"Татьяна Туринская. Сладкий перец, горький мед" - читать интересную книгу автора

и не удалось затащить малышку в постель. Как же так, ведь все малолетки
буквально в обморок падают от одного его взгляда, а эта пигалица - ни в
какую! Он был унижен, посрамлен. Друзья-приятели, такие же недозрелые
любители малолеток, не упускали возможности хохотнуть над несостоявшимся
любовником, подкалывали пообиднее. Еще бы, ведь до сих пор в их стае Патыч
считался самым непревзойденным совратителем. Только у него до сих пор не
случалось проколов, только в его "личном списке" до сих пор не значилось ни
одного прочерка. Ныне же ему отливалась вся прежняя заносчивость и гордыня
перед друзьями. Теперь, каким бы количеством побед он ни похвастал, всегда с
чьего-нибудь язвительного языка слетала фраза: "А как же Танька? Слабо?"
Получалось, что действительно слабо. Гордого и упрямого Патыча буквально
передергивало от этого слова, произнесенного в его сторону, так хотелось
ответить: "Да раз плюнуть, да запросто!", и говорил поначалу, чем и вызвал
целый шквал насмешек. Потому и приходилось ему периодически возвращаться к
осаде непокоренной крепости, предпринимая все новые и новые попытки затащить
крошку в постель.
Таню утомила беспрерывная борьба с Патычем. Выстояв очередной раз, в
который уж раз распрощавшись с Патычем "навеки", она вздыхала спокойно и тут
же забывала о его существовании. Но проходило несколько недель и Патыч вновь
маячил на горизонте, поджидая Таню у школы. Девчонки вздыхали с завистью,
глядя, как крутой парень сходит с ума от любви к их однокласснице. Где им,
глупым и наивным, было знать, от какого рода любви сходит с ума этот
красавчик! Таня же неразумным ровесницам правду не открывала: пусть
завидуют, пусть думают, что он ее действительно любит. Придет время, сами
узнают нелицеприятную правду жизни.
Воевать с Патычем было все труднее. Он становился настойчивее, методы
соблазнения - изощреннее. И все сложнее Тане было отказываться от его ласк,
от безумных поцелуев, отобранных силой в темном подъезде. Да, она
по-прежнему уворачивалась от них, вернее, старалась увернуться, но все чаще
ее попытки были тщетными и все меньше сил на сопротивление оставалось у нее.
Иногда ей начинало казаться, что он и впрямь влюблен, ведь скоро уж год, как
Патыч преследует ее, умоляет о встрече. И она уже таяла в его объятиях,
уверенная, что - вот она, любовь! Но вновь шаловливые ручки Патыча пытались
пробраться под кофточку, вновь незаметно во время долгого поцелуя
расстегивали пуговки школьной формы, и в очередной раз она выгоняла Патыча
"навсегда"...

Незаметно пролетел год. Вновь началась посевная, и опять приехали
Голики в Нахаловку. Из машины вышла слегка повзрослевшая, но, в общем-то,
мало изменившаяся Таня. Все такой же угловатый подросток, все такой же
взъерошенный воробушек. И опять у Вовки валились из рук лопаты, сапки,
грабли, опять от волнения першило в горле и слова не могли слететь с
пересохшего языка. И снова никто, кроме его родителей, не заметил Вовкиного
волнения. И никому невдомек было, как влюблен он в маленькую гостью. Только
старшие Дрибницы многозначительно переглядывались между собой, в очередной
раз обращая внимание на резкие перепады настроения сына, на то, как при
появлении голенастой гостьи Вовка то краснеет, то бледнеет. Только поздно
ночью, когда все в доме уже спали, они шепотом обсуждали неожиданную
влюбленность сына в дочку Голиков. Их не насторожила эта любовь и вполне
устроил Вовкин выбор.