"Нгуен Минь Тяу. След солдата " - читать интересную книгу автора

никаких ассоциаций. Тучи коричневого и густо-черного пепла напоминали
гонимые ураганом грозовые облака. Самолеты, один за другим построившись
ровной лесенкой, улетели в сторону моря, прочертив по небу светлые дорожки
кривых и прямых линий, вроде тех, которыми мы занимались в школе. Потом эти
искрящиеся на солнце линии долго преследовали меня. Они казались стальными
тросами, которые протянулись через все небо, опутав его беспощадной сетью.
Казалось, моя одежда, учебники, тетради и я сам исполосованы ими.
В классе мы не могли поднять глаз друг на друга. Нас распирало от
злости, все кругом сразу опостылело. Я хорошо помню тот день. Это был
понедельник. Как всегда в первый день недели, вся школа выстроилась во дворе
на линейку. Директриса обычно отдавала предпочтение девочкам и только их
вызывала поднимать флаг, но на этот раз она дала им отставку и вызвала к
флагштоку парня, причем самого высокого и сильного из нас. Мы, двести
школяров, пели гимн, стоя по стойке "смирно" на плотно утрамбованном дворе,
посреди которого возвышалась статуя Лы Ты Чаунга{10}, а вокруг кумачом
горели цветы. Гимн уже кончился, а мы, продолжая стоять молча, не могли
отвести глаз от флага, развевавшегося на мачте. Никого не тянуло, как
раньше, поскорее разбежаться по классам. Это была моя последняя школьная
линейка. Я подговорил троих своих закадычных друзей, и однажды ночью мы
взяли сампан и поплыли на песчаный остров на середине реки. Помогая друг
другу, мы забрались на самую высокую, залитую лунным светом дюну и,
вытряхнув на песок содержимое своих портфелей, стали сжигать книги и
тетради. Мы с болью смотрели на огонь, пожирающий наши учебники. Один из нас
тайком вытер слезы рукавом. Вместе с учебниками в огонь полетел и мой
дневник, который я вел все школьные годы. Это было своего рода прощание с
детством...
Мы четверо считались лучшими учениками нашего десятого "А", и у каждого
из нас был свой любимый предмет. Я вовсе не хочу перед тобой хвастаться, но
тогда я уже года два сочинял стихи, и многие ребята переписывали их и
заучивали наизусть. Разумеется, все это была ерунда. Пожалуй, самое лучшее
стихотворение я написал именно после той ночи; его даже напечатали во
взрослом литературном журнале. Оно начиналось так: "Молча смотрели на пепел
сожженных учебников..." А утром мы вчетвером, мокрые и грязные, явились в
уездный военкомат. Однако в армию взяли только одного из нас. Я оказался
среди тех, кому не повезло - не вышел возрастом. Отказ только еще больше
разозлил нас. Тайком собрав кое-какие вещи, мы удрали из дому. Мы не знали,
куда подадимся, но хорошо понимали: началась война, и страна нуждается в
нас. Нельзя сказать, чтобы всюду, где бы мы потом ни появились, нас
встречали с распростертыми объятиями и верили нашим объяснениям. С чем
только не пришлось нам столкнуться на первых порах! Какими по-детски
наивными мы оказались! Годы учебы подарили нам веру в прекрасные идеалы, но
при столкновении с реальной жизнью она оказалась книжной и недолговечной,
как мыльный пузырь. Немало пришлось испытать, пока мы не обрели твердые и
прочные жизненные убеждения. Мы трое не расставались друг с другом: вместе
мостили дороги, спасали людей, тушили зернохранилища, обезвреживали бомбы
замедленного действия, ухаживали за скотом, преподавали в вечерней школе.
Один из нашей тройки погиб под бомбежкой. Несколько раз я чудом оставался в
живых, а однажды, когда тушили зернохранилище, меня ранило... Я любил
поспорить с друзьями, писал стихи, вел дневник, влюблялся в девушек,
знакомился с самыми разными людьми. Многим из них я пришелся не по вкусу.