"Иван Сергеевич Тургенев. Однодворец Овсянников (Из цикла "Записки охотника")" - читать интересную книгу автора

фортепьяно жуэ савэ?
Лежёнь понял наконец, чего добивается помещик, и утвердительно закивал
головой.
- Oui, monsieur, oui, oui, je suis musicien; je joue de tous les
instruments possibles! Oui, monsieur... Sauvez moi, monsieur!*
______________
* Да, сударь, да, да, я музыкант; я играю на всевозможных инструментах!
Да, сударь... Спасите меня, сударь! (франц.).

- Ну, счастлив твой Бог, - возразил помещик... - Ребята, отпустите его;
вот вам двугривенный на водку.
- Спасибо, батюшка, спасибо. Извольте, возьмите его.
Лежёня посадили в сани. Он задыхался от радости, плакал, дрожал,
кланялся, благодарил помещика, кучера, мужиков. На нем была одна зеленая
фуфайка с розовыми лентами, а мороз трещал на славу. Помещик молча глянул на
его посиневшие и окоченелые члены, завернул несчастного в свою шубу и привез
его домой. Дворня сбежалась. Француза наскоро отогрели, накормили и одели.
Помещик повел его к своим дочерям.
- Вот, дети, - сказал он им, - учитель вам сыскан. Вы всё приставали ко
мне: выучи-де нас музыке и французскому диалекту: вот вам и француз, и на
фортопьянах играет... Ну, мусье, - продолжал он, указывая на дрянные
фортепьянишки, купленные им за пять лет у жида, который, впрочем, торговал
одеколоном, - покажи нам свое искусство: жуэ!
Лежёнь с замирающим сердцем сел на стул: он отроду и не касался
фортеньян.
- Жуэ же, жуэ же! - повторял помещик.
С отчаяньем ударил бедняк по клавишам, словно по барабану, заиграл как
попало... "Я так и думал, - рассказывал он потом, - что мой спаситель
схватит меня за ворот и выбросит вон из дому". Но, к крайнему изумлению
невольного импровизатора, помещик, погодя немного, одобрительно потрепал его
по плечу. "Хорошо, хорошо, - промолвил он, - вижу, что знаешь; поди теперь
отдохни".
Недели через две от этого помещика Лежёнь переехал к другому, человеку
богатому и образованному, полюбился ему за веселый и кроткий нрав, женился
на его воспитаннице, поступил на службу, вышел в дворяне, выдал свою дочь за
орловского помещика Лобызаньева, отставного драгуна и стихотворца, и
переселился сам на жительство в Орел.
Вот этот-то самый Лежёнь, или, как теперь его называют, Франц Иваныч, и
вошел при мне в комнату Овсяникова, с которым он состоял в дружественных
отношениях...
Но, быть может, читателю уже наскучило сидеть со мною у однодворца
Овсяникова, и потому я красноречиво умолкаю.