"Иван Сергеевич Тургенев. Гамлет Щигровского уезда (Из цикла "Записки охотника")" - читать интересную книгу автора

- Вы словно о них сожалеете, - заметил я.
- Нет, не сожалею; но я во всем люблю последовательность.
"Вот как, - подумал я, - какие слова употребляет".
Сосед опять помолчал.
- Хотите со мной об заклад побиться? - заговорил он вдруг довольно
громко.
- О чем?
Меня мой сосед начинал забавлять.
- Гм... о чем? А вот о чем: я уверен, что вы меня принимаете за дурака.
- Помилуйте, - пробормотал я с изумлением.
- За степняка, за невежу... Сознайтесь...
- Я вас не имею удовольствия знать, - возразил я. - Почему вы могли
заключить...
- Почему! Да по одному звуку вашего голоса: вы так небрежно мне
отвечаете... А я совсем не то, что вы думаете...
- Позвольте...
- Нет, вы позвольте. Во-первых, я говорю по-французски не хуже вас, а
по-немецки даже лучше; во-вторых, я три года провел за границей: в одном
Берлине прожил восемь месяцев. Я Гегеля изучил, милостивый государь, знаю
Гёте наизусть; сверх того, я долго был влюблен в дочь германского профессора
и женился дома на чахоточной барышне, лысой, но весьма замечательной
личности. Стало быть, я вашего поля ягода; я не степняк, как вы полагаете...
Я тоже заеден рефлексией, и непосредственного нет во мне ничего.
Я поднял голову и с удвоенным вниманием посмотрел на чудака. При
тусклом свете ночника я едва мог разглядеть его черты.
- Вот вы теперь смотрите на меня, - продолжал он, поправив свой колпак,
- и, вероятно, самих себя спрашиваете: как же это я не заметил его сегодня?
Я вам скажу, отчего вы меня не заметили, - оттого, что я не возвышаю голоса;
оттого, что я прячусь за других, стою за дверьми, ни с кем не разговариваю;
оттого, что дворецкий с подносом, проходя мимо меня, заранее возвышает свой
локоть в уровень моей груди... А отчего все это происходит? От двух причин:
во-первых, я беден, а во-вторых, я смирился... Скажите правду, ведь вы меня
не заметили?
- Я действительно не имел удовольствия...
- Ну да, ну да, - перебил он меня, - я это знал.
Он приподнялся и скрестил руки; длинная тень его колпака перегнулась со
стены на потолок.
- А признайтесь-ка, - прибавил он, вдруг взглянув на меня сбоку, - я
должен вам казаться большим чудаком, как говорится, оригиналом, или, может
быть, пожалуй, еще чем-нибудь похуже: может быть, вы думаете, что я
прикидываюсь чудаком?
- Я вам опять-таки должен говорить, что я вас не знаю...
Он на мгновение потупился.
- Почему я с вами, вовсе мне незнакомым человеком, так неожиданно
разговорился - господь, господь один ведает! (Он вздохнул.) Не вследствие же
родства наших душ! И вы, и я, мы оба порядочные люди, то есть эгоисты: ни
вам до меня, ни мне до вас нет ни малейшего дела; не так ли? Но нам обоим не
спится... Отчего ж не поболтать? Я же в ударе, а это со мной редко
случается. Я, видите ли, робок, и робок не в ту силу, что я провинциал,
нечиновный, бедняк, а в ту силу, что я страшно самолюбивый человек. Но