"Юрий Тупицын. Перед дальней дорогой (научно-фантастический роман) " - читать интересную книгу автора

ароматные, вот-вот готовые сорваться с ветки на землю и брызнуть спелым
соком кисти и плоды. Но почему-то Лорку куда больше поразило красочное,
мягкое, задумчивое многообразие роз.
Каких только роз не было в этом знойном, пряном саду! Розы-гиганты,
тяжко клонившиеся к земле в гордом и грустном одиночестве, и мини-розочки,
сплошным покровом, похожим на сказочный пестрый снег, одевавшие кусты.
Пышные корзины, терявшие лепестки при малейшем дуновении ветерка; тугие
початки, лишь слегка развернувшиеся на самом кончике; кудрявые головки,
будто прошедшие через ловкие руки опытного парикмахера; немудрящие
простенькие цветочки, доверчиво глядящие на мир желтыми глазами, опушенными
веером розовых ресниц-лепестков; и розы, просто розы, которые и не хотелось
сравнивать ни с чем другим. И бездна оттенков! Розы белые, чайные,
лазоревые, алые, лиловые, огненно-красные, пурпурные и даже черные. Глаза и
тянулись к этому многоцветью, и уставали от него, а все эти оттенки
подсознательно и прочно связывались со свежим тонким ароматом, который
ощутимо холодил неподвижный жаркий воздух.
Среди этого розового великолепия Лорка и увидел того, кто был ему
нужен, - дочерна загорелого, атлетически сложенного человека. То был
Ревский, в прошлом один из самых известных космонавтов-гиперсветовиков, а
ныне член Верховного Совета Земли. Лорка не заметил его сразу потому, что
Ревский сидел на корточках, а его белая курчавая голова терялась среди
цветов, сливаясь с ними. Разогнувшись, Ревский медленно двинулся вдоль линии
кустов. Он то и дело наклонялся, что-то ощипывал, подрезал, обирал руками
сонные увядающие лепестки. Движения его рук были плавны, замедленны, будто
он гипнотизировал своих красочных подопечных. Лорка подождал, не заметит ли
его Ревский, но для того, видно, сейчас никого и ничего не существовало,
кроме роз. Тогда Федор негромко сказал:
- Здравствуй, Теодорыч.
Ревский поднял голову, поискал глазами, кто его зовет, и наконец с
улыбкой распрямился.
- Здравствуй! Пожаловал все-таки?
- Да нет, - серьезно возразил Лорка, - так и сижу у себя в Норде.
Ревский засмеялся, но глаза у него были невеселыми, и Лорка машинально
отметил это.
Вытираясь полотенцем, висевшим у него на поясе, Ревский предложил:
- Фруктов принести? Прямо с дерева, с куста. С солнцем, с воздухом!
- С пылью и микробами?
- Какие там микробы! Я ем, и ничего. Но для тебя простерилизую, хотя
это уже явно не то, - хмуро сказал Ревский, окидывая взором сад. - Выбирай,
что тебе по вкусу.
- Неси винограда!
Лорка засмеялся - так не вязалась хмурость Ревского с этим солнечным
садом.
- Одного винограда?
- А ты разве не знаешь, что я однолюб?
Ревский внимательно взглянул на него, повернулся и пошел к
винограднику, а Лорка присел в тени. Под деревом стоял столик, врытый прямо
в землю, три табурета, сделанные нарочито грубо из полированного дерева, и
качалка, которую Ревский считал удобнейшей в мире, видимо, потому, что, как
и всю остальную садовую мебель, смастерил своими руками. По столику ползали