"Юрий Тупицын. Красные журавли" - читать интересную книгу автора

тюленя, с несоразмерно большим жабьим ртом. Черные глаза чудища
помаргивали и смотрели на Александра сочувственно и печально. Тяжко
вздохнув еще раз, это бредовое существо, не отрывая источающего всесветную
тоску взгляда от Гирина, укоризненно покачало головой и пробормотало
что-то вроде: "Не-хо-ро-хо! Ох, не-хо-ро-хо!" - после чего, шамкнув жабьим
ртом, голова скрылась под водой - только разбегающиеся круги говорили о
реальности этого странного видения. Гирин несколько истерически
рассмеялся, ему было не по себе, хотя чудище выглядело действительно
смешным и определенно безобидным.
Не успел Гирин прийти в себя и придумать хоть сколько-нибудь приемлемое
объяснение происходящему, как его заставил вздрогнуть пронзительный,
резкий крик, донесшийся справа. Это был странный набор звуков, похожий
сразу и на вопль женщины, и на крик петуха, самодовольно вещающего о своем
неоспоримом господстве над подданными. Психопатические вопли перебивались
торопливой, обалделой скороговоркой, в потоке которой слова выстреливались
с такой скоростью, что если бы и был в них какой-то смысл, то разобрать
его все равно было бы невозможно.
- Некиричи! Рикинечи! - голосило существо.
Оно было и вовсе ни на что и ни на кого не похоже - химера, бред
воспаленного мозга. Пурпурно-золотистая птица величиной с индюка. На
длинной шее крупная кошачья голова. Впрочем, почему кошачья? Голова
огромного филина с круглыми бешеными глазами, украшенная короной роскошных
индиговых перьев. А вместо клюва розовый мускулистый хоботок сантиметров
тридцати длиной. Хоботок то нервно скручивался в тугую спираль, то
поднимался вверх, словно принюхиваясь, то принимался перебирать и
подергивать прутья решетки. Когда существо приподнимало переднюю часть
крыльев, от их кромки как бы отхлопывались две трехпалые ручки, такие же
розовые и мускулистые, как и хоботок. Ручки цеплялись за серебристые
прутья решетки и с неожиданной силой и остервенением принимались их
трясти. В это время голос пурпурно-золотистой химеры и становился похожим
на вопль петуха-шизофреника, мечтающего о мировом господстве.
- Некиричи! Рикинечи!
Вдруг кончив бесноваться, существо встряхнулось, взъерошив перья,
отчего стало толще, по крайней мере, раза в полтора, пробормотало что-то
вроде "прости, господи!", флегматично сунуло свою голову под крыло и
погрузилось в дремоту.
- О-хо-хо! Не-хо-ро-хо! - послышался тяжкий вздох.
Гирин обернулся, но водяной, как он мысленно окрестил тюленеподобное
чудище, смотрел не на него, а в сумеречную даль коридора на другую клетку,
на полу которой лежало нечто беловатое, похожее на огромный, метра в
полтора высотой и поболее двух метров в поперечнике, бугристый ком теста.
Может быть, Гирин и не стал бы к нему присматриваться, но ком сладко
похрапывал. Храп начинался на звонких высоких нотах и плавно переходил в
низкие булькающие квакающие звуки, которые можно услышать, когда из вязкой
грязи поднимаются и лопаются газовые пузыри. В этой фазе храпа тесто
начинало крупно дрожать и конвульсивно, точно прогоняя незримого овода,
подергиваться отдельными участками поверхности, а в нос ударяла волна
пряного цветочного аромата. Александр долго разглядывал эту
потряхивающуюся груду, безуспешно пытаясь разгадать, что же это такое, так
долго, что живое тесто, видимо, почувствовало его взгляд. На самой