"Татьяна Туринская. На восходе луны" - читать интересную книгу автора

Летние дни пролетали незаметно. Лариса прицепилась к Вовке, как к
родному, и стала в их компании вроде как своей. Андрюшины же пассии менялись
со скоростью взбесившегося калейдоскопа. Не то чтобы Потураев страдал
сексуальным бешенством, просто стремился продемонстрировать перед Лариской,
что совершенно не страдает из-за невнимания к собственной персоне со стороны
Марины. Сам старался ее имя не упоминать. Если же воспоминания травили душу
и молчать было совсем уж невмоготу, отзывался о ней, как о маленькой глупой
дурочке:
- Ну что, Лар, как там твоя подружка? Сильно на меня обижается? Все
ждет небось, как я к ней заявлюсь с шикарным букетом и обручальным колечком
на тарелочке с голубой каемочкой? Надо же, оказывается, в наше циничное
время еще выпускают таких наивных дурочек!
Лариска охотно поддерживала шутку:
- Ох, Андрюша, и не говори. Надо же быть такой сладкой идиоткой! Ну
подумаешь, девственности лишилась. Все равно бы это произошло рано или
поздно. Тогда почему не сейчас, почему не с тобой? 'Беречь себя для мужа'.
Хм, что за чушь?!! Кому это надо?
- Вот-вот, и я о том же, - подхватывал Андрей. - Так как она, сильно на
меня сердится? Поди, все уши тебе прожужжала, да? Дитя наивное.
Однако Лариса действительно не замечала его явного интереса к этой
теме, все чаще бывала поглощена собственной персоной и личностью бесценного
своего Вовчика.
- Ой, да что ты все про Маринку да про Маринку? Я и видеться-то с ней
не успеваю, все боюсь Вовчика одного оставить. Правда, пару дней назад
встретились случайно, протарахтели два часа прямо на улице. Да только она,
по-моему, про тебя давно думать забыла. Она у нас такая - о неприятностях
старается забыть поскорее. Ее, по-моему, книжки гораздо больше интересуют.
Представляешь, в наше-то прогрессивное время - и книжки! Вот дура-то!
Андрея дико коробила легкость, с которой Лариска предает подругу, с
каким удовольствием говорит о ней гадости. Она и раньше-то, с самого дня
знакомства, ему не нравилась, а теперь он чувствовал к ней совершенно
непереносимое презрение. Однако откровенно его демонстрировать не
осмеливался: почему-то, несмотря на все уверения самого себя в том, что сам
ни за что не напомнит о своем существовании Маринке, опасался потерять
единственный источник информации о вредной девчонке.
Он уже давным-давно раскусил, что и Маринка, и Лариска явно никакие не
студентки. Правда, в первый день поверил, а потом стали закрадываться
смутные сомнения. По Ларискиному поведению еще можно было поверить, что она
студентка, хотя и у нее периодически проскакивали какие-то совершенно
детские высказывания. А вот Маринкино поведение при второй и, кажется,
последней их встрече явно не соответствовало поведению в данной ситуации
второкурсницы. От ее упрямства настолько ярко веяло детскостью,
наивностью... Несмотря на то, с каким удовольствием она принимала его ласки
тогда, под душем, при повторной встрече закапризничала, аки малое дитя. Ну
чем еще, кроме каприза, можно было объяснить ее упрямство? Абсолютно ничем.
Детский каприз в чистом виде. Ведь теперь терять-то ей уже нечего! Ну,
допустим, обидно было за потерянную девственность. Странно, конечно, но
понятно. Но она, девственность эта дурацкая, все равно уже в прошлом и
возврату не подлежит. Так чего, спрашивается, выпендриваться? Чего еще ей
нужно? Ну не захотела ехать сама, сугубо по Ларискиному приглашению. Очень