"Иван Сергеевич Тургенев. Часы" - читать интересную книгу авторанекто Анастасий Анастасьевич Пучков, или, собственно: Настасей Настасеич;
иначе никто его не величал. Сутяга был он страшный, кляузник, взяточник-дурной человек совсем; его из губернаторской канцелярии выгнали, и под судом он находился не раз; отцу он бывал нужен... Они вместе "промышляли". Из себя он был пухлый да круглый; а лицо как у лисицы, нос шилом; глаза карие, светлые, тоже как у лисицы. И все он ими двигал, этими глазами, направо да налево, и носом тоже водил - словно воздух нюхал. Башмаки носил без каблуков и пудрился ежедневно, что в провинции тогда считалось большою редкостью. Он уверял, что без пудры ему быть нельзя, так как ему приходится знаться с генералами и с генеральшами. И вот наступил мой именинный день! Приходит Настасей Настасеич к нам в дом и говорит: - Ничем-то я доселева, крестничек, тебя не дарил; зато посмотри, каку штуку я тебе принес сегодня! И достает он тут из кармана серебряные часы луковицей, с написанным на циферблате розаном и с бронзовой цепочкой! Я так и сомлел от восторга,-а тетка, Пелагея Петровна, как закричит во все горло: - Целуй руку, целуй руки, паршивый! Я стал целовать у крестного отца руку, а тетка, знай, причитывает: - Ах, батюшка, Настасей Настасеич, зачем вы его так балуете! Где ему с часами справиться? Уронит он их, наверное, разобьет или сломает! Вошел отец, посмотрел на часы, поблагодарил Наста-сеича-небрежно таково, да и позвал его к себе в кабинет. И слышу я, говорит отец, словно про себя: - Коли ты, брат, этим думаешь отделаться... Но я уже не мог устоять на Давыду, III Давыд взял часы, раскрыл и внимательно рассмотрел их. У него большие были способности к механике; он любил возиться с железом, медью, со всякими металлами; он обзавелся разными инструментами-и поправить или даже заново сделать винт, ключ и т. п.- ему ничего не стоило. Давыд повертел часы в руках и, пробурчав сквозь зубы (он вообще был неразговорчив): - Старые... плохие...-прибавил:-Откуда? Я ему сказал, что подарил мне их мой крестный. Давыд вскинул на меня свои серые глазки. - Настасей? - Да; Настасей Настасеич. Давыд положил часы на стол и отошел прочь молча. - Они тебе не нравятся? - спросил я. - Нет; не то... а я, на твоем месте, от Настасея никакого подарка бы не принял. - Почему? - Потому, что человек он дрянь; а дряни-человеку одолжаться не следует. Еще спасибо ему говори. Чай, руку у него поцеловал? - Да, тетка заставила. Давыд усмехнулся - как-то особенно, в нос. Такая у него была повадка. Громко он никогда не смеялся: он считал смех признаком малодушия. Слова Давыда, его безмолвная улыбка - меня глубоко огорчили. Стало |
|
|