меня… У Виктории очень тяжелый случай, ее надо срочно госпитализировать!

– Она здорова.

– Эмма! Эмма, не тебе… Эмма, не вам судить! – запальчиво воскликнул он, тоже путаясь в коварных «ты» и «вы». «Господи, какой он упрямый! – печально подумала Эмма. – Но тем милей мне. Эта его принципиальность, честность…»

Она снова протянула к нему руки, но Андрей сумел увернуться.

– Я понимаю, что тебе очень сложно, ты все еще любишь ее…

– Кого? – перебил он, дрожащими руками срывая с себя галстук.

– Вику, конечно…

– Не говори чепухи, когда это я любил ее?! – взорвался он. И тут же спохватился, сжал губы. Но было поздно…

До сознания Эммы не сразу дошло сказанное им. Она не почувствовала боли в первое мгновение…

– Эмма, дорогая, это все лирика… – быстро произнес Андрей, стремясь в других словах спрятать те, главные слова, которые сорвались с его губ. – Нам надо срочно найти Вику. Давай договоримся – я ищу ее в той стороне, а ты – в той, – он махнул рукой, указывая направление. – А потом встретимся у водонапорной башни, ладно?

Он даже перешел на «ты»! Говорил, говорил, махал руками! Все для того, чтобы она забыла, пропустила мимо ушей, не придала значения…

– Минутку… – прошептала Эмма, наконец ощутив боль, почувствовав этот всаженный в сердце клинок. – Ты сказал, что никогда не любил ее? Это правда?

– Нет, конечно! Я любил и люблю… Я честный человек! – возвысил он голос. – Я хороший человек, понимаешь? Я обязан заботиться о жене!

– Погоди-погоди… – Эмма потерла лоб. – Но это несправедливо! Несправедливо по отношению к ней, ко мне…

– Почему – несправедливо? – обиделся Андрей. – Тебе я с самого начала ничего не обещал, а свой долг по отношению к Вике я честно выполняю, как видишь…

– Ты чего-то не понимаешь… Долг!

– Эмма! Не надо к словам привязываться! Я в ужасном состоянии, а ты из-за какой-то ерунды… Разве я виноват, что не люблю тебя?

– Ты любил меня.

– Да, было дело. Но потом я встретил Вику…

– А вот ее ты не любил. Это так. Ты женился на ней из-за ее отца… А потом помешался на том, что ты хороший человек… Всему миру захотел это доказать… Долг, долг, проклятый долг!

– И что в этом плохого? – снова завелся Андрей. – Что?!

– А то, что нет у тебя никаких долгов! – сказала Эмма серьезно, глядя ему прямо в глаза. – Должны только те, кто любит. Ты не любил ее, а жил с ней… Ты своим чертовым долгом раздавил ее, превратил в овощ, почти довел до сумасшедшего дома! И меня тоже! И себя!!!

– Я хороший человек!

– Ты не хороший человек! Ты не плохой человек! Ты – никто. Никто, – раздельно произнесла Эмма. Много лет она была слепа, а теперь, в одно мгновение, случайно – прозрела. Как так получилось? Она и в этот раз могла ничего не заметить, но, видимо, общение с Викой ее уже растревожило, встряхнуло…

Андрей не выдержал, замахнулся, но в последний момент опустил руку.

– Видишь, я даже ударить не могу… – шепотом произнес он.

– Ну и что? А то, что всю жизнь меня мордовал, – это как?

– Ты сама! Ты сама захотела быть рядом со мной!

– Я?! Если бы я знала твои истинные чувства, если бы я знала, что ты не человек, а робот…

– Что ты говоришь, что ты говоришь… – он схватился за голову. – Всю жизнь я старался, я был безупречен, я делал только добро…

– Путь в ад выстлан благими намерениями – знаешь?..

– Дура!

Эмма дернулась – и посмотрела на Андрея совершенно другими глазами. Да, словно пелена упала с них…

– Эмма, простите. Давайте договоримся так…

– Да пошел ты!

– Эмма, вы уволены, – официальным тоном произнес человек, за которого она до недавнего времени была готова отдать жизнь. Которого она считала святым.

Развернулась и пошла к своей машине. Уже садясь, обернулась и крикнула – почти весело:

– Это ты уволен!

…Она ехала по дороге с открытым окном. Ветер развевал ее волосы. Хотелось плакать и смеяться. «Нет, но какая же я дура, действительно… Уж в этом-то он точно прав!» И вдруг поняла, что ее любовь и была той самой занозой в ее груди, голубоватым осколком льда.

Эмме страстно захотелось выдернуть из себя эту занозу.

«Главное, сделать это вовремя. И жить, жить… Господи, как я хочу жить!»

Она к полудню выехала на оживленную трассу. Ей несколько раз бибикнули из проезжающих мимо автомобилей. Мужчины.

– Как интере-есно… – прошептала Эмма. – С чего бы это?

Она мельком глянула на свое отражение – женщина с румянцем на щеках, оживленно горящими глазами. Немного безумными даже. И бог весть что в них было больше – горя или радости.

«Я начну свое дело. Я больше не буду персональной помощницей. Я буду главной. Вот только выдерну эту занозу…»

Что касается Андрея, то он после разговора с Эммой окончательно вышел из себя. Едва его персональная помощница скрылась из виду, он сел в свое авто и дал по газам. Оставаться на том же месте и вступать с разговоры с сумасшедшей женой он был просто не в силах. Требовалось какое-то время, чтобы хоть немного прийти в себя!

Выехал на сельскую дорогу, сделал стремительный круг вокруг рощицы и, спускаясь в низину, вдруг со всего размаха въехал в гигантскую лужу.

Попытался сдвинуться с места – никак. Машина буксовала в грязи, разбрызгивая колесами черную густую жижу. Неподалеку важно шествовали гуси – Андрею показалось, что они с презрением посмотрели в его сторону.

– Будь все проклято! – в отчаянии закричал он, упал на руль и зарыдал.

Невольно нажал на гудок – и гуси с диким гоготом, распустив по траве крылья, побежали прочь.

Деревня, что поделать!

После разговора с Эммой Вика уснула – наверное, сказалась бессонная ночь, проведенная в лагере Мирона.

Открыла глаза, когда сад за окном пылал от закатного солнца.

