"Александр Тюрин. Танцы с Виртуэллой" - читать интересную книгу автора

просто пошутили. С людьми СВОЕЙ культуры он, в общем-то, и не сталкивался
никогда.
"Дедам" ничего не было. Потому что никаких свидетелей. "Может, это вы
саморез совершили", как элегантно выразился военный следователь.
Сколько раз в своих снах и мечтах он раскидывал этих злодеев одной
левой, вырубал всех подчистую, как Брюс Ли, разрывал на куски, как
велоцераптор, но потом наступало горькое, сильно разочаровывающее
пробуждение...
До него дошли слухи, будто лейтенант Рокотов надавал "дедушкам" по
морде. Но один из "обиженных" оказался представителем гордого горного
народа, могли пострадать хрупкие межнациональные отношения, поэтому
лейтенант попал под трибунал. И хотя не сел, но карьера его сильно
пострадала.
От этого унижение чувствовалось еще сильнее - джентльмен вступился за
его честь, будто он был слабой невинной девушкой. А он был просто не отсюда;
в этой пакостной вселенной, живущей по свинским законам, он был бессилен,
хотя и силен как бык в иных виртуальных мирах.
Его приняли в институт, где никто не читал абитуриентских сочинений.
Его распределили в тот город, где люди пили вместо компота чай. В проектном
бюро его посадили в закуток за пыльным шкафом, где дни улетали незаметно,
как волосы с головы. Он сидел за шкафом, чувствуя себя узником в своем
собственном теле, которое он не мог заставить встать, направить к начальнику
и сказать "баста". Хотя силой воображения он не раз создавал свою
виртуальную копию, которая выпрыгивала из-за этого шкафа и выбрасывала шефа
в окно. А потом могучая копия шла по институту, наводя ужас на профком,
партком и комсомольскую организацию. Иногда он представлял своего
виртуального двойника кунфуистом, иногда динозавром или коброй. Но никогда
это не было беспочвенной фантазией, он всегда проектировал и программировал
свое виртуальное тело...
Мамы не стало в крохотной квартирке без газа и воды в Первом
Водопроводном переулке. Ее жизнь была плохо написанным программным кодом,
это он в полной мере унаследовал от нее. Смерть представлялась ему не вечной
остановкой в тени кладбищенских лопухов, а глупым программным блоком,
заставляющим виснуть систему.
Возникали, но потом уходили наверх друзья-товарищи. Извини, старик, у
меня куча дел, я тебе позвоню. Они звонили через десять лет. А он продолжал
сидеть за шкафом в маринаде из собственных мыслей и думать о замечательном
коде, который способен оптимизировать жизнь и создать счастье, силу и удачу.
Советская ЭВМ трудилась только час в день, а остальное время страдала
различными машинными болезнями, так что времени для дум было много.
Симпатичные девушки с яркими глазами и веселыми ртами почти не
различали его среди предметов. "Вы - лопоухий и скучный". "Мне нравятся
умные парни, но вы и на умного-то не больно похожи".
А с девушками несимпатичными и унылыми, как он сам, Шрагину, как
говорится, не хватало тактовой частоты.
После тридцать пятого дня рождения, который он встретил и проводил,
стоя на перроне Московского вокзала, он понял, что окончательно заблудился.
Не будет ему ни Эльдорадо, ни Конкисты, ни покорения миров. Тогда он первый
раз попал в психушку, на Скворцова-Степанова.
Хорошо залечили. Голова не варит, руки что-то делают, например, клеют