"Ю.Н.Тынянов. Пушкин. Детство. (1 часть)" - читать интересную книгу автора

сахару в доме нет, и в лавочку задолжали. Все лежало на ней одной, Сергею
Львовичу только бы юркнуть из дому. А Надеждины порядки ей не нравились, и
она не доверяла ее уменью устроить жизнь. Марья Алексеевна не раз
подмечала в дочери не свои черты; она и лицом пошла в отца, в арапа; и
ладони у нее темные, желтые. И какой-то нездешний, не липецкий холод:
равнодушие и леность, по целым дням ходит в затрапезе, кусает ногти, а
потом - вдруг, как муха укусит, все вверх дном. Мебели переставлять, людей
учить, картины вешать, тарелки бить.
А Липецк как стоял, так, говорят, и стоит.
- Аришка, на кухню сбегай! Николашка поросенка зажарил ли? Шампань-то
в лед, дура!



4

Первыми приехали свои, Пушкины. Прибыли сестрица Лизанька с мужем да
сестрица Аннет. Марья Алексеевна их не любила и не могла долго усидеть,
когда сестры болтали. Лизанька была пуста, по ее мнению. Выбрала мужа
много моложе себя; Марья Алексеевна делала невольное сравнение между
Сонцевым и Сергеем Львовичем, и Сонцев оказывался лучше. Он был толстоват,
добрее и спокойнее, чем их майор, - не бегает со двора. Не франтоват, да
мил - ходит завитой, как барашек. Действительно, Матвей Михайлович Сонцев
был завит по последней
[10]
моде - а-ля Каракалла. Аннету же, Анну Львовну, Марья Алексеевна не любила
за фальшь. Анне Львовне было уже тридцать лет (далеко за тридцать -
говорила Марья Алексеевна), а она все еще ждала женихов, прихорашивалась и
говорила томно, нараспев. К Сергею Львовичу она относилась восторженно,
заботилась о его бледности и умоляла беречь себя. Надежде же Осиповне
возила сувениры, по мнению Марьи Алексеевны, безделки и ничего боле.
Перышки и пряжечки.
В последнее время Анна Львовна как будто дождалась: недавно Сергей
Львович сообщил, что Иван Иванович Дмитриев, человек на виду,
петербургский поэт и действительный статский советник, сватался к Анне
Львовне. Марья Алексеевна поздравила, но втайне не поверила. Когда бывали
сестры, она часто выходила по хозяйству, а на деле для того, чтобы
перевести дух.
- Вздоры, - говорила она негромко и возвращалась.
Василий Львович с женою приехали в отличной, лакированной, звонкой,
как колокол, коляске. И Марья Алексеевна оживилась. Она любила эту пару.
Василий Львович, быстрый в движениях, всегда готовый к разговору и
веселости - эфемер, - явился на этот раз во всем великолепии: прическа
а-ля Дюрок и, несмотря на суровое время, довольно толстое жабо. Впрочем,
это свое жабо он скрывал под плащом. Кстати, плащ скрывал и фигуру -
Василий Львович очень знал, что он кособрюх и тонконог. А рядом сидела
женщина, которою он тщеславился более, чем своим титлом поэта, своею
родословною, коляскою, - неотразимое существо, его жена Капитолина
Михайловна. Они ехали, вызывая всеобщее внимание.
Чувствуя его, Василий Львович до самого конца Басманной имел