Было жарко и как-то особенно тихо – обычно такое благостное умиротворение разливается в мире перед грозой.

Никого не было. Баба Зина, вероятно, не решилась ее будить и снова куда-то ушла, а Андрей…

Вика на всякий случай выглянула в окно – машины мужа нигде не было видно. Неужели послушался Эмму, решил отступиться от нее, от Вики? Вива Эмма! «А она неплохая женщина… Как это я раньше не замечала? Впрочем, раньше я ничего не замечала!»

Вика переоделась, умылась, расчесала волосы и выбежала из дома. Она знала, что теперь делать. Теперь, когда она чувствовала себя абсолютно свободной…

…В старой церкви было тихо, солнечные пятна бегали по стенам, заставляя оживать фрески – значительная их часть была отреставрирована. Яркие, четкие фигуры святых и праведников словно двигались, картины Страшного суда завораживали.

При появлении Вики под потолком заметались голуби, что-то зашуршало.

С замиранием сердца Вика подняла голову – и увидела Никиту. Тот стоял на лесах возле лика Божьей Матери. И странным образом этот лик вдруг напомнил Вике ее собственное лицо, не раз виденное в зеркале… Совпадение? Вольность реставратора, вздумавшего восславить свою Форнарину? Или ей показалось?

– Витаминка… ты здесь?! – сказал Никита, и кисточка выпала из его рук.

– Ага…

– Значит, ты вернулась?

– Как видишь. Я тебя искала.

– А я думал, что ты уехала, и отправился за Егором.

– Нашел его?

– Нет.

– Ну и бог с ним.

Они помолчали, глядя друг на друга: он – стоя на лесах, она – внизу.

– А что ты здесь делаешь? – Вика подняла кисточку. – Кажется, уже можно не притворяться… Вся деревня уже знает, что вы с Егором ищете здесь золото, а реставрация – только прикрытие!

Никита ничего не ответил. Спустился стремительно на веревке, прямо перед Викой, взял кисточку из ее рук.

– Курган с ханской дочерью действительно существует, – тихо произнес он. – Я стопудово в этом уверен.

– Тебе так нужно золото? – усмехнулась Вика.

Он ответил не сразу:

– До смерти хочется найти курган. Прикоснуться к тайне… Если хочешь знать, я с самого детства об этом мечтаю!

– Дурачок, – сказала Вика. – За семь веков от твоей царевны ничего не осталось. И вообще… – она вдруг вспомнила о кошке бабы Зины, удравшей в никуда перед своим последним часом. – Смерть – это не та тайна, которую надо разгадывать!

– Тайна Истории! – возразил Никита, и глаза его блеснули мальчишеским азартом. – Истории с большой буквы!

– Ага… – хмыкнула Вика. – Скоро эту Историю с большой буквы Мирон за границу вывезет!

Никита улыбнулся, сказал ликующим шепотом:

– Мирон не там ищет! Ханская дочь – там, на Юрьевской топи! И никто об этом не знает, кроме меня!

– Кроме тебя?

– Да! – внезапно выражение лица Никиты изменилось. – Или нет… Егор об этом тоже знает!

– Ты о чем? Ты думаешь – Егор, он… Никита!

Никита молчал. Потом вдруг сказал:

– Знаешь что, Витаминка… Ты права – не стоит беспокоить покой мертвых. Но Егор так не думает… Кажется, я знаю, где его искать.

– Где?

– На Юрьевской топи! Мне надо его остановить, Витаминка…

– Я с тобой! – Вика вцепилась в него.

– С ума сошла! Туда нельзя… Я местный, я все стежки-дорожки знаю, а ты… Это болото! Утонуть в два счета можно…

– Я буду идти за тобой след в след! – горячо зашептала Вика в ответ. – Ни шагу в сторону! И все будет хорошо!

Он усмехнулся. Потом произнес:

– «…и любим мы любовью раздробленной: и тихий шепот вербы над ручьем, и милой девы взор, на нас склоненный, и звездный блеск, и все красы вселенной, и ничего мы вместе не сольем…»

– Никита! Нечего мне зубы заговаривать! Я все равно пойду с тобой…

Планы пришлось поменять – пошел ливень.

К ночи он немного стих, превратившись в обычный дождь, и Вика с Никитой, в резиновых сапогах и плащах из полиэтилена, в которых обычно копаются в плохую погоду на огороде дачники, отправились в путь.

– Я и не знал, Витаминка, что ты такая упрямая! – с досадой воскликнул Никита, устав ее отговаривать. – Я бы сам с Егором разобрался…

– Я тоже хочу с ним разобраться! – возмутилась Вика. – Я не все ему сказала… Он так подло бросил нас тогда у Мирона!

Держа перед собой фонари, они вошли в черный влажный лес.

Здесь дождь гасился кронами деревьев, но все равно тяжелые капли со стуком падали на дождевики, было сыро, и туман стлался между деревьев.

– Ты не боишься? – шепотом спросил Никита, свободной рукой держа Вику за локоть.

– Ужасно боюсь! – с восторгом призналась она. – Ночью, в дождь, идти на болото… А как же Егор? Он ведь не местный!

– Егор – фартовый, ему всегда везет. Ему что болото, что пустыня… Мне кажется, его ничего не может остановить. Он как вездеход!

– Допрыгается!

– Вот Мирона следует опасаться…

– Ты же сам сказал – они не там ищут! – Вика споткнулась, ойкнула. Никита подхватил ее. Обнял, опустив на землю фонарь, в темноте нашел ее губы.

От волнения у Вики звенело в ушах.

– Я люблю тебя. Знаешь, как я тебя люблю? Я сам не знаю…

– «Мою любовь, широкую, как море, вместить не могут жизни берега!» – со смехом повторила она. – А Егор нас послушается, как ты думаешь?

– Нет. Но я скажу ему, что ошибся, что ханская дочь с ее золотом лежит в другом месте. Его нельзя убедить, его можно только обмануть… Господи, и какой я был дурак!

Они шептались, обнимая друг друга, целовались – и не могли остановиться.

– А что было бы, если бы я не осталась в деревне?

– Я дождался бы Егора, нашел бы его так или иначе… А потом бы отправился в Москву.

– Зачем?

– Не зачем, а за кем. За тобой.

– А если бы я не захотела снова уйти от мужа?

– Что, правда? – перепугался он.

