"Иван Сергеевич Тургенев. Яков Пасынков" - читать интересную книгу автора

старшей сестре пошла, по Катерине,- сказала однажды Злотницкая, сидя со мной
наедине (при муже она не смела упомянуть об этой Катерине).- Вы ее не
знаете: она на Кавказе, замужем. Тринадцати лет, представьте, влюбилась в
своего теперешнего мужа и тогда же нам объявила, что за другого не пойдет.
Уж мы что ни делали - ничего не помогло! До двадцати трех лет ждала, отца
прогневила и пошла-таки за своего идола. Долго ли до греха и с Сонечкой!
Сохрани ее господь от такого упрямства! А боюсь я за нее: ведь ей только
шестнадцать лет минуло, а уж ее не переломишь..."
Вошел г. Злотницкий; жена его тотчас замолкла.
Собственно, мне Софья полюбилась не за силу воли - нет, но в ней, при
всей ее сухости, при недостатке живости и воображения, была своего рода
прелесть, прелесть прямодушия, честной искренности и чистоты душевной. Я
столько же уважал ее, сколько любил... Мне казалось, что и она ко мне
благоволила;
разочароваться в ее привязанности, убедиться в ее любви к другому было
мне больно.
Неожиданное открытие, сделанное мною, тем более удивило меня, что г.
Асанов посещал дом Злотницких не часто, гораздо реже меня, и никакого
особого предпочтения Сонечке не оказывал.
Это был красивый брюнет с выразительными, хотя несколько тяжелыми
чертами лица, с блестящими глазами навыкате, с большим белым лбом и пухлыми
красными губками под тонкими усами. Он держал себя весьма скромно, но
строго, говорил и судил самоуверенно, молчал с достоинством. Видно было, что
он много о себе думал. Асанов смеялся редко, и то сквозь зубы, и никогда не
танцевал. Сложен он был довольно мешковато. Он когда-то служил в ...м полку
и слыл за дельного офицера.
"Странное дело! - размышлял я, лежа на диване.- Как же это я ничего не
заметил?.." "Будьте осторожны по-прежнему":
эти слова Софьина письма вдруг пришли мне на память. "А! - подумал я,-
вот что! Вишь, хитрая девчонка! А я считал ее откровенной и искренней... Ну,
так постойте же, я покажу вам..."
Но тут я, сколько мне помнится, заплакал горько и до утра не мог
заснуть.
На другой день, часу во втором, отправился я к Злотницким. Старика не
было дома, и жена его не сидела на своем обычном месте: у ней, после блинов,
разболелась голова, и она пошла полежать к себе в спальню. Варвара стояла,
прислонившись плечом к окну, и глядела на улицу; Софья ходила взад и вперед
по комнате, скрестив на груди руки; Попка кричал.
- А! здравствуйте! - лениво проговорила Варвара, как только я вошел в
комнату, и тотчас прибавила вполголоса: - А вон мужик идет с лотком на
голове... (У ней была привычка произносить изредка, и словно про себя,
замечания о прохожих.)
- Здравствуйте,- ответил я,- здравствуйте, Софья Николаевна. А где
Татьяна Васильевна?
- Пошла отдохнуть,- возразила Софья, продолжая расхаживать по комнате.
- У нас блины были,-заметила Варвара, не оборачиваясь.- Что вы не
пришли... Куда этот писарь идет?
- Да некогда было. ("На кра-ул!" - резко закричал попугай.) Как ваш
Попка сегодня кричит!
- Он всегда так кричит,- промолвила Софья. Все мы помолчали.