"Антон Твердов. Нет жизни никакой " - читать интересную книгу автора

пули веером рассеялись по торговому залу, с одинаковой резвостью разрезая
человеческие тела и замкнутый четырехугольник мертвого пространства.
Тело Турусова вдруг потеряло вес и воспарило под увитый гирляндами
потолок, откуда прекрасно было видно все, что происходит в помещении. Степан
Михайлович сначала отчаянно бил всеми данными ему богом конечностями по
воздуху, но потом затих, ощутив вдруг неслыханную вещь. Как выяснилось, он
не просто видел все происходящее, но еще и мог понимать мысли мечущихся по
торговому залу людей - как читают бегущую строку в низу телеэкрана, и не
только мысли, а даже прошлое этих людей и будущее. Это было так странно и
захватывающе, что Степан Михайлович забыл о том, что парит под потолком. Не
поворачивая головы, он мог видеть любой закоулок огромного магазина - вот
тот самый страшный тип в кожаном пальто размахивает автоматом, как
крестьянин косой, брызгая вокруг невидимыми, но смертельно опасными пулями.
Вот какой-то низенький толстый человек... Овощевод Афинский - прочитал
Степан Михайлович бегущую строку, - овощевод Афинский, пригибаясь, бежит к
выходу. Упал, не добежал.
Удивляясь, новым ощущениям, Степан Михайлович видел, как овощевод
Афинский, покупавший маринованные болгарские огурчики, получил пулю в мякоть
левой ноги и упал к подножию стенда, прикрывая голову кожаным портфелем и
крича не столько от боли, сколько от страха, что его рана смертельна.
Откричавшись, Афинский посинел лицом и застучал зубами - и в такт костяному
стуку снова затарахтели автоматные очереди. Овощевод Афинский в этот раз
остался жив - исключительно потому, что притворился погибшим.
Видел Степан Михайлович и как литературному работнику Пупис вспороло
живот, и оттуда вперемешку с искрошенными кишками посыпались силлогизмы и
апперцепции. Теряя сознание, Пупис с тоской подумал о том, что так и не
удосужился узнать значения этих терминов.
...И как оператор сотовой связи Курнос, который в будние дни носил на
поясе шесть мобильников, а по выходным пятнадцать, упав на пол с двумя
пулями в животе, высокопарно подумал про себя, что уходит в Валхаллу, а на
самом деле оказался в травматическом пункте, а потом на операционном столе
районной больницы, где ему по ошибке ампутировали левую руку и на ее место -
опять же по ошибке - присобачили правую ногу, которую отрезали у
предпринимателя Ртищенко, оказавшегося в тот страшный момент в супермаркете,
но не убитого и не раненного, а только поцарапанного осколками кафеля.
...И как поэт Степан Столичный, являвшийся и вправду человеком
столичным, проживая в Москве и в Саратов приехав на праздник к
родственникам, стоял столбом возле одной из касс. Столичный, в свое время
написавший тексты к трем песням Маши Распутиной и к двум песням Олега
Газманова, находился в полнейшей творческой прострации, то есть не обращал
никакого внимания на происходящее, так как мысленно работал над текстом
песни, предназначенной Филиппу Киркорову, и мучился, подбирая рифму к слову
"мезальянс". Он рассеянно посмотрел по сторонам, увидел и прочитал
намалеванное губной помадой на пластике стены "Жора - пидарас" - и его
осенило. Но в следующее мгновение грянула новая автоматная очередь, и жизнь
поэта оборвалась, как и полагается - трагично.
А вот выходца из семьи долгожителей студента филологического факультета
СГУ Мишеньку Лоховских автоматный огонь не задел, но, потрясенный окружающим
кошма-Ром, он впал в истерику, а потом в кому, где и находился все
последующие сто два года своей жизни...