– Шучу! Никита, какой ты доверчивый…

Они снова двинулись вперед. Долго шли по лесной тропинке, направление Никита угадывал каким-то чудом. Вика устала, было трудно дышать во влажном воздухе.

Одуряюще пахло чем-то сладким, немного тошнотворным.

– Чем это пахнет? Цветы? – принюхалась Вика.

– Да. Ночная фиалка. Другое название – любка двулистная. Невероятный для наших северных, считай, мест аромат. Обычно с такой силой благоухают только тропические растения… Поэтому ночную фиалку в народе всегда связывают с нечистой силой и колдовством…

Они вышли на широкую просеку. Ухнула какая-то птица – сова, наверное.

Вдруг впереди мелькнул огонек.

– Видишь? Это он!

Увязая в мягкой почве, они осторожно пошли в том направлении.

– Мы не утонем? Нас не затянет в трясину?

– Здесь – нет, – спокойно, даже как-то буднично ответил Никита. – А вот если дальше пойти…

За темными деревьями была поляна, и яркий огонь фонаря в первое мгновение ослепил Никиту с Викой.

А потом они увидели черный провал, и внизу, в ней, – силуэт человека, усердно копающего… Это был Егор. И, судя по размеру ямы, копал он довольно давно.

Никита с Викой подошли к краю ямы.

Егор дернулся назад, в первый момент тоже не узнав путников, потом снова схватился за лопату.

– Никитон… Кто там с тобой?

– Скотина! – не выдержав, закричала Вика. – Предатель! Трус! Бросил нас, даже не помог…

– А, Вика. Привет. – Егор методично продолжал копать. – Вы вовремя. Помогли бы, что ли… Я руки до кровавых мозолей стер.

– Егор, кургана здесь нет, – спокойно произнес Никита. – Пошли домой. Я ошибся…

– Ошибся? – Егор расхохотался и поднял чумазое, словно у негра, лицо, на котором при свете фонарей ярко блеснули белки глаз и зубы. – Ладно, на всех хватит!

– Ты о чем? – подозрительно спросила Вика.

– А это что, по-вашему? – Егор поднял нечто, напоминающее кувшин. – А внутри-то что, гляньте…

Но Никита с Викой не успели никуда «глянуть». Тишину словно разорвал гул моторов, потом внезапно, словно из ниоткуда, вспыхнули длинные лучи света…

Вике в первый момент показалось, что это инопланетяне приземлились на лесную поляну! Потом она увидела силуэты машин, знакомый профиль внутри одной из них (Мирон?!), медлительные движения громилы Николая, распахивающего дверцу перед хозяином, услышала голос доцента:

– Мирон! Вы полюбуйтесь – они уже начали вскрывать курган… И все делают не по правилам! Дилетанты! Археология – это, между прочим, наука…

Мелькание огней, шум моторов, голоса людей, изумление от того, что Егор умудрился что-то там откопать, ужас, вызванный появлением Мирона, – Вика стояла, словно столб, на краю ямы и просто наблюдала за происходящим.

– Она здесь… Ханская дочь похоронена здесь! – Она услышала за собой шепот Никиты. – Черт, я был прав!

– Никогда не вспоминай о черте, – машинально пробормотала Вика. – А не то он и в самом деле появится…

– Он уже появился! Вика… – Никита потянул ее за локоть, но было поздно. Набежали люди Мирона, окружили их, вытащили из ямы Егора, потом спустили с платформы мини-экскаватор, и тот при свете прожекторов принялся энергично разгребать землю.

Все происходило стремительно, словно при ускоренной съемке.

– Осторожней! Левее давай… И здесь тоже расширь! – кричал, размахивая руками, доцент, давая указания рабочему в экскаваторе. – Все, хватит, теперь только лопатами!

Черные силуэты, словно черви, усердно копались в яме, выбрасывая наверх землю.

Доцент, скользя, спустился вниз, поднял что-то. Потом ликующе завопил:

– Височные кольца, типичные украшения той поры, сложная ручная работа…

– Передайте мне, Петр Кириллович! – потребовал Мирон.

«Неужели она есть? Она – здесь? Ханская дочь! Это же легенда! Так не бывает…» – ошеломленно думала Вика, не в силах бежать куда-то, прятаться от Мирона. И Никита тоже не хотел никуда бежать, а Егор и подавно. Он, дрожа, рвался вперед, ближе к яме, а один из охранников пытался отогнать его.

– Не так! Это не так делается! – сердился ученый. – Надо аккуратно, слой за слоем, чтобы была видна вся картина…

– Петр Кириллович, теперь не мешайте нам! – весело закричал Мирон. – Вы свою работу сделали…

– Варвары! – прошептала Вика. Никита обнял ее. – Никита, ты этого хотел, да?

– Нет, – сказал он. – Не так и не этого…

– А чего?.. Вот она, твоя тайна! – с горечью пробормотала Вика. – Бедный мой, глупый…

Никита бросился вперед, к Мирону, но его оттолкнули, и он полетел на землю. Вика помогла ему подняться.

– Смотрите, молодые люди, смотрите… Только ближе не подходите. Какое зрелище! – громко закричал Мирон. – Приподнимается завеса тайны, которая, казалось, была скрыта на века!

Дождь припустил сильнее.

Внизу ямы блеснуло что-то, потом рабочие отступили, и Вика в свете прожекторов увидела скрюченную фигуру на дне, обтянутый темной кожей череп, какие-то длинные черные плети… Волосы! – догадалась она.

– Тела удивительно хорошо сохраняются в болотистых почвах, торфяниках! – быстро, на подъеме, голосом лектора вещал доцент. – Обратите внимание, как она хорошо сохранилась… Можно также вспомнить захоронение на Алтае – мумию так называемой алтайской царевны… И через две тысячи пятьсот лет на ее коже сохранились татуировки! Вообще торф – это частично разложившиеся растительные останки. В них образуются токсичные вещества, которые подавляют развитие бактерий.

– Золото! Золота сколько! – возбужденно заорал кто-то из рабочих.

Началась основная работа – вытаскивали золотые украшения, еще какие-то предметы…

– Ой, мама дорогая! – забился в истерике Егор. – И все это могло быть моим!

Вика повернула голову к Никите – он смотрел только на мумию ханской дочери, словно завороженный.

– Прости меня! – прошептал он вдруг с тоской. И обращался Никита при этом вовсе не к Вике.

