"Александр Тюрин. Отечественная война 2012 года, Человек технозойской эры ("Откровенный русский киберпанк")" - читать интересную книгу автора

Андрей Грамматиков завидовал соседу по коммуналке. Стасика заботит
только сдача стеклотары, да и то не очень. Если надо, то добрые бабушки и
так нальют. Стасик смотрит на мир, как будто это - мутное бутылочное стекло,
за которым есть что-то еще. Зеленая многоградусная Бездна...
Стеклотара. Хотя мама перед отъездом на дачу оставила Грамматикову всю
свою офицерскую пенсию, деньги почти все уже ушли. Работа движется куда
медленнее. Стеклотара. Можно было бы и сдать, но где ее нынче найдешь в краю
саморазрушающихся пластиковых упаковок? Только истинно первобытные
собиратели вроде Стасика могли еще накопать пять-шесть бутылок за день...
Попробовать положить грелку на шею, разогреть увядшие кровеносные
сосуды, но идти на кухню за горячей водой - опасно. Марина Аслановна на
тропе войны, вон как грохочет кастрюлями.
На лице у творца, не отличавшемся ни красотой, ни мужественностью, были
ссадины и даже синяк.
Марина Аслановна вчера ударила. Только не сверхлегкой полиуглеродной
сковородкой, а допотопной чугунной. От нее пахло адреналином и
тестостероном, а под носом, в горячих ветрах звериного дыхания развевались
хорошо заметные усики...
Мономолекулярные экраны, плавающие как линзы в глазах Грамматикова,
помещали виртуальное окошко для сетевых сообщений слева от него.
Поэтому, как бы прямо в воздухе, висел очередной отказ от издателя.
Невежливый. Всего из пяти сизых одутловатых слов. "Дорогой Андрюша, не мешай
работать". Отказ тыкался в лицо Грамматикову, как дуля. Его
научно-художественно-философская книга называлась бы "Кому мешает
техножизнь?"
Теперь остается спустить и текст, и картинки в канализацию всемирной
сети, где от них будут с ленцой отщипывать профессиональные
гиены-плагиаторы. С ленцой, потому что на этом ничего не заработаешь, другое
дело, если бы книга была посвящена порносадистскому людоедству и называлось
бы "Тело как блюдо любви".
Справа томился абсолютно реальный покосившийся шкаф, напоминающий
геологический разрез: снизу энциклопедии, утрамбованные до гранитной
плотности, выше - отложения всякой журнальной ветоши. Найти смысл этому
шкафу сегодня было трудно - чип, встроенный в зубной протез, содержал
информации на порядок больше. Впрочем, к стенкам шкафа были прицеплены
пожелтевшие фотографии предков, наклеенные на истрепанный картон. Прабабушке
баронессе фон Урман подарил томик своих стихов сам Николай Гумилев.
Наверное, предварительно лишив ее невинности в кабриолете. В этом непутевом
роду иначе и не могло быть.
Андрей Грамматиков посмотрел в другое виртуальное окно, и зевнул.
Там мельтешило что-то напоминающее гроздья шаров. Это были атомы и
молекулы. Руки Андрея, обтянутые цифровыми перчатками, манипулировали
структурой вещества в виртуальном окне. Руки чувствовали неприличное
притяжение, когда атомы и молекулы стремились по-быстрому вступить в связь,
и отталкивание, когда они явно не переваривали друг друга. Атомы
попискивали, молекулы похрюкивали.
И это не было игрой в виртуальном пространстве.
На реальном столе стояла реальная тарелка. В ней - что-то похожее на
мамочкин бульон, даже с желтыми кругляшками жира.
Похожее, но еще лучше. Лучше мамочкиного бульона для Андрея