"Юрий Тубольцев. Хочу я стать самим собой (сборник стихов и коротких рассказов) " - читать интересную книгу автора

умственных экспериментов.
Звания лифтера этого лифта было удостоено всего несколько
самоорганизовавшихся человек, что было сопряжено с их особым жизненным
укладом, свойственным современному сословию, других домочадцев они
полупрезрительно звали лохами. Так вот и перестроился лифт в регулятор
общепризнанных норм, единой и непромысливаемой данности в среде домоседов, -
границы между ним и остальной территорией усадьбы постепенно размылись,
внутрилифтовые отношения самоотождествились с внелифтовыми, превратившись в
неосязаемую материю прозрачной, не родившейся легенды причастности
красующихся барчат к жизни в стиле секс. Однако все в поместье осталось
неизменным, авторитарно нерефлексирующимся ничьим пространством, безместным
местом, как и прежде.
Барин мечтал о спонсоре. А еще он безнадежно был влюблен в Ксанку из
соседней 12-ти этажки, спонсор которой работал в васюкприватизации.
В один прекрасный день барчонок, отчаявшись ухаживать за Ксанкой, нарисовал
во время эротических грез на стенках лифта формулу его износа - и с тех пор,
каждый раз, когда ко Ксанке жаловал новый ее ухажер, лифту начинало
казаться, что он - точка, стремящаяся к бесконечности технического
переоснащения, отчего все его оборудование начинало ностальгически
барахлить, лифт "надрывался и застревал".
"И этот пройдет" - обнадеживал себя барчонок, сталкиваясь в дверях лифта с
очередным Ксанкиным пацаном, "не впервой, скоро починится" - вздыхали жильцы
дома очередному замешательству лифта.
Предложенный жилищно-эксплуатационной конторой вариант приобретения нового
лифта верхам Ксанкиного дома был явно не по карману, низы же устраивало то,
что есть. Труженик васюкприватизации отказался спонсировать сей, на его
взгляд, утопичный проект, зато, мня себя меценатом, постоянно уговаривал
барчонка перестать добиваться Ксаны, обещав выделить ему деньги на услуги
проституток - а себе он грозился поставить отдельный лифт и, бросив вызов
техническим характеристикам здания, невзирая на боязнь однохаусников, рыл
под домом персональный гараж на 2,5 машино-места.
И вот однажды, в момент эротических грез, барчонку удалось спроецировать
время своей эпохи на пространство стыда, преломленное через юмор - и он
перевоплотился в лифт из Ксанкиного подъезда.
На его дверях дворник (решив объявить лифт зоной культурного фронта) - туда,
где раньше висели правила пользования лифтом, повесил предупреждение,
гласившее, что лифт без удобств, - но нужда, как выяснилось, не
способствовала доверчивости людей к инструкциям.
Ксанкин меценат нацепил на лифтовую шахту своего этажа дополнительную
металлическую дверь с сейфовым замком - и теперь стоять в его пролете стало
ужасно душно.
Если не считать спусков-подъемов Ксанки по этому карьерному лифту с
цивилизаторской миссией неисчерпания ресурсов бытия, которая, видимо
протестуя против парадоксальности регулярного и однообразного блуждания по
этажам, постоянно бросала на пол окурки, лифту-барчонку оставалось
наслаждаться только покраской местной шпаны, оклейкой разными вкладышами,
жвачками и наклейками.
Если бы не царапание, лифт даже радовала бы творчески прогрессирующая
молодежь.
Самой незаурядной из всех происходивших в нем отделочных работ была попытка