– О, вот она, радость первооткрывателя! – тем временем бодро вещал Мирон. – Она дорогого стоит, молодые люди! Вы думаете, я жлоб, только за длинным рублем гоняюсь? Нет, нет и нет. Такие эмоции ни за какие деньги не купишь… Помогите-ка, братцы! – обратился он к своим подчиненным и принялся спускаться в яму.

Вика, повинуясь какому-то странному инстинкту, протянула руку вперед, ладонью в сторону мумии. Закрыла глаза. Такого она никогда еще не делала. Вернее, делала – когда Никита просил ее определить, не чувствует ли она что под землей. Но тогда под землей ничего не было, а сейчас… Неужели и мертвые несут в себе некую информацию?..

Красное и белое. Белое и черное. Изумрудная зелень и еще оранжевое, охристое… Краски смешались, а потом легли веером. И снова смешались.

Какая-то стена – лес, что ли, с островерхими кронами? Нет, это не лес, это конница идет, и всадники своими копьями достают до неба.

Странные, дикие лица. Странная одежда.

Вика попыталась разглядеть детали, но долго задержать на чем-то взгляд не получалось – иначе картинка смазывалась, цвета начинали расползаться.

А это кто там впереди, на вороном скакуне? Смуглое лицо, неподвижный взгляд, сжатые губы… Волосы черные, длинные, заплетены во множество кос, куча всякой мишуры – в волосах, одежде, лошадиной упряжи. Это женщина. Совсем юная. Какое странное лицо! Красивое и одновременно какое-то дикое, надменное, зверское. Может быть, древние люди не считали нужным скрывать свои чувства?

А это кто скачет ей навстречу? Тоже конница. А впереди, на сером в яблоках коне – мужчина, почти юноша. Светлые волосы, светлые глаза и столь же непривычное выражение лица…

Они как будто ненавидят друг друга, эти двое. Или…

Нет, это что-то другое. Любовь? Возможно.

Они бьют пятками в бока лошадей, эти двое, и скачут навстречу друг другу – все быстрей и быстрей.

Вика снова попыталась вглядеться, но изображение снова смазалось. А потом и вовсе исчезло.

Она открыла глаза и обнаружила, что Мирон склонился над мумией, тем самым загородив ее от Вики.

– Вот она, наша красавица! Время, можно сказать, пощадило ее… А ведь семь веков прошло с тех пор! А это что?.. Копье! Да она самая настоящая амазонка! – Он поднял копье. Древесина рассыпалась в прах, железный наконечник выпал из рук Мирона. – Ай… Оцарапался! – Он засмеялся, поднял вверх палец, и в свете прожекторов ало блеснула на нем кровь, стекающая к запястью. – Она на меня рассердилась, братцы!

Помощники Мирона угодливо засмеялись.

– Копье до сих пор острое, надо же! – Мирон достал из кармана платок, замотал палец, снова наклонился. – Сколько раз это было! Сколько раз я заглядывал в пустые глазницы… – Он вновь обернулся. – И заметьте, всегда в это время шел дождь. Всегда! Петр Кириллович, многоуважаемый, а это у нас тут что?

В яме рядом с Мироном закопошился ученый.

– Лошадь! Да, точно.

– Лошадь? Значит, нашу амазонку закопали вместе с ее боевым конем? Боже, как трогательно…

Мирон выкарабкался из ямы, держа в руках массивное ожерелье, до того лежавшее на груди мумии.

Вика снова протянула вперед ладонь. К ней.

…Они все ближе и ближе друг к другу. Лошади под ними храпят, раздувая ноздри.

Они кружатся на лошадях, не отрывая друг от друга глаз. Он и она. Две стихии. Еще мгновение – и их уже не разъединить.

Но внезапно стрела впивается ей в спину. И с противоположной стороны – в грудь. Она не отрывает глаз от мужчины, в ее диких глазах потихоньку начинает проступать ужас. И тоска. Это не страх смерти, это что-то другое…

Изображение вдруг снова исчезло.

Вика открыла глаза и увидела Егора – это он сейчас метнулся мимо нее. На них, на пленников, уже не обращали внимания – даже охрана была увлечена происходящим. И Егор, воспользовавшись свободой, подскочил вперед, выхватил из рук Мирона ожерелье.

– Коля!

– Ах ты, гаденыш! – Громила, охранник Мирона, бросился вперед, но поскользнулся.

– Коля, он уходит!

Громила, полулежа, выхватил пистолет.

– Нет! – прошептала Вика.

В этот момент вперед бросился Никита, толкнул громилу, не давая ему прицелиться в удирающего Егора.

Комья летящей из-под ног людей грязи. Ослепительный свет прожекторов. Стеклянные нити дождя. Крики.

Выстрел.

– Уходит! Уходит же!

– Етить твою мать…

Снова выстрел.

Вика смахнула с ресниц дождевые капли, проморгалась.

И увидела, что Никита лежит на земле. Его лицо спокойно и неподвижно, оно обращено к черному ночному небу. Сверху льют потоки воды, смывают струйки чего-то красного на груди Никиты – как раз там, где должно быть сердце.

Земля чавкала под ногами. Это была даже не земля, а кисель какой-то!

Егор мчался вперед не разбирая дороги, ветки кустов хлестали его по лицу. Сначала сзади еще были слышны крики, потом и они исчезли.

«Как будто стреляли? Может, меня ранили, а я и не чувствую? – Егор остановился, быстро ощупал себя. – Нет, я цел. Промахнулись!»

Он снова помчался вперед, ощущая приятную тяжесть в кармане.

Из-за туч внезапно вырвалась луна. Погони не было.

Егор снова остановился, вытащил ожерелье. В лунном свете блеснуло золото, какие-то камни.

– Индийские рубины, что ли? – попытался он определить. – Мама дорогая… а тяжелющее! – Он захохотал, представляя, сколько денег он сможет выручить за такую красоту. – Ну хоть что-то обломилось! Ладно, чего прибедняться – не на один год жизни хватит…

Егор сунул ожерелье в карман и огляделся, пытаясь понять, где он сейчас находится. Карты местности не было, посеял где-то, пока бежал. Но это ничего – по звездам можно определить направление.

Егор поднял голову, повернулся.

И внезапно его ноги провалились.

