"И.С.Тургенев. Гамлет и Дон-Кихот" - читать интересную книгу автора

Офелия. Принц, вы заставили меня этому верить.
Гамлет. А не должно было верить!.. Я не любил тебя.

И, сказавши это последнее слово, Гамлет гораздо ближе к правде, чем сам
полагает. Чувства его к Офелии, существу невинному и ясному до святости,
либо циничны (вспомните его слова, его двусмысленные намеки, когда он, в
сцене представления на театре, просит у ней позволения полежать... у ее
колен), либо фразисты (обратите ваше внимание на сцену между ним и Лаертом,
когда он впрыгивает в могилу Офелии и говорит языком, достойным Брамарбаса
или капитана Пистоля: "Сорок тысяч братьев не могут со мной поспорить! пусть
на нас навалят миллион холмов!" и т. д.). Все его отношения к Офелии
опять-таки для него не что иное, как занятие самим собою, и в восклицании
его: "О нимфа! помяни меня в своих святых молитвах", мы видим одно лишь
глубокое сознание собственного болезненного бессилия - бессилия полюбить, -
почти суеверно преклоняющегося перед "святыней чистоты".
Но довольно говорить о темных сторонах гамлетовского типа, о тех
сторонах, которые именно потому пас более раздражают, что они нам ближе и
понятнее. Постараемся оценить то, что в нем законно и потому вечно. В нем
воплощено начало отрицания, то самое начало, которое другой великий поэт,
отделив его от всего чисто человеческого, представил нам в образе
Мефистофеля. Гамлет тот же Мефистофель, но Мефистофель, заключенный в живой
круг человеческой природы; оттого его отрицание не есть зло - оно само
направлено противу зла. Отрицание Гамлета сомневается в добре, но во зле оно
не сомневается и вступает с ним в ожесточенный бой. В добре оно сомневается,
т. е. оно заподозревает его истину и искренность и нападает на него не как
на добро, а как на поддельное добро, под личиной которого опять-таки
скрываются зло и ложь, его исконные враги: Гамлет не хохочет
демонски-безучастным хохотом Мефистофеля; в самой его горькой улыбке есть
унылость, которая говорит о его страданиях и потому примиряет с ним.
Скептицизм Гамлета не есть также индифферентизм, и в этом состоит его
значение и достоинство; добро и зло, истина и ложь, красота и безобразие не
сливаются перед ним в одно случайное, немое, тупое нечто. Скептицизм
Гамлета, не веря в современное, так сказать, осуществление истины,
непримиримо враждует с ложью и тем самым становится одним из главных
поборников той истины, в которую не мажет вполне поверить. Но в отрицании,
как в огне, есть истребляющая сила - и как удержать эту силу в границах, как
указать ей, где ей именно остановиться, когда то, что она должна истребить,
и то, что ей следует пощадить, часто слито и связано неразрывно? Вот где
является нам столь часто замеченная трагическая сторона человеческой жизни:
для дела нужна воля, для дела нужна мысль; но мысль и воля разъединились и с
каждым днем разъединяются более...

And thus the native hue of resolution
Is sicklied o'er by the pale cast of thought...

(Прирожденный румянец воли
Блекнет и болеет, покрываясь бледностью мысли...), -

говорит нам Шекспир устами Гамлета... И вот, с одной стороны стоят
Гамлеты мыслящие, сознательные, часто всеобъемлющие, но также часто