"Юрий Тынянов. Пушкин. Юность. Часть 3." - читать интересную книгу автора

с постели, чтобы записать стих - о лени.
Каждое утро, подбирая оглодки гусиных перьев, Фома удивлялся:
- Опять гуси прилетели.
Мудрец жил, наслаждался и умирал с одинаковой легкостью, почти
безразличием; он играл на простой свирели, или цевнице, по поводу которой
поднялся у Александра с Кюхлей спор: что такое цевница? Поспорив, они с
удивлением заметили, что никто из них хорошенько не мог себе представить,
какой вид имеет цевница. Кюхля наотрез отказался считать ее простой
пастушеской дудкой.
Мудрец любил; его любовь и томление кончались смертью, легкой и ничем
не отличавшейся от сна.
Когда он встретил в зале приехавшую к брату молоденькую, очень
затянутую, очень стройную Бакунину, он понял, что влюблен.
Это было вовсе не похоже на то, что он испытывал, гоняясь за горничной
Наташей или смотря на оперу, в которой пела надтреснутым голоском другая
Наталья (которую он никогда не называл Наташей). Это была очень сильная
любовь, но только издали. Горничную Наташу; он так и назвал в стихах:
Наташа, а Наталью - Натальей. Бакунину же он назвал Эвелиной, как
прекрасную любовницу Парни звали Элеонорой. Эвелине можно было писать
только элегии.
Потребность видеть ее стала у него привычкой - хоть не ее, хоть край
платья, которое мелькнуло из-за деревьев. Раз он увидел ее в черном
платье, она шла мимо лицея, с кем-то разговаривая. Он был счастлив три
минуты - пока она не завернула за угол. Черное платье очень шло ей. Ночью
он долго не ложился, глядя на деревья, из-за которых она показалась. Он
написал стихи о смерти, которая присела у его порога, - в черном платье.
Он прочел их и сам испугался этой тоски - он знал, что это воображаемая
тоска и воображаемая смерть, - от этого стихи были еще печальнее. Он
удивился бы, если бы обнаружил, что хочет ее только видеть, а не говорить
с нею. Что бы он сказал ей? И чем дальше шло время, тем встреча
становилась все более невозможной и даже ненужной. Он по ночам томился и
вздыхал.
Однажды, вздохнув, он остановился. За стеною он
услышал точно такой же вздох. Пущин не спал.
Александр заговорил с ним. Жанно неохотно признался, что вот уже две
недели как влюблен и это мешает ему спать. Через две минуты Александр
узнал с удивлением, что он влюблен в ту же Эвелину, то есть Екатерину, в
Бакунину.
Странное дело, он не рассердился и не подумал ревновать. С
любопытством он слушал Жанно, который жаловался на то, что Бакунина редко
показывается. Назавтра Пущин, весь красный, сунул ему листок и потребовал
прочесть. Александр прочел листок. Это было послание, довольно легкое по
стиху. В послании говорилось о том, что стихи впервые написаны по приказу
- приказу прекрасной. Стихи были, конечно, не Кюхли: Кюхля писал только о
дружбе и об осенней буре; и не Дельвига, который теперь называл себя в
стихах стариком, старцем, Нестором. Пущин настаивал на том, что это был
Илличевский, длинный, как верста. Пущина огорчали первые строки: написано
по приказу - значит, они встречались?
Александр с удовольствием на него поглядел. Все трое полюбили одну, и
при этом одновременно. Это было удивительно. Илличевскому он ничего не