– Черт… – он был уже по пояс в болоте. Протянул руки, но руки ухватили пустоту. – Главное, не дергаться, да?

Но не дергаться он не мог. Потянулся – и вмиг почувствовал, как сдавило грудь. Болотная жижа холодила шею.

Паника охватила Егора, но он все еще верил, что спасется. Поверить в собственную смерть было невозможно! Тем более теперь, когда он сумел отхватить кусок добычи.

Егор откинул голову назад, попытался вытолкнуть себя, но вместо этого почувствовал, что уходит еще глубже.

Он заметался, задергался, закричал. Холодная жижа попала в рот. Он закашлялся, потом заставил себя задержать дыхание.

Он погружался все глубже, глубже – зажмурившись, не дыша.

Предпоследней его мыслью была та, что тела хорошо сохраняются в болоте. Егор уже не мог не дышать – кислорода в легких почти не осталось.

Жизни ему осталось – на один вдох.

И он вздохнул, пуская болото внутрь в себя. И уже в самую последнюю-распоследнюю секунду вспомнил о ночи на Ищеевом озере, о ночи на Ивана Купалу. Они гадали – вместе с Варькой, Никитоном, Викой…

Венок Никиты потонул, точно.

Значит, и Никите тоже не жить…

– Нет! – прошептала Вика и кинулась к нему, к Никите. – Никита, ты что? Никита!..

Но он ничего не ответил.

Из маленькой дырочки в груди, пузырясь, толчками вытекала кровь. Вика зажала ладонями рану на его груди.

Потом беспомощно оглянулась – громила Николай, матерясь, отряхивался неподалеку:

– Сбежал… Вот ворюга!

– Ладно, Коля, не переживай, тут и без этого ожерелья добра хватает, – ласково отозвался Мирон. – Петр Кириллович, как вы там?

– Я думаю, все. Мы закончили.

– Ну, раз закончили, значит, пора сворачиваться. Шнеллер, шнеллер, ребятки, поторапливайтесь! Надоели мне здешние места…

Никто не обращал внимания на Вику.

– Мирон! – закричала она. – Пожалуйста… Нужен доктор, хирург!

– А я при чем? – слегка обиделся тот. – Ваш Тристан, милочка, сам виноват! Вот и схлопотал случайную пулю… Такая судьба, значит. – И добавил назидательно: – А вам к супругу надо, к супругу. Нечего по лесам с кем ни попадя бегать…

Они все очень быстро погрузились обратно в машины, захватив из кургана то, что представляло особую ценность.

– Пожалуйста! – закричала Вика, зажимая пальцами рану на груди Никиты. Слезы текли у нее из глаз и смешивались на щеках с каплями дождя.

Мирон пожал плечами и сел в машину. Еще несколько минут – и процессия сдвинулась с места.

Окаменев, Вика смотрела ей вслед. Постепенно затих гул моторов, исчезли яркие огни. Она осталась одна, в лесу, рядом с раненым Никитой.

– Никита, миленький… Не умирай! – Она все еще зажимала пальцами рану на его груди. «Нет, надо что-то делать…» Вика закусила губу и привычным движением провела ладонью над Никитой.

Темно-багровая мешанина с синими прожилками. Синих прожилок все больше, больше, холодным огнем они заполняют грудь Никиты, сливаются вместе, превращаются в сизо-лиловый, затем – черный цвет, и этот черный цвет обволакивает сердце ледяным коконом. Пули не было – она, вероятно, прошла навылет…

Черный.

Смерть. Совсем близко.

Вика вдруг поняла, что Никиту не спас бы даже хирург. Даже самый лучший хирург. Ее дар сыграл над ней злую шутку – она отчетливо осознала, что Никита сейчас умрет. И все. Ее дар больше ни на что не годится… Она, Вика, может видеть, предсказывать, но ничего не может изменить, если смерть слишком близко.

Из-за рваных туч выплыла луна. Дождь почти прекратился.

«Как я люблю тебя… – горестно подумала она, глядя на белое, неподвижно-спокойное лицо Никиты. – Как я была счастлива с тобой!»

Она почему-то уже не могла представить свою жизнь без этого человека.

– Нет… – в ужасе произнесла она. – Нет!

Ей уже нечего было терять. Она положила ладони ему на грудь, и, подняв лицо к луне, всем своим существом потребовала – живи.

Живи. Живи. Живи.

От волнения Вику трясло, мышцы свело судорогой.

Живи.

Она водила ладонью над его пробитой грудью и пыталась соединить то, что было разорвано. Превратить черное – в красное. Смерть – в жизнь.

Живи!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Она вложила в этот приказ столько сил, что на миг потеряла сознание.

Очнулась, лежа на земле, рядом с Никитой. Он, все такой же бледный и неподвижный, едва дышал.

И тогда Вика решила, что ее дар на такие подвиги, как исцеление умирающих, не способен. Надо попробовать что-то другое… А вдруг! А вдруг она ошибается, и Никиту еще можно спасти, вовремя доставив в операционную!

– Никита, миленький, я сейчас…

Вика вскочила и побежала изо всех сил. Если сбегать в деревню, найти какой-нибудь транспорт, а потом отвезти Никиту в город…

Она бежала словно сумасшедшая, скользя и падая время от времени. Дорога была перепахана колесами Миронова транспорта.

Быстро начинался рассвет, словно играя в наперегонки с Викой…

Когда совсем рассвело, она оказалась возле конюшен.

Перелезла через ограду:

– Гасан! Гасан, ты где? Гасан!

Низенькое и длинное здание конефермы терялось в утреннем тумане. Она, Вика, выглядела чудовищно – в грязи с головы до ног, оцарапанная ветвями деревьев, в рваном платье.

Где-то неподалеку раздалось лошадиное ржание. Лошади! На лошади можно вывезти Никиту из леса…

Белая лошадь вышла из тумана, словно привидение, испуганно всхрапнула. За ней проступили силуэты других лошадей. Их было много, очень много… Но Вике была нужна только одна, самая смирная.

– Рогнеда! – с нежностью произнесла Вика. – Рогнеда, иди сюда, миленькая…

Лошадь испуганно переступила копытами. Потом попятилась.

– Рогнеда, трусиха! – рассердилась Вика. – Иди сюда, я сказала…

Вика беспомощно оглянулась, все еще надеясь найти Гасана, и в этот момент услышала какой-то звук. Звук приближающегося автомобиля.

