"Иван Сергеевич Тургенев. Смерть (Из цикла "Записки охотника")" - читать интересную книгу автора


Фельдшер купил на свои деньги шесть кроватей и пустился, благословясь,
лечить народ Божий. Кроме его, при больнице состояло два человека:
подверженный сумасшествию резчик Павел и сухорукая баба Меликитриса,
занимавшая должность кухарки. Они оба приготовляли лекарства, сушили и
настаивали травы; они же укрощали горячечных больных. Сумасшедший резчик был
на вид угрюм и скуп на слова; по ночам пел песню "о прекрасной Венере" и к
каждому проезжему подходил с просьбой позволить ему жениться на какой-то
девке Маланье, давно уже умершей. Сухорукая баба била его и заставляла
стеречь индюшек. Вот, сижу я однажды у фельдшера Капитона. Начали мы было
разговаривать о последней нашей охоте, как вдруг на двор въехала телега,
запряженная необыкновенно толстой сивой лошадью, какие бывают только у
мельников. В телеге сидел плотный мужик в новом армяке, с разноцветной
бородой. "А, Василий Дмитрич, - закричал из окна Капитон, - милости
просим... Лыбовшинский мельник", - шепнул он мне. Мужик, покряхтывая, слез с
телеги, вошел в фельдшерову комнату, поискал глазами образа и перекрестился.
"Ну что, Василий Дмитрич, что новенького?.. Да вы, должно быть, нездоровы:
лицо у вас нехорошо". - "Да, Капитан Тимофеич, неладно что-то". - "Что с
вами?" - "Да вот что, Капитон Тимофеич. Недавно купил я в городе жернова;
ну, привез их домой, да как стал их с телеги-то выкладывать, понатужился,
знать, что ли, в череве-то у меня так екнуло, словно оборвалось что... да
вот с тех пор все и нездоровится. Сегодня даже больно неладно". - "Гм, -
промолвил Капитон и понюхал табаку, - значит, грыжа. А давно с вами это
приключилось?" - "Да десятый денек пошел". - "Десятый? (Фельдшер потянул в
себя сквозь зубы воздух и головой покачал.) Позволь-ка себя пощупать. Ну,
Василий Дмитрич, - проговорил он наконец, - жаль мне тебя, сердечного, а
ведь дело-то твое неладно; ты болен не на шутку; оставайся-ка здесь у меня;
я с своей стороны все старание приложу, а впрочем, ни за что не ручаюсь". -
"Будто так худо?" - пробормотал изумленный мельник. "Да, Василий Дмитрич,
худо; пришли бы вы ко мне деньками двумя пораньше - и ничего бы, как рукой
бы снял; а теперь у вас воспаление, вон что; того и гляди, антонов огонь
сделается". - "Да быть не может, Капитон Тимофеич". - "Уж я вам говорю". -
"Да как же это! (Фельдшер плечами пожал.) И умирать мне из-за этакой дряни?"
- "Этого я не говорю... а только оставайтесь здесь". Мужик подумал, подумал,
посмотрел на пол, потом на нас взглянул, почесал в затылке да за шапку.
"Куда же вы, Василий Дмитрич?" - "Куда? вестимо куда - домой, коли так
плохо. Распорядиться следует, коли так". - "Да вы себе беды наделаете,
Василий Дмитрич, помилуйте; я и так удивляюсь, как вы доехали? останьтесь".
- "Нет, брат Капитон Тимофеич, уж умирать, так дома умирать; а то что ж я
здесь умру, - у меня дома и Господь знает что приключится". - "Еще
неизвестно, Василий Дмитрич, как дело-то пойдет... Конечно, опасно, очень
опасно, спору нет... да оттого-то и следует вам остаться". (Мужик головой
покачал.) "Нет, Капитон Тимофеич, не останусь... а лекарствицо разве
пропишите". - "Лекарство одно не поможет". - "Не останусь, говорят", - "Ну,
как хочешь... чур, потом не пенять!"
Фельдшер вырвал страничку из альбома и, прописав рецепт, посоветовал,
что еще делать. Мужик взял бумажку, дал Капитону полтинник, вышел из комнаты
и сел на телегу. "Ну, прощайте, Капитон Тимофеич, не поминайте лихом да
сироток не забывайте, коли что..." - "Эй, останься, Василий!" Мужик только
головой тряхнул, ударил вожжой по лошади и съехал со двора. Я вышел на улицу