"Эрнест Цветков. Досье на человека (Документальный роман о душе) " - читать интересную книгу автора

новое знание и новую мудрость.
- А если не принимает эту необходимость?
- Тогда остается тем, кем и был. Таких большинство. Серая масса.
- Твои пациенты из этой массы?
- Девяносто процентов - да. Они приходят ко мне и становятся в очередь,
словно за колбасой. Они и ожидают, что я накормлю их духовной колбасой. И я
кормлю, вот в чем беда. А если я не даю им этих кусков, а предлагаю
разобраться в себе, они обижаются и обвиняют, что я мало уделяю им внимания.
А у тебя, Рита, разве не так?
- Может быть и так, но они - как дети.
- Это нам понятно. Особенно мужчины, они регрессируют, становятся
маленькими детьми и поголовно влюбляются в тебя. Я даже могу догадаться, что
многие из них после посещения твоего кабине-га запираются где-нибудь у себя
дома и в одиночку сладострастничают, тая в своей памяти светлый образ
доктора Маргариты.
- А женщины твои?
- Допускаю. Кое-кто из них даже признается...
- Друзья, - напомнил о себе мастер верлибра, - мне кажется, авто уже
прогрелось, не поехать ли нам?
- Что ж... отчего бы и не поехать? - добродушно отозвался
Герман.
Машина рванула и вонзилась в тяжелый сумрак ноябрьской ночи.

ЛУКИН. ПОГРУЖЕНИЕ В СОН

Одно из двух: либо она жива, либо покойники способны передвигаться.
Постольку поскольку в нашей, наполненной абсурдом жизни возможно все,
то я не знаю, какое из этих предположений реальнее. Как бы там ни было, Лиза
исчезла, а я один. И я снова в аду. Хотя, быть может, и не совсем уже в аду.
А, может быть, переместился уже в чистилище, где мне предоставляется
возможность что-то изменить, перенаправить ход событий и избавиться от всей
этой грязи, которой я оброс в последнее время. А в последнее время мы много
вопим о духовном возрождении, и при этом каждый из вопящих аккуратненько
этак норовит оттяпать лакомый кусочек у своего соседа, тоже вопящего. Однако
пусть кричат и неистовствуют. И брызжут слюной. Я-то не надеюсь на духовное
возрождение, чье бы то ни было, а уж тем паче свое собственное. Мне бы душу
свою спасти, да обрести покой. Конечно же, Лиза жива. Жива. Но где она
сейчас? Не в милиции ли? Возможно, она оставила какую-нибудь записку, пусть
презрительную, пусть гневную - неважно какую, но - весточку о себе. Нет
весточки. Только остывшая подушка. Неподвижная и безмолвная. Но сколько она
таит в себе сновидений, фантазий и воспоминаний. Я касаюсь щекой подушки,
припухшей от погруженных в нее интимных тайн, и медленно прикрываю глаза, и
невидимые, бесплотные и беззвучные волны мягко уносят меня в пространство,
сотканное из череды образов и ощущений. Как же это все начиналось?

***

Она мне сказала, чтобы я поправил галстук. Я его поправил, но чуть не
удавился. Тогда она посмотрела на меня вызывающе и пожала плечами. Что она
хотела выразить своим взглядом, я так и не понял. И тут она стала медленно