"Александр Тюрин. Фюрер нижнего мира или сапоги верхнего инки" - читать интересную книгу автора

главного корпуса были хорошо заперты и наверняка поставлены на
сигнализацию.
Пытливый взор определил, что первый этаж имел сплошь зарешеченные
окна, да и выше этажом на стекла были налеплены датчики.
- Ну что, Коля, зря все-таки ты хлобыстнул пива.
- А вот и не зря, Егор Саныч. Между корпусами дистанция метров
пятнадцать. Поднимемся на крышу неглавного здания, перекинем веревку с
повязанном на конце грузиком на трубу главного дома, она там обмотается и
зафиксируется... а мы, соответственно, перелезем по ней.
- А у кого веревку возьмем, догадливый ты наш?
- У тюков на первом этаже, Егор Саныч. Они чуть ли не стропами
парашютными обвязаны.
Смекалка - это еще не ум, по-крайней мере, у штатских. Так я себя
утешал, пока Кукин вязал веревку и привязывал к ней гирьку.
Мы поднялись на крышу. С неба смотрела на нас Венера каким-то
будоражащим подзуживающим взглядом. Пока я пересекался взглядом с хозяйкой
ночи, Кукин покрутил над головой утяжеленный веревочный конец, бросил его
и действительно зацепил дымовую трубу на соседнем здании, если точнее,
притороченную к ней антенну. Грузило там худо-бедно обмоталась - Кукин
подергал веревку и она не соскочила - после чего закрепил второй конец на
той трубе, что торчала рядом с нами.
- Парашютисты, само собой, высоты не боятся, - констатировал Коля и,
обхватив веревочную трассу руками и ногами, двинулся над пропастью.
Кстати, перемещаться приходилось "в гору", поскольку крыша главного
задания была повыше на этаж, чем жестяная кровля кирпичного дома.
- Лучше бы ты, Николай, был морским пехотинцем. Высоты бы боялся, но
зато хорошо вязал бы узлы.
Коля, несмотря на пиво, довольно бодро преодолел дистанцию, хотя было
заметно, что к концу пути он выдохся. Но Кукин ведь был крепким мышечно
развитым парнем, да и годков на десять посвежее чем я.
К середине пути я познал, что не могу одновременно держаться за
веревочную тропу и перебирать руками - хотя это необходимо для движения.
Скошенный вниз глаз нарисовал мне мрачный колодец, уходящий в погреб
небытия. Я задергался, но страстные телодвижения ничего не давали мне
кроме окончательной утраты силушек. Колодец тянул меня, наливал тяжестью,
высасывал волю, мне казалось, что на дне его вижу человеческую физиономию,
постепенно превращающуюся то в морду ягуара, то в клюв стервятника, то в
раскрытую пасть змеи. Обращение к положительным примерам, к подвигам
скалолазов и бравых спецназовцев, ничего не давало мне. Но потом перед
каким-то полувнутренним взором пролетела птичка типа колибри, оставляя
после себя светящийся след, как бы линию счастливой судьбы. И от птичкиной
легкости мне тоже полегчало, я будто сбавил килограммов сорок веса,
оставшись при прежней силе - казалось, взмахну ладошками и полечу. Но я
этого благоразумно делать не стал, а использовал прилив мощи, чтобы
закончить мучительный путь.
- Я уж думал - забурел командор. Вы бы ремнем для страховки
попользовались, - разумно сказал Коля.
- Раньше надо было предлагать, - гавкнул я, презирая собственную
тупость.
Конечно, Кукин не ощутил всего трагизма. Ведь не просто так ослабели