"Иван Сергеевич Тургенев. Ася" - читать интересную книгу автора

самом верху горы, по которой мы взбирались.
- Вот и наше жилище! - воскликнул Гагин, как только мы стали приближаться к
домику, - а вот и хозяйка несет молоко. Guten Abend, Madame!.. Мы сейчас
примемся за еду; но прежде, - прибавил он, - оглянитесь... каков вид?
Вид был, точно, чудесный. Рейн лежал перед нами весь серебряный, между
зелеными берегами; в одном месте он горел багряным золотом заката.
Приютившийся к берегу городок показывал все свои дома и улицы; широко
разбегались холмы и поля. Внизу было хорошо, но наверху еще лучше: меня
особенно поразил чистота и глубина неба, сияющая прозрачность воздуха.
Свежий и легкий, он тихо колыхался и перекатывался волнами, словно и ему
было раздольнее на высоте.
- Отличную вы выбрали квартиру, - промолвил я.
- Это Ася ее нашла, - отвечал Гагин. - Ну-ка, Ася, - продолжал он, -
распоряжайся. Вели все сюда подать. Мы станем ужинать на воздухе. Тут
музыка слышнее. Заметили ли вы, - прибавил он, обратясь ко мне, - вблизи
иной вальс никуда не годится - пошлые, грубые звуки, - а в отдаленье, -
чудо! так и шевелит в вас все романтические струны.
Ася (собственное имя ее было Анна, но Гагин называл ее Асей, и уж вы
позвольте мне ее так называть) - Ася отправилась в дом и скоро вернулась
вместе с хозяйкой. Они вдвоем несли большой поднос с горшком молока,
тарелками, ложками, сахаром, ягодами, хлебом. Мы уселись и принялись за
ужин. Ася сняла шляпу; ее черные волосы, остриженные и причесанные, как у
мальчика, падали крупными завитками на шею и уши. Сначала она дичилась
меня; но Гагин сказал ей:
- Ася, полно ежиться! он не кусается.
Она улыбнулась и немного спустя уже сама заговаривала со мной. Я не видел
существа более подвижного. Ни одно мгновение она не сидела смирно;
вставала, убегала в дом и прибегала снова, напевала вполголоса, часто
смеялась, и престранным образом: казалось, она смеялась не тому, что
слышала, а разным мыслям, приходившим ей в голову. Ее большие глаза глядели
прямо, светло, смело, но иногда веки ее слегка щурились, и тогда взор ее
внезапно становился глубок и нежен.
Мы проболтали часа два. День давно погас, и вечер, сперва весь огнистый,
потом ясный и алый, потом бледный и смутный, тихо таял и переливался в
ночь, а беседа наша все продолжалась, мирная и кроткая, как воздух,
окружавший нас. Гагин велел принести бутылку рейнвейна; мы ее роспили не
спеша. Музыка по-прежнему долетала до нас, звуки ее казались слаще и
нежнее; огни зажглись в городе и над рекою. Ася вдруг опустила голову, так
что кудри ей на глаза упали, замолкла и вздохнула, а потом сказала нам, что
хочет спать, и ушла в дом; однако я видел, как она, не зажигая свечи, долго
стояла за нераскрытым окном. Наконец, луна встала и заиграла по Рейну; все
осветилось, потемнело, изменилось, даже вино в наших граненых стаканах
заблестело таинственным блеском. Ветер упал, точно крылья сложил, и замер;
ночным, душистым теплом повеяло от земли.
- Пора! - воскликнул я, - а то, пожалуй, перевозчика не сыщешь.
- Пора, - повторил Гагин.
Мы пошли вниз по тропинке. Камни вдруг посыпались за нами: это Ася нас
догоняла.
- Ты разве не спишь? - спросил ее брат, но она, не ответив ему ни слова,
пробежала мимо.