Вика выбежала на дорогу. Туман постепенно рассеивался.

По дороге ехал автомобиль. Знакомый. Очень знакомый!

Когда Вика поняла, кто это едет, сердце ее бешено заколотилось от радости. Этот человек не может не помочь ей. Это хороший человек!

Вика бросилась вперед, чуть ли не под колеса автомобиля.

Он затормозил, и из него выскочил ее муж, Андрей.

– О господи… Вика!!! В таком виде…

Первые мгновения встречи с ним Вика и слова не могла произнести – так ее трясло.

– Ты поедешь со мной?

Она кивнула.

– Ну слава богу… Я искал тебя, потом, понимаешь, завяз… Жуткое место! А ты где была? И почему… – Он поморщился, оглядывая жену с головы до ног.

– Она боится меня, глупая! – наконец смогла произнести Вика.

– Кто?

– Рогнеда. Лошадь. Я пыталась поймать ее.

– А-а… – странным голосом произнес Андрей. – И… Позволь узнать, дорогая, зачем тебе понадобилась эта… кобыла?

– Это ужасно… – выдохнула Вика. – Ты не представляешь, какие они негодяи… А ты с их главарем еще чаи распивал! Он сволочь, самая настоящая… Бандит и негодяй! – с ненавистью выкрикнула Вика. – Они стреляли, прямо в живых людей стреляли, и Никита…

Она прижала ладони к горлу – рыдания внезапно накатили на нее. Она не могла думать о Никите без слез.

– Вика, дорогая, успокойся. Нам надо домой. – Андрей распахнул перед женой дверцу машины.

– Ты что – дурак?! – вне себя закричала Вика. – Я же тебе русским языком объясняю – Никита ранен! Его надо срочно отвезти в город!

В лице Андрея что-то дрогнуло.

– Дорогая, ты слишком добра к этому Никите… – пробормотал он, отводя взгляд.

– Он ранен! А машина – это гораздо лучше, чем лошадь! Поехали же за Никитой, господи… Чего ты стоишь?

– Куда?

– За Никитой, в лес! По просеке проедем, ничего, а там дотащим его на руках… Мы же вдвоем! – Вика потянула Андрея за рукав. – Садись в машину. Андрей!

– Ты спятила. Идиотка, – коротко произнес он. Потом схватился за голову: – Господи, за что мне все это?! Мне надоело барахтаться в здешней грязи! Какой еще лес? Кого я должен нести на руках? Ты что, всерьез думаешь, что я стану помогать твоему любовнику?! – взорвался он.

Вика молчала, широко открыв глаза.

– …У вас ведь было что-то с ним, да? Было? – Он встряхнул ее за плечи. – Было, я знаю!

– Дай ключи… Дай мне ключи от машины, – сквозь зубы пробормотала Вика. В ответ Андрей снова встряхнул ее.

– Если твой Никита ранен – пусть подыхает. Туда ему и дорога. А мы, дорогая, сейчас поедем в Москву. Герман Маркович тебя ждет не дождется… – он расхохотался. – Ну, что смотришь? Э, да что разоряюсь тут… – Он вдруг схватил Вику и принялся заталкивать ее в машину.

– Пусти! – закричала она. – Пусти! Я без Никиты никуда не поеду!

– Хочешь здесь остаться? Здесь? И что ты тут будешь делать? Лечить этих дегенератов? Вскрывать нарывы, вправлять вывихи, когда очередной алкаш свалится с этой… с водокачки, или этой, как ее там…

Вика упиралась изо всех сил.

– …Я понимаю, – выворачивая ей руки, пробормотал Андрей. – Я понимаю – здешняя жизнь показалась тебе экзотикой. Это так не похоже на Москву – ах-ах-ах! – пропел он издевательски. – Но очень скоро тебе надоест таскать воду из колодца, надоест смотреть на навоз… А зимой? Подумай, как скучно здесь зимой!

– Я тебя ненавижу, – сказала Вика. – Я от тебя все равно уйду… – Она изловчилась и укусила Андрея в плечо. – Я люблю Никиту. Я люблю его – слышишь, ты?

Андрей отскочил, потирая плечо.

– Ты его любишь? Этого авантюриста? Этого фигляра?

– Люблю.

– За что ты его любишь? – наливаясь краской, прошептал Андрей. – Чем он лучше меня? Чем?

– Я с ним живая. Настоящая. Я… я счастлива. А с тобой… А с тобой я мертвая, – отчетливо произнесла она. – Да! Все это время… рядом с тобой… я сходила с ума. Я умирала!

– Ты действительно сумасшедшая… Я столько для тебя сделал! Я – хороший человек. Хо-ро-ший, ты слышишь?.. А он…

Вика молчала, с ненавистью глядя на мужа. Она словно в первый раз увидела его. Увидела настоящим.

– Ну что ты смотришь! Сама подумай, что вас ждет в будущем, если он выживет, хе-хе… Да он тебя бросит! У таких, как твой Никита, нет чувства долга. Несколько недель эйфории, а потом… Вика, а вот на меня можно положиться. Я человек твердых принципов. Вспомни своего отца… Он сам тебе сказал, что лучшего мужа, чем я, тебе не найти!

– Отец ошибался.

– Ты… ты так говоришь о своем отце? – изумился Андрей. – О человеке, которого считала святым? Вика!

– Он был обычным человеком. И он тоже ошибался. Я его любила и люблю… отца то есть… Но я не должна была его слушать!

– Та-ак… Ладно. Забудем про отца. Теперь снова о Никите – и что же вы с ним собираетесь делать? Жить здесь? Ты хотела здесь остаться?

– Не здесь, а с ним. С ним. А где… какая разница! Ты дашь мне ключи от машины? – спокойно спросила она. «Никиты, наверное, уже нет… Надо было остаться с ним. Умереть – рядышком…»

– Не дам, – грубо ответил Андрей.

– Ты плохой человек, – печально произнесла Вика. – Очень плохой. Ты лицемер. Ты даже сам перед собой лицемеришь. Ты не любил меня. Ты не сделал счастливой ни меня, ни Эмму… Пропади ты пропадом, – устало закончила она и пошла прочь.

Обошла конюшню и побрела по лугу.

