"Жан Тюлар. Мюрат или Пробуждение нации" - читать интересную книгу автора


Те, кто сражается ради собственной славы, являются хорошими
и верными воинами.

Макиавелли.
"Рассуждения о первой декаде
Тита Ливия", XI III

Если бы не события ночи на 4 августа 1789 года, разрушившие социальные
перегородки Старого Порядка, Мюрату суждено было бы прожить свой век
нерадивым священником или бравым солдатом, до пенсии тянущим свою лямку.
Конечно, и до 1789 года во Франции случались блестящие восхождения по
социальной лестнице: сословное общество не было застывшим образованием.
Разве не наблюдаем мы в конце XVIII века, как новые люди приходят в ряды
старой администрации, подчас возглавляя ее, и начинают контролировать
экономическую жизнь страны? Но без громкого титула бесполезно уповать на
высокий воинский чин, значительную должность или епископство.
Нерушимость привилегий дворянства стала фатальной для царствования
Людовика XVI. Не давая хода многим честолюбивым мечтаниям и пробуждая
негодование во многих душах, эти привилегии ускоряли рост самосознания тех,
кто имел причины для недовольства существующими порядками. Рупором массы не
допущенных к общественному поприщу, так называемого Третьего сословия, стал
Сиейес: "Кто осмелится утверждать, что Третье сословие не располагает всем,
чтобы стать полноценной нацией? Оно сейчас походит на сильного мускулистого
мужчину, одна рука которого еще опутана цепями. Если отменят сословные
привилегии, Франции отнюдь не убудет, а напротив, в ней много что
прибавится. Так что же такое Третье сословие? Все. Но это "все" держат в
оковах и путах. Чем оно станет после отмены привилегий? Всем, и тогда жизнь
станет свободной и процветающей. Без него ничто не способно сдвинуться с
места, но все пошло бы гораздо быстрее без прочих сословий".
Мюрат - символ победившего Третьего сословия. В этом его отличие от
Бонапарта. Последний какой ни на есть дворянчик, бедный, но благородный или,
по крайней мере, признаваемый таковым. Потому военные училища были для него
открыты. Мюрат, напротив, выходец из той социальной прослойки, что уже
поднялась над крестьянством, но чье возвышение остается медленным, ибо
сковано ограничениями. Поэтому дворянская реакция, к великому прискорбию,
взявшая верх в царствие Людовика XVI, лишает его каких-либо упований.
Революция же открывает перед ним множество путей. "Человек
амбициозный", "карьерист и выскочка", "ловец удачи" - будут говорить о нем.
Однако точнее было бы назвать его человеком способным, понявшим, что отныне
все пути открыты и чины, почести, богатства станут наградой того, кто не
упустит свой шанс. И правда, горе тем, кто не воспользовался случаем между
1789 и 1804. Империя ознаменовала собой возвращение к порядку почти что
сословному: должности и чины вновь стали распределяться по старшинству или
после обучения в престижных заведениях, а то и просто доставались
обладателям громкого имени. Все стремительные продвижения по социальной
лестнице произошли до 1804 года. После этой даты они сделались редки. Ни
один новобранец периода Империи не отыщет в своем ранце маршальского жезла,
а кавалера ордена Почетного Легиона не спутать с тем, кто удостоился наград
в первые годы Империи. Упоминая в "Маранах" о некоем полковнике Евгении,