"Виктор Тюрин. Когда нельзя отступить" - читать интересную книгу автора

переливающегося светового потока. Какую-то долю секунды колебался, потом,
ступив на него, почувствовал, как движусь вниз, к земле, а еще через секунду
ощутил, что стою на упругом покрытии. Уже идя в потоке пассажиров к мягко
подсвеченному куполу, я попытался понять, что чувствую, идя по земле чужого
мира, но кроме волны детского восторга, захлестнувшей меня при виде
изящества и красоты окружающей меня, так ничего и не ощутил. Придя в себя, я
с нескрываемым любопытством, стал наблюдать за всем происходящим вокруг
меня. Тот минимум знаний, вложенный в меня, ничего не говорил о гигантских,
регулярно вспыхивающих у меня под ногами, знаках, ни о странных автоматах,
светящихся и перели-вающихся, как рождественские елки. Люди время от времени
подходили к ним, что-то брали и шли дальше.
"Даже не знаю, что это такое. Питекантроп несчастный".
Неожиданно охватившее меня чувство растерянности и одиночества,
заставило почувство-вать себя изгоем среди этого великолепия, после чего
последовала защитная реакция, в ви-де легкой вспышки злости на свою
беспомощность. Для меня она сейчас была, чем-то вроде игл ежа, выставленных
в защиту. Вспыхнув, она исчезла, не получив поддержки, но после нее остался
след, который я отнес к чувству жалости, но не по отношению к себе, как
личности, а как к представителю человечества.
"Что, майор? Не успел осмотреться, а уже жалеешь, что ты землянин? Не
рановато ли?".
Мне нужно было сейчас одно: остаться одному, чтобы прийти в себя и
унять сумбур в мыслях. Оглядевшись в поисках выхода, невольно скользнул по
лицам проходящих мимо меня людей. И только тут заметил в их глазах чуть
прикрытое любопытство. До этого я был слишком занят собой, своими эмоциями и
впечатлениями. Любопытство террян снова разожгло во мне злость. Чтобы
отвлечься, я сделал попытку разобраться в значении светя-щихся гигантских
букв, пробегающих по невидимым в полумраке стенам, но опять ничего не понял.
Попытка разобраться со светящимися знаками на полу, также провалилась.
Мысль, обратиться за помощью к террянам, в корне обрубило мое взыгравшее
самолюбие. Особенно сейчас мне не хотелось выглядеть в их глазах "тупым
чужаком". Чтобы не дать окончательно разгореться злости я просто наугад
влился в один из потоков аборигенов, протекавших мимо меня в различных
направлениях, в надежде, что тот выведет меня из здания вокзала, наружу. Но
вместо этого я оказался в другом зале, перед десятком эскалаторов, самых
различных цветов и оттенков. Не раздумывая ни секунды, ступил на ближайший
из них, ярко - оранжевый, и тут же был поднят наверх. Не успев ничего
осознать, как почувствовал легкий шорох открываемых дверей, а затем лицу
скользнул легкий ветерок. Сделал шаг, потом другой. Снова раздался шорох, но
теперь уже за моей спиной. Через се-кунду я понял, что оказался стоящим на
широкой смотровой площадке. Подставив свое разгоряченное лицо свежему,
легкому ветерку, несущему с собой легкий аромат цветов, я стал смотреть на
открывшуюся моим глазам панораму ночного города. Только сейчас, ос-тавшись
один, я смог признаться самому себе, что не был готов к такому чуду, как
чужой мир, не ожидал, что великолепие окажется чужим и давящим на мое
сознание настолько, что временами я был готов признать свое ничтожество.
Взглянул вверх. Над головою раскинулось черное покрывало. Где-то в глубине
него был мой дом. Земля.
"Я землянин. А значит, каждому свое".
Простая мысль, простые слова, но они помогли мне остаться самим собой,