Она вдруг осознала, что никуда не надо торопиться. Никита умер. Когда она водила над ним ладонями, то чувствовала, что жизни ему осталось совсем немного. Совсем-совсем…

– Надо было остаться с ним. Надо было остаться с ним. Надо было остаться с ним… – бормотала она без всякого выражения.

– Неблагодарная тварь… Дура. Сумасшедшая! – В приступе ярости Андрей стукнул кулаком по капоту и завизжал: – Он все равно подохнет, твой любовник! А ты… ты еще приползешь ко мне на коленях. Вика!

Только сейчас он осознал, насколько ненавидит свою жену. В ее последних словах было нечто такое, что доводило его самого до безумия.

Та правда, в которой он никогда не мог признаться себе. Да, он женился на Вике ради ее всемогущего папаши. Да, он бросил Эмму, хотя всем сердцем любил ее – единственную женщину, которую он действительно любил. Да, он позволил уничтожить своего компаньона Черткова, хотя мог не допустить этого. И еще много чего по мелочам… Но формально никто не мог к нему придраться, никто не мог обвинить его в корысти! А для чего такая дьявольская, изощренная, извращенная логика? А для того, чтобы чувствовать себя хорошим человеком. Чтобы все вокруг восхищались и твердили, что он последний рыцарь на земле! Чтобы делали за него черную работу!

…Багажник от удара открылся, и Андрей увидел футляр с саксофоном. И саксофон-то был куплен лишь как имиджевый инструмент! А вовсе не потому, что Андрей мечтал научиться играть на нем!

Он снова посмотрел вперед. Вика, жена, была уже довольно далеко. Медленно шла она по лугу, опустив руки, а трава на лугу блестела бриллиантовым блеском от росы.

И у Андрея моментально родился в голове план – как уничтожить ее, Вику. Причем уничтожить так, чтобы никто не смог подумать на него. Растоптать – в самом прямом, буквальном смысле этого слова!

Он побежал вдоль длинных сколоченных бревен, служивших оградой. Там, в загоне, толпились лошади – они всхрапывали, косясь на бегущего мимо них человека, трясли головами. От их запаха Андрея тошнило. Отвратительные существа! Трусливые и глупые!

Со стороны луга были ворота из тех же бревен, связанные проволокой. Андрей быстро развязал ее, распахнул ворота и помчался назад, чувствуя, как между лопаток по спине текут струйки пота. Быстрей, быстрей…

Схватил саксофон и танцующей походкой, осторожно, стал подходить к табуну уже со стороны загона.

Они заметили его, потихоньку стали выходить на луг. Какой-то черный конь заржал, поднялся на задних ногах, молотя передними копытами по воздуху, встряхнул головой, и его всклокоченная грива на миг картинно замерла на фоне голубого неба…

Андрей вдохнул в грудь побольше воздуха, поднес саксофон к губам. И дунул изо всех сил.

Резкий, визжащий, пронзительный звук. Нестерпимо пронзительный!

Лошади вздрогнули и, словно подхваченные ураганом, обезумев, понеслись прочь, на луг – стремительной лавиной.

Андрей почувствовал, как под ногами дрожит земля – в самом буквальном смысле. И, улыбнувшись, пошел к своей машине.

«Это не я. Я хороший, я не мог. Это они!»

Роса высыхала на глазах – раннюю утреннюю прохладу уже стремительно сменял летний зной, тревожный и одуряющий. Вика остановилась.

С обеих сторон заросшего разнотравьем луга темными стенами стоял лес, но он совсем не манил – наверняка там, среди деревьев, тоже было жарко. Не так жарко, конечно, как здесь, на солнцепеке… Но идти туда, в парниковый, душный, полный наглой мошкары сумрак, совсем не хотелось.

Уж лучше здесь.

Уж лучше стоять здесь, посреди луга и смотреть вдаль. Потому что дрожащий от жара воздух и хаотичный полет шмелей над цветами гипнотизировали, лишали чувства остроты, дарили обморочное забытье. «Как мне жить теперь? Что делать? Боже, боже…»

Гулко застучала кровь в висках.

Нет, это не кровь…

Вика моментально обернулась – и увидела картину, которая долгие годы преследовала ее во сне.

На нее мчался табун обезумевших лошадей.

Она метнулась вправо. Потом влево. И отчетливо осознала – она не успеет убежать, спрятаться. Через пару мгновений табун настигнет ее. И на изумрудной траве будут блестеть алые капельки крови – ее, Вики.

Вика закрыла глаза. И тут же открыла. Лошади были совсем близко. Высоко вздымались копыта, летели по воздуху гривы, бликовало солнце в их обезумевших глазах…

А на черном скакуне впереди («Ветер!» – машинально, некстати, вспомнила Вика) сидел кто-то. Женщина? Черные длинные волосы, заплетенные во множество кос, украшения из золотых монеток. Смуглое лицо, красивое и дикое, даже зверское какое-то…

– И-и-и-и!..

Табун уже был готов растоптать Вику, но в последний момент чьи-то сильные руки подхватили ее, перекинули одним неуловимым движением через спину Ветра. Вика словно оказалась в середине урагана, где царило относительное спокойствие. И ее несло, несло вперед, а от гула и хриплого, угрожающего дыхания лошадей заложило уши.

На траве лежала женщина, упавшая с лошади. Из ее тела торчали стрелы. Стреляли и свои и чужие. А в глазах медленно гасла тоска – она не получила того, что хотела. Никому не нужна была ее любовь, ее страсть…

К ее телу склонился он, тот, единственный. Его губы шептали ее имя.

А по обе стороны стояли войска. И с той и с другой стороны жаждали войны. Битвы. Крови. Женщина с черными косами стояла между ними, она мешала. И в то же время она была поводом. Ее отец – старик с узкими глазами, лицом степняка, неподвижно сидел на коне и смотрел на дочь. Он как будто не верил в ее смерть. А потом войска с глухим ревом начали сходиться.

…Вика очнулась. Открыла глаза и обнаружила, что лежит на траве. Подняла голову – неподалеку вполне мирно паслись лошади.

«Что это было?» Вика потерла лоб, села.

Ее рассудок отказывался верить в произошедшее. «Мне показалось. Это была галлюцинация! Призраков не существует!»

Вика представила, как она рассказывает об этом Герману Марковичу, лежа на кушетке и таращась в потолок с трещинкой… Ах, Герман Маркович, я была чудесным образом спасена ханской дочерью Алтынай, которая жила семь веков назад!..

«Мне показалось. А табун? Ну, допустим, табун был. Лошади вот-вот были готовы растоптать меня, но я каким-то чудом умудрилась уцепиться за шею Ветра, и он меня вынес… Конечно, чудесам вольтижировки меня никто не обучал, но в экстремальных ситуациях человек способен на многое!»

Рядом остановилась Рогнеда и тихо всхрапнула.

Вика уже ничего не боялась. Она была свободна. Ото всего. От всех. Навсегда и окончательно.

– Рогнеда, иди сюда, девочка… – Вика подошла к лошади – спокойно, уверенно. Рогнеда тряхнула гривой. – Надо перевезти Никиту в деревню. Тело Никиты… – зачем-то добавила Вика.

Не с первой, не со второй и даже не с третьей попытки ей удалось сесть на лошадь. Но все-таки села, взгромоздилась на Рогнеду, словно мешок с сеном. Ударила пятками в бока.

– Вперед.

На поляне все было по-прежнему. Чуть в стороне лежал Никита (пока не надо смотреть туда, а то кончатся силы, она ослабеет от слез!), в центре – огромная яма. Разоренный Мироном курган. Вика заглянула вниз – мумия царевны лежала на месте, скаля двумя рядами зубов.

– Привет, Алтынай, – то ли в шутку, то ли всерьез сказала Вика. А затем взяла лопату, оставшуюся еще от Егора, и принялась забрасывать кости рыхлой землей. – Ты помогла мне, а я помогу тебе.

«Смерть – это тайна. Никто не должен знать. Ты не хотела, чтобы тебя нашли, ну, тебя и не найдут больше!»

Вика забрасывала яму землей. Работа была непосильной, и вряд ли слабая женщина справилась бы с ней, но Вика к идеалу и не стремилась – так, лишь бы сторонний наблюдатель ничего не заметил.

Внезапно рыхлая жирная земля дрогнула под ее ногами. Вика взвизгнула и отскочила назад. Очень вовремя – громадный пласт земли съехал вниз, в одну секунду завершив ее работу.

Некоторое время Вика растерянно таращилась в то место, где только что была яма. Затем пожала плечами и отбросила лопату.

Теперь второе дело. «Господи, дай мне сил!»

Вика решительно подошла к Никите и подхватила его за подмышки. Ей надо было перекинуть тело на Рогнеду.

Никита едва слышно застонал. Вике показалось, что теперь-то она точно спятила… Она осторожно опустила Никиту на землю. И в первый раз прямо посмотрела ему в лицо. Оно было бледным, с легким розовым румянцем на скулах. Румянцем?! У мертвых не бывает румянца!..

Он приоткрыл глаза и едва слышно прошептал:

– Ты…

– Я! – Вика осторожно обняла его. – Миленький, хороший… А я думала, ты умер!

– Не дождетесь! – Он пошевелил указательным пальцем. Никита умудрялся шутить даже в таком состоянии, а это было очень хорошим знаком. – Тихо, тихо… ты меня задушишь…

– Ты жив! – с все возрастающим восторгом произнесла она. Поцеловала его, потом заплакала. Провела ладонью над его грудью, над тем местом, где была рана, – запекшаяся кровь уже превратилась в корку. Вот след от пули, вот разорванные ткани… Но никаких смертельных повреждений. Пульсируют напряженно-багровые края разрывов, но ни одного оттенка черного! Может быть, тогда, ночью, она сумела остановить его смерть? И у нее есть дар, такой дар, который способен исцелять?..

– Ну все, все… не плачь. Не такой уж я неженка, чтоб так запросто коньки отбросить…

– Я вспомнила про гадание… Тогда, на Ивана Купалу. – Вика помогла Никите встать. Тот едва держался на ногах. – Помнишь?

Никита тихо засмеялся, потом закашлялся:

– Витаминка… Только старые бабки во всю эту ерунду верят.

– Я тоже в это не верю. Рогнеда, стой! Но… но у меня такое ощущение, что во всем произошедшем был какой-то смысл… Да, с самого начала. С того момента, как я врезалась в столб!

Никите удалось вскарабкаться на Рогнеду, и он теперь сидел, обхватив шею лошади и лежа на ней щекой…

– Ну конечно… смысл был… – пробормотал Никита. – А как иначе мы с тобой бы встретились?

Вика хлопнула Рогнеду по крупу, и та сдвинулась с места, пошла, осторожно переступая ногами. Оглушительно пели птицы в деревьях, и так же оглушительно пахло болотными цветами.

– Как хорошо, что ты никуда не уехала… – бормотал Никита, закрыв глаза. – Без тебя я умер бы.

– Правда?

– Правда. Ты моя жизнь, Витаминка…

Вика смахнула слезы с лица.

– Ты тоже моя жизнь. Я тебя так люблю, так люблю… прямо не знаю как! – уже отчаянно рыдая, призналась она.

– Мою любовь… широкую… как море… вместить не могут… жизни берега?.. Да?

…Они оказались на дороге, подсохшей после ночного дождя. Вика уже едва передвигала босыми, разбитыми в кровь ногами. Рогнеда продолжала осторожно нести на себе Никиту.

Сзади раздалось тарахтение. Вика оглянулась и увидела сквозь клубы пыли старенький «Москвич». Он затормозил, и из него выскочил Митяй.

– Это… починил я его все-таки, едрить твою в корень! – похлопал Митяй по капоту. Потом сглотнул, глядя на распластанного на лошади Никиту. Потом перевел взгляд на Викины ноги. – Ну, куда едем?

– В город, – сказала Вика. – Никиту ранили.

– А ты чего ж? – опять сглотнул Митяй.

– А я не доктор. У меня ни инструментов, ни опыта… Помогла Никите чем смогла, а дальше уж пусть специалисты разбираются! – с досадой произнесла Вика. – Помоги-ка его снять с лошади… Рогнеда, а ты домой иди… Ну, пошла, пошла, милая! Дойдет она сама, Митяй, как ты думаешь?

– Куда денется… Она ж не дура!

На этой оптимистической ноте историю можно закончить. А можно попробовать заглянуть в будущее – так, мельком, чтобы понять, кто с чем остался. Или кто с кем, где, опять